Редактирование: Зловещая долина

=== [[Литература]] ===

* Феномен зловещей долины ярко описал [[Старше, чем радио|еще Тургенев]] в рассказе «Живые мощи», когда главный герой, от лица которого ведется повествование, встретил женщину, пораженную тяжелой болезнью (в тексте не сказано, какой именно, но, судя по симптомам, это [[Знахарский диагноз|болезнь Аддисона]] — патология надпочечников):

{{Q|pre=1|

Голова совершенно высохшая, одноцветная, бронзовая — ни дать ни взять икона старинного письма; нос узкий, как лезвие ножа; губ почти не видать — только зубы белеют и глаза, да из-под платка выбиваются на лоб жидкие пряди желтых волос. У подбородка, на складке одеяла, движутся, медленно перебирая пальцами, как палочками, две крошечных руки тоже бронзового цвета. Я вглядываюсь попристальнее: лицо не только не безобразное, даже красивое, — но страшное, необычайное. И тем страшнее кажется мне это лицо, что по нём, по металлическим его щекам, я вижу — силится… силится и не может расплыться улыбка.|Тургенев}}

* Ф. М. Достоевский, «Бесы» — Ставрогин за несколько лет до начала основных событий романа: «Поразило меня тоже его лицо: волосы его были что-то уж очень черны, светлые глаза его что-то уж очень спокойны и ясны, цвет лица что-то уж очень нежен и бел, румянец что-то уж слишком ярок и чист, зубы как жемчужины, губы как коралловые, — казалось бы, писаный красавец, а в то же время как будто и отвратителен. Говорили, что лицо его напоминает маску…» Позднее эта черта исчезает: «теперь же, не знаю почему, он с первого же взгляда показался мне решительным, неоспоримым красавцем, так что уже никак нельзя было сказать, что лицо его походит на маску. Не оттого ли, что он стал чуть-чуть бледнее, чем прежде, и, кажется, несколько похудел? Или, может быть, какая-нибудь новая мысль светилась теперь в его взгляде?»

* Кир Булычёв, «Подземелье ведьм». Ведьмы разговаривают, двигая одними лишь губами. Но оно и понятно: {{spoiler|роботы же, прямо как современные японские "рободевушки" , смотри выше.}}

* Владислав Крапивин, «Голубятня на желтой поляне» — живые манекены, они же Те, Которые Велят. В зависимости от статуса и количества мыслящих единиц могут очень походить на человека (а могут и не походить), но что-то неестественное в них всё равно ощущается. У Магистра даже борода была как настоящая, но Яр и ребята не перепутали его с человеком. А о более низкоранговых манекенах и говорить не приходится: у них даже лица не двигаются. Ещё и изъясняются [[канцелярит]]ом.

* [[Братья Стругацкие]], «[[Отель „У погибшего альпиниста“]]» — все инопланетяне замаскированы почти идеально, а «странности» поведения пришельца Мозеса люди воспринимают, как эксцентричность богатого бездельника. Но…

** «Повреждённый скафандр» второго пришельца, Луарвика, для окружающих выглядит как увечное тело пострадавшего под лавиной, но глаза, движущиеся несогласно, как у хамелеона, вызывают отвращение.

* «Индукция» Александра Ковалева — боевая машина, используемая как мишень на стрельбах. Имеющая мышцы, кровь, гуманоидные пропорции (экзоскелет, всё-таки). Достаточно похожая если не на человека, то на обезьяну, чтоб вызвать у протагониста троп.

* Э. Т. А. Гофман, «[[Клокпанк|Автоматы]]» (1814 г.) — персонажи начинают обсуждать это явление в связи с [[Клокпанк|механическими куклами]] в рост человека:{{Q|pre=1|— Что до меня, — заявил Людвиг, — то мне в высшей степени отвратительны подобные куклы. Они не столько следуют своим человеческим образцам, сколько передразнивают их. Это не более чем статуи живой мертвенности или мертвой жизни. Еще в отрочестве я с плачем убегал прочь, когда меня собирались вести в кабинет восковых фигур, да и теперь не могу переступить его порога, не ощутив ужаса и отвращения.... И я убежден, что это жуткое чувство разделяет со мной огромная часть публики, пусть даже не в такой степени. ...ваш диковинный остроумный турок, приспособленный вращать зрачками, поворачивать голову и подымать руку, будет преследовать меня по ночам как некромантический кошмар.|}}

* Чудовище Франкенштейна же: «Как описать мои чувства при этом ужасном зрелище, как изобразить несчастного, созданного мною с таким неимоверным трудом? А между тем члены его были соразмерны и я подобрал для него красивые черты. Красивые — Боже великий! Жёлтая кожа слишком туго обтягивала его мускулы и жилы; волосы были чёрные, блестящие и длинные, а зубы белые как жемчуг; но тем страшнее был их контраст с водянистыми глазами, почти неотличимыми по цвету от глазниц, с сухой кожей и узкой прорезью чёрного рта. <…> На него невозможно было смотреть без содрогания. Никакая мумия, возвращенная к жизни, не могла быть ужаснее этого чудовища. Я видел своё творение неоконченным; оно и тогда было уродливо; но когда его суставы и мускулы пришли в движение, получилось нечто более страшное, чем все вымыслы Данте». (с)