Один день Ивана Денисовича

Солженицын в образе Ивана Денисовича.

«	Работа — она как палка, конца в ней два: для людей делаешь — качество дай, для начальника делаешь — дай показуху.	»
— Мнение главного героя. Да, начальники — не люди.

Один день Ивана Денисовича — рассказ (по объёму скорее повесть, но автор настаивал на жанровом определении рассказа из-за единства места и времени действия) Александра Исаевича Солженицына (1918—2008), первое его официально опубликованное произведение, вышедшее в 1962 году в журнале Александра Твардовского «Новый мир» и произведшее на советских и мировых читателей самый настоящий эффект разорвавшейся бомбы. Это не было первое официально опубликованное в СССР произведение о жизни в сталинских лагерях (незадолго до того «Известия» Алексея Аджубея напечатали очерк Георгия Шелеста «Самородок», прошедший незамеченным и заметно уступавший как художественное произведение), но первое, которое массово прочли и хорошенько запомнили, что сделало дискуссию о недавнем прошлом одной из главных дискуссий шестидесятых. Спустя более чем полвека «Один день…» остаётся не только самым известным, но и самым популярным произведением Солженицына. И даже открытые противники и ненавистники Солженицына как писателя и человека в большинстве своём признают этот рассказ выдающимся произведением и уже устоявшейся классикой русской и советской литературы. С 1997 году входит в обязательную школьную программу по литературе.

История создания и публикации

Сама идея рассказа появилась у Солженицына зимой 1950—1951 годов во время заключения в Степлаге в Экибастузе: «Я в 50-м году, в какой-то долгий лагерный зимний день таскал носилки с напарником и подумал: как описать всю нашу лагерную жизнь? По сути, достаточно описать один всего день в подробностях, в мельчайших подробностях, притом день самого простого работяги, и тут отразится вся наша жизнь. И даже не надо нагнетать каких-то ужасов, не надо, чтоб это был какой-то особенный день, а — рядовой, вот тот самый день, из которого складываются годы» (Из интервью Солженицына для ВВС)

Собственно же работа над рассказом началась в мае 1959 г. и продолжалась сорок пять дней. К этому времени уже была написана первая редакция романа «В круге первом», «Матрёнин двор» и несколько частей будущего цикла «Крохотки», начался сбор материала для будущих «Архипелага ГУЛАГ» и «Красного колеса». Но всё это были вещи очевидно «непроходные» и писались по понятным причинам в стол. К 1962 г., однако, обстоятельства наконец сложились для автора удачно — во-первых, XXII съезд КПСС продолжил курс на десталинизацию, во-вторых, сам рассказ попал в руки к Александру Твардовскому, лично знакомому с Хрущёвым, в-третьих, помимо Твардовского, публикацию повести поддержали такие выдающиеся представители советской литературы как Илья Эренбург, Константин Паустовский и Корней Чуковский.

Сюжет

Описывает рассказ буквально один день из жизни простого советского зэка «Щ-854», он же Иван Денисович Шухов, попавшего в советский лагерь из немецкого плена. Очередной зимний день заключённого полон и тяготами, и поиском маленьких радостей (насколько они в этой ситуации возможны) от побудки в пять утра до самого отхода ко сну.

«Прошёл день, ничем не омрачённый, почти счастливый. Таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пятьдесят три. Из-за високосных годов — три дня лишних набавлялось…» (Знаменитая завершающая фраза рассказа).

Тропы и штампы

• Ботать по фене — к рассказу прилагается приложение из небольшого словарика терминов и выражений, употребляемых зэками в тексте.
  • Большая часть их благополучно вошла в современный русский язык.
• Говорящее имя — Волковой, начальник режима в лагере. Подсвечено автором: «Вот Бог шельму метит, фамильицу дал!» «Волкового не то что зэки и не то что надзиратели — сам начальник лагеря, говорят, боится». «Он еще плетку таскал, как рука до локтя, кожаную, крученую. В БУРе ею сек, говорят. Или на проверке вечерней столпятся зэки у барака, а он подкрадется сзади да хлесь плетью по шее».
  • Фетюков — ничтожество. Шухов можно считать отсылкой и к «зашуганный», и к «шухер, гражданин начальник идёт, прячемся!»
• Гулаги и рабы. У Солженицына без этого никуда. Собственно, эта повесть вполне себе кодификатор.
• Гурман-гуро. «Баланда не менялась ото дня ко дню, зависело — какой овощ на зиму заготовят. В летошнем году заготовили одну соленую морковку — так и прошла баланда на чистой моркошке с сентября до июня. А нонче — капуста черная. Самое сытное время лагернику — июнь: всякий овощ кончается и заменяют крупой. Самое худое время — июль: крапиву в котел секут. … Из рыбки мелкой попадались все больше кости, мясо только на голове и на хвосте держалось. Шухов в любой рыбе ел все: хоть жабры, хоть хвост, и глаза ел, когда они на месте попадались. … Магара застыла в один слиток. Она и горячая ни вкуса, ни сытости не оставляет. Каша не каша, а идет за кашу».
• Доносчик. «Двух стукачей известных прям на вагонке зарезали, по подъему. И один стукач сам к начальству в БУР убежал».
• Зыбучий грёбаный песец — «фуимется» и «фуяслице» из речи зэков. По свидетельству самого Александра Исаевича («Бодался телёнок с дубом») эта эвфемизация нецензурщины принадлежит Твардовскому и по сути представляет собой Шрамы от цензуры. Но при этом автор сумел отстоять слово «смехуёчки».
  • Редупликация-шмедупликация
    • «На столике у них маслице да фуяслице».

«	…Взлез на столб и протирал термометр. Снизу советовали: — Ты только в сторону дыши, а то поднимется. — Фуимется! — поднимется!… не влияет.	»
— «Один день Ивана Денисовича»

• Кошмарные медицинские состояния — цинга и кровавый понос, пережитые Иваном Денисовичем в Усть-Ижме, памятны ему до сих пор.
• Маленький человек — сам Иван Денисович. В лагере есть и бандеровцы, и кавторанг Буйновский, и простой крестьянин Шухов на их фоне ничем особенно не выделяется.
  • А Фетюков «в какой-то конторе большим начальником был», а в лагере не брезгует собирать табак из выплюнутых окурков. «Из последних бригадников, поплоше Шухова. …Шухов не всякую работу возьмет, есть пониже».
• МТХ — ну, не совсем МТХ, но близко: новый промысел «красилей», рисующих «ковры» на простынях сквозь трафареты, привезённые как трофей с войны. Родная деревня Шухова, если верить письмам его жены, живёт с малевания таких «ковров».
• Невиновный в тюрьме — не только Шухов, которому дали десять лет лагерей за сутки во вражеском плену (якобы он получил задание вредить СССР), но и почти весь лагерь, кроме разве что бендеровцев и настоящего румынского шпиона.
• Не в ладах с историей — два ляпа в одном. Два образованных зэка обсуждают фильм Эйзенштейна «Иван Грозный. Часть II», причём один из них обвиняет режиссёра в оправдании тирании и подхалимаже перед властью, а второй в защиту говорит, что иначе фильм бы не пропустили. Первая половина ляпа заключается в том, что в реальности фильм вызвал ярость советского начальства, обвинения в очернении великого правителя и опалу для автора. А вторая половина — в том, что фильм по вышеназванным причинам именно что не пропустили, а положили на полку до 1958 года, так что зэки его смотреть никак не могли. То ли Солженицын ошибся, то ли пожертвовал фактами ради незаслуженного На тебе! в адрес Эйзенштейна.
• Неловкое прозвище — заключенный Фетюков, презираемый всеми остальными зеками, носит прозвище «шакал» за привычку шакалить, то есть выпрашивать у солагерников окурки.
• Неясно-смуглый — «в Цезаре всех наций намешано: не то он грек, не то еврей, не то цыган». Судя по тому, что прототип — киносценарист Лев Гроссман, Цезарь Маркович таки еврей. «Картины снимал для кино. Но и первой не доснял, как его посадили».
  • Сало и горилка — среди солагерников Ивана Денисовича есть не просто украинцы, но украинцы западные и даже прямо называемые «бендеровцами» (sic!).
  • Есть в лагере и эстонцы и латыши с литовцами — прямо это не сказано (а про двух эстонцев опровергается в тексте), но вероятно, среди них есть и «лесные братья».
• Оно из грузовика выпало — заключённые закрывают окна на стройке «найденным» там же толем (чтобы было теплее), а для начальства придумывают объяснение — пришли, а уже так было (а потом популярно объясняют мелкому начальнику тоже из заключённых, что с ним будет, если он эту версию не поддержит).
• Полицай — Шкуропатенко, сам зэк, охраняющий зэков.
• Православные плохие — с точки зрения фанатика-баптиста Алёшки. «Православная церковь от Евангелия отошла. Их не сажают или пять лет дают, потому что вера у них не твёрдая». Цитата вызывает законное возмущение православных христиан, потому что наглая ложь и первое, и второе, и третье.
• Религиозный фанатик — получившие по двадцать пять лет баптисты и в лагере сохраняют отчаянную верность вере и даже пытаются её проповедовать. Иван Денисович, однако, не уверовал — очень уж проповеди баптистов ему напоминают такие же проповеди политруков.
• Светлее и мягче — каторжный лагерь, в котором сидит Шухов, кажется таковым не только самому Шухову, не понаслышке знакомому с лагерем в Усть-Ижме, но и читателям, знакомым, например, с колымскими лагерями (Варлам Шаламов, в частности, указывает, что там, где он сидел, лагерный кот был бы немыслим — его бы давно съели)
  • К тому же в лагере Ивана Денисовича в основном политзэки, не притесняемые уголовниками.
• Серийный номер — Щ-854, личный номер Ивана Денисовича. Именно так — «Щ-854» — изначально и хотел назвать рассказ автор, но позднее рассудил, что предложенный Твардовским и ныне канонический вариант названия, ничуть не хуже, а в чём-то и удачнее.
• Тюремщик — много типажей. Есть приличные люди, а есть те, кто упивается своей маленькой властью.
• Тюрьма — дом родной — заключенный под номером Ю-81. «Об этом старике говорили Шухову, что он по лагерям да по тюрьмам сидит несчётно, сколько советская власть стоит, и ни одна амнистия его не прикоснулась, а как одна десятка кончалась, так ему сразу новую совали».
• Убийство по ошибке: «Двух стукачей известных прям на вагонке зарезали, по подъему. И потом еще работягу невинного — место, что ль, спутали».
• Шпион — как минимум один настоящий, севший за дело, в бригаде Шухова имеется, но многие, как и сам протагонист, тоже в таковых числятся.
  • Почти Формальное наказание, ни Шухову, ни видно самому Солженицыну невдомек, что следователь его фактически спас, посадив за шпионаж, а ведь как дезертир мог и расстрел получить.

Адаптации

• Норвежско-британский фильм 1970 г. Одобрен автором. В роли Ивана Денисовича — Том Кортни.
• Российский фильм, вышедший в октябре 2021 г. Режиссёр — Глеб Панфилов, ранее удачно экранизировавший роман «В круге первом». В роли Ивана Денисовича — Филипп Янковский.