Generation «П»

Материал из Posmotreli
Версия от 17:19, 7 мая 2022; Fox (обсуждение | вклад) (1 версия импортирована)
(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)
Перейти к навигации Перейти к поиску
« Когда-то в России и правда жило беспечальное юное поколение, которое улыбнулось лету, морю и солнцу — и выбрало «Пепси» »
— Начало романа

Generation ‚П’ (Поколение «П») — постмодернистский роман Виктора Пелевина, впервые вышедший в 1999 году в издательстве «Вагриус». Стал, наверное, самым известным и популярным (наряду с «Чапаевым и Пустотой») романом писателя и первым вышедшим сразу книгой, минуя журнальную публикацию.

Сюжет[править]

Начало 1990-х. Недавно ещё надеявшийся на беспечальную жизнь советского литератора выпускник Литинститута Вавилен Татарский вынужден оказаться в настоящем и стать продавцом в коммерческом ларьке у чеченского бандита Гусейна. Но однажды покупать к нему сигареты и презервативы подходит однокурсник Морковин. Вскоре после этой встречи Татарский бросает работу продавца и уходит в копирайтинг и рекламу, где поневоле вовлекается не только в новый и делящийся вовсю бизнес, но и в мифологию древнего Вавилона, мистический откровения и наркотические трипы.

Тропы и штампы[править]

