Редактирование: Идеология в адаптации

Перейти к навигации Перейти к поиску

Внимание: Вы не вошли в систему. Ваш IP-адрес будет общедоступен, если вы запишете какие-либо изменения. Если вы войдёте или создадите учётную запись, её имя будет использоваться вместо IP-адреса, наряду с другими преимуществами.

Правка может быть отменена. Пожалуйста, просмотрите сравнение версий ниже, чтобы убедиться, что это нужная вам правка, и запишите страницу ниже, чтобы отменить правку.

Текущая версия Ваш текст
Строка 43: Строка 43:
** Постановщик — ещё раз тот же самый Вайншток! Да он просто специалист по тропу!
** Постановщик — ещё раз тот же самый Вайншток! Да он просто специалист по тропу!
* «[[Солярис]]» Тарковского. Станислав Лем без прикрас назвал режиссера дураком после просмотра. Писателя возмутила, