Разделение на свой-чужой

Материал из Posmotreli
Перейти к навигации Перейти к поиску
« Я не вижу здесь их.
Я не вижу здесь нас.
»
— Виктор Цой
« — Дедушка, а сколько людей ты убил на войне?
— Ни одного, внучек! Я не убивал людей — я убивал врагов!
»
— Невыдуманный диалог примерно полувековой давности
« Если теория относительности подтвердится, то немцы скажут, что я немец, а французы — что я гражданин мира; но если мою теорию опровергнут, французы объявят меня немцем, а немцы — евреем. »
— Эйнштейн об относительности людских взглядов

Разделение на свой-чужой — образец двойной морали, в которой для своих и чужих совершенно разные моральные принципы. Яркий пример — это табу на каннибализм, согласно которому члены своего племени — «настоящие люди» — могут поедать членов другого племени — «нелюдей». Табу наложено только на поедание «настоящих людей»[1].

Корнями разделение уходит в то время, когда государства ещё не было, а единственной защитой была принадлежность к племени — если кто обидит, то всё племя будет мстить обидчику, если потребуется помощь, то всё племя соберётся на помощь. Тут все — свои, и все своим обязательно помогают, того, кто не помогает, могут и изгнать из племени, и в те времена это считалось участью хуже смерти, так как никто за него не заступится и никто ему не поможет. Если его будут грабить или убивать — никто не придёт на помощь, если заболеет, то шаман не станет лечить, и так далее. И защита и помощь племени не распространялась на чужаков, и с беззащитным чужаком можно было сотворить всё, что угодно, вплоть до того, что чужака могли считать не человеком, а мясом на ножках, которое можно съесть. И единственное, что защищало чужака — то, что племя, к которому чужак принадлежит, в случае чего будет за него мстить.

Шли времена, появлялись и росли первые государства. И порой случалось, что какое либо маленькое племя, нередко насильно или просто добровольно-принудительно, включали в состав какого-нибудь немаленького государства. И вчерашнее свободное племя поколениями сохраняло остатки своей было ментальности, став не столько частью большого государства, сколько мини-государством в государстве, воспринимающим большое государство не столько как своих, сколько как чужаков, с которыми приходится мириться.

Шли времена, распадался родовой строй, и уже феодал, всё ещё формально приходящийся соплеменником бедному крестьянину, не желал воспринимать его как соплеменника, которому чем-то обязан, и, постаравшись позабыть о родстве со смердами, брал себе в качестве родового имени название укреплённого дома, со временем превратившегося в замок, к которому прибавлял «фон» или «де», что дословно означало «из такого-то дома». И племя, постепенно рассасываясь, теряло признак идентификатора, на основании которого защищали и помогали своим. Тогда на замену стали появляться названые братья, став тем самым признаком, на основании которого различали своих и чужих. Что, между прочим, унаследовано Коза Нострой — собранием людей, называющих себя «семьями», но при этом биологическими родственниками друг другу отнюдь не являющимися, и главное — крайне жёстких и жестоких по отношению к чужим.

Тогда же стала появляться и сословная мораль, которая уже на основании сословия разделяла на своих и чужих, позволяя феодалу с абсолютно чистой совестью грабить и убивать смердов, в то же время обязывая проявлять благородство и великодушие по отношению к дворянам. И знаменитое рыцарское «защищать вдов и сирот» относится только к дворянкам и детям дворян, но отнюдь не к смердам. Альтернативой для разделения могла служить и религия. Особенно если имелись соседи другой религии, ну, а если их не было… то признаком могло служить разделение по сектам.

Но главным у всего этого было одно — какой-нибудь формальный признак, на основании которого полагается помогать и при отсутствии которого можно отказать в помощи.

Близкий троп — готтентотская мораль.