  • Антиреклама наркотиков — как ни странно, тоже есть. Когда герой принимает особую марку ЛСД, ему является сирруф и наглядно показывает, что по ту сторону реальности Вавилену делать нечего, а «ощутить биение жизни» реально очень болезненно. А уж когда сирруф организует ему развосьмерение, Вавилен понимает, что такими темпами может и не пережить этой ночи.
  • Бабочка и император — именно такие размышления занимают Татарского, когда он начинает задумываться о том, откуда все-таки берутся тренды и есть ли вообще подлинная, незамутненная реальность. С одной стороны, он, Саша Бло и сотни других копирайтеров и редакторов пытаются уловить их из некоего коллективного бессознательного — с другой, они же их и формируют, подталкивая коллективное бессознательное в нужном направлении. Венцом становится откровение, что даже богатые и знаменитые, которым настоящая реальность вроде бы должна быть доступна по статусу, пребывают в порожденном копирайтерами плену сознания, искренне веря в «Бутан — страна, где запрещены телевизоры», сочиненный все тем же Дебирсяном-Бло. При этом в своем программном тексте дух Че Гевары упоминает о запрете телевизоров в Бутане как о факте, что добавляет еще слой раздумий.
  • Береставляет пуквы — такое расстройство речи приключается с главным героем, попившим чая из мухоморчиков. «Вы ска нежите, стан пройти до акции? Ну, где торектрички хо?»
  • Был никем, стал кошмаром — впервые Азадовский упоминается в произведении как брачно-квартирный аферист из Днепропетровска, умудрившийся через брак с москвичкой и фиктивную прописку родственников отжать у законной владелицы квартиру в Москве, выселив ее в коммуналку. Потом мы уже видим его главой всего русского отдела, ритуальным мужем богини Иштар.
  • Бронебойный ответ — Гусейн в диалоге со здоровенным русским бандитом ведёт себя замечательно спокойно и уверенно: «Я в горах не коз пас, а козлов. А если ты быковать приехал, я тебе кольцо в нос продену». От Ф-1. Каковую и демонстрирует, удерживая рычаг гранаты пальцами. После чего вставляет чеку обратно. После такой ненавязчивой демонстрации разницы подходов у чеченской и русской мафии Вовчик Малой малость угомонился.
    • Оверкилл — разборка Гусейна с Вованом ничем хорошим для последнего не кончилась: никто не ожидал, что кавказцы расстреляют внедорожник из реактивных огнемётов «Шмель» и добьют оставшихся из пулемёта. «У Вовчика машина бронированная была, только она ведь от нормальных людей бронированная, а не от выродков…».
  • Великий визирь — Фарсук Сейфуль-Фарсейкин является главным распорядителем в ритуале смены мужей Иштар, но в остальном держится на расстоянии, лишь помогая советами по надобности.
  • Гомосексуализм — это смешно — упомянут анекдот про малиновую косточку пополам со «сладкий хлеб», но косточка зачем-то стала вишнёвой.
  • Камео — Леонид Парфенов в финале-эпилоге экранизации описывает судьбу Татарского и снятые им клипы.
  • Клинопись и зиккураты — Татарский на досуге почитывает труды по шумеро-вавилонской религии. Потом в наркотическом бреду ему является мифическое существо «сирруф», а в финале он и вовсе проходит посвящение в доживший до наших дней культ Иштар.
  • Мёртвая рука — пример с вирусной бомбой, оставленной программистом компании рекламщиков. Планировалась как аргумент на случай непредвиденных переговоров с начальством, но то прикончило его, даже не дослушав. Когда рванула, всем пришлось горько пожалеть — вирус удалил правительство Кириенко.
    • Цитата-бастард — «задействовать неиспользуемые части секторов для хранения вируса» — популярная идея/«легенда» среди вирусописателей 1990-х. Было ли кем-то реализовано именно в такой форме — автору правки неизвестно.
  • Необычное сокращение имени — протагонист Вавилен Татарский крайне не любит своё имя, предпочитает называться Вовой. Ну неактуально оно в постперестроечной России. Не любил он его и до 1990-х — специально в 20 лет радостно «потерял» паспорт через месяц после получения и получил новый уже на Владимира. Но Вавиленом знающие люди все равно называют.
  • Обыденность зла — «Автора статьи звали Саша Бло. Если судить по тексту, это было холодное и утомленное существо неопределенного пола, писавшее в перерывах между оргиями, чтобы донести свое мнение до десятка-другого таких же падших сверхчеловеков. Тон Саша Бло брал такой, что делалось ясно: де Сад и Захер-Мазох не годятся в его круг даже швейцарами, а Чарли Мэнсон в лучшем случае сможет держать подсвечники. <...> Это был немолодой, толстый, лысый и печальный отец троих детей. Звали его Эдик. Отрабатывая квартирную аренду, он писал сразу под тремя или четырьмя псевдонимами в несколько журналов и на любые темы. <...> В московских глянцевых журналах был большой спрос на эту амбивалентность, такой большой, что возникал вопрос — кто ее внедряет? Думать на эту тему было, если честно, страшновато, но, прочитав статью про восторг растущего зуда, Татарский вдруг понял: внедрял ее не какой-нибудь демонический шпион, не какой-нибудь падший дух, принявший человеческое обличье, а Эдик».
  • Опасное ничтожество — Азадовский с точки зрения Фарсейкина: власть употребил на горы кокаина и ни разу не увиденные картины, а больше ничего и не придумал, потому боялся смещения и гробил талантливые кадры.
  • Перестройщики — пожалуй, лучше, чем здесь, сабжи не раскрыты нигде. Подробнее см. по ссылке.
  • Порезался, когда брился — субверсия. Почему у генерала Лебедя рука в гипсе? А там сигаретную пачку неправильного брэнда отрендерили. А как народу объяснить? Бандитская пуля. А чего ж он в своём выступлении о покушении ни слова не говорит? Ну дык Настоящий Мужык же не станет о ранах говорить.
  • Правительственный заговор — главный герой обнаружил, что вся политическая жизнь страны осуществляется не реальными людьми, а искусственными телевизионными образами, созданными могущественной организацией при помощи компьютерной графики. Когда герой пытается докопаться до истины, ему дружески советуют прекратить. Раскрытие подробностей происходит в романе «Empire V».
  • Производственный роман: "Один крупный политтехнолог в разговоре со мной грустно заметил, что это, мол, вам, простофилям, кажется, будто «Хвост виляет собакой» и «Generation „П“» — сатира и фантасмагория, а на самом-то деле это — скучные производственные романы…". (Кирилл Еськов)
  • Прощай, Алиса — с уходом СССР в нирвану герой еще какое-то время пытается делать вид, что и с чаемой им вечностью, для которой он будет творить стихи, все в порядке, но пробуждение к реальности оказывается внезапным и болезненным. С той поры Вавилен не написал ни строчки, а выживания ради устроился в ларек.
  • Так грубо, что уже смешно — «патррриотические» рекламные креативы Малюты (пародия — особенно ярко в фильме — на Дугина и иже с ним): «Сколько ещё Давидсоны будут ездить на наших Харлеях?», «Nike: добро побеждает!», вот это всё…
  • Твист Амброза Бирса — ближе к концу ГГ размышляет, а не в твисте ли он.
  • Чернуха — приведено стихотворение на мотив «Что такое осень?» с отсылкой к Достоевскому (см. по ссылке).
  • Экзистенциальный ужас — неоднократно настигает Татарского. Сперва он понимает, что вместе с Сашей Бло и другими призывает своей рекламой к неведомым далям, чтобы на вырученные деньги попытаться убежать в нарисованные им же дали. Далее оказалось, что и богатым людям реальность тоже рисуют такие вот Татарские и Бло.

Экранизация[править]

В 2011 г. после долгих лет мытарств и производственного ада вышла экранизация от режиссёра Виктора Гинзбурга; в главной роли — Владимир Епифанцев, в роли Азадовского — Михаил Ефремов. К счастью, создателям каким-то чудом удалось получить право на использование довольно многих реальных брэндов, включая сюжетно важные «Pepsi», «Coca-Cola» и «Tuborg», но присутствуют также и мотоциклы «Harly-Davidzon», и шампунь «Hedd&Sholderz».

  • Иронический кастинг — персонаж Сергея Шнурова — единственный в фильме из более-менее главных, кто вообще не матерится.