Примеры[править]

Литература[править]

  • Генрик Сенкевич, «Огнём и мечом» — Ярема Вишневецкий приказывает посадить на кол послов Хмельницкого. Когда священник напоминает ему, что Хмельницкий послов Вишневецкого не тронул, Вишневецкий возмущенно отвечает, что сравнивать его послов с послами Хмельницкого — оскорбление для благородных шляхтичей.
    • Причем поскольку Хмельницкий — тоже шляхтич, подразумевается, что шляхтичами не являются послы Хмельницкого — в отличие от послов Вишневецкого.
      • Вообще-то, возмущение Вишневецкий выражает словами «ты что, меня с бунтовщиками равняешь»?
  • Братья Стругацкие, недописанный роман «Белый Ферзь» («Операция Вирус») — Островная Империя с Саракша. Своим — утопическое общество типа Мира Полудня, а соседям — пиратские рейды флотов А, Б и Ц.
  • «Отблески Этерны» — Дик Окделл. Подлецу Штанцлеру и королеве Катарине, да и другим Людям Чести он всегда находит в своих глазах достойное оправдание, чем те и пользуются до момента, когда практически прямо не признаются, что делали это. При этом к людям низкого происхождения относится пренебрежительно — очень показателен момент, что, когда он узнаёт имя отца Герарда — издевавшегося над ним капитана Арамоны — делает глупую попытку сломать новому знакомому карьеру. Когда же эр Дика — Рокэ Алва, напомнил, что сам Окделл недавно оказался в точно такой же ситуации (его, как сына смутьяна, никто не принимал на службу), Ричард был в дикой ярости от одного факта того, что его — Человека Чести и Повелителя Скал — сравнили с Герардом. Дальше — хуже: он встречает Альдо, который рассказами о силе Повелителей и их правом на Кэртиану сносит Дику башню. После этого все, кроме эориев, для него грязь.
  • «Хроники странного королевства». Шеллар специально берет Ольгу на важное международное мероприятие, чтобы она сообщала обо всех странностях. Вскоре Ольга действительно замечает Толика, на которого никто не обращает внимания, даром что выглядит он… как Толик, в общем. «О! Мафей! Вот с ним надо это обговорить — он и разберется, и не получится, будто она Толика ни за что ни про что застучала, а то даже неудобно… Король ведь, наверное, врагов каких-нибудь имел в виду, а Толик — он же свой… Западло же так делать…» («Рассмешить богов»)
  • Павел Шумил, «Этот мир придуман не нами» — рыжие (цвет шерсти наследуется, если оба родителя одного цвета) пратты (разумные коты) в итоге доигрались до жестокой войны с соседями, проиграли эту войну, и те, кто выжил, стали рабами и не могут быть НЕ рабами. У некоторых персонажей есть рыжие рабыни, которые, как положено, ходят в ошейниках. Как домой придут — сами снимают. Мать главной героини вообще убили за попытку мятежа взять в руки боевое оружие, ввязаться в бой с охраной, стараясь их не ранить и НЕ давая выбить это оружие - ну в итоге ее таки убили с оружием в руках, как она и хотела, хотя был прямой приказ не убивать по возможности, саму главную героиню отец (не раб, а местный Владыка) вообще подарил голокожим иноземцам, даже не праттам команде прогрессоров с Земли — более чем оправдалось.

Аниме и манга[править]

  • The Morose Mononokean — в самом начале этой линии придерживается Абено: причём «свои» для него — это не люди, а ёкаи. Он и Асии-то помог только ради Пушка, на самого Асию ему было плевать, что он прямым текстом парню и высказал (надо заметить, что весьма несправедливо, ибо ну какой ещё реакции, можно было ожидать от обычного человека в той ситуации? Не все, как Абено, с детства с ёкаями общались).

Музыка[править]

  • «Ария» — «С кем ты?»: «Разделился весь мир на „они“ и „мы“»
  • Чёрный обелиск — «Убей их всех», песня посвящена этому. По Закону По не все поняли, что это сатира.
  • «Сплин» — «Время, назад»: «Всё разделилось опять на чужое и наше, бросив на разные чаши против и за».
  • Pink Floyd — Us and Them

Примечания[править]

  1. Следующий этап: членов другого племени тоже есть нельзя, но пигмеи из-за их необычного роста все равно за людей не считаются, и на них табу не распространяется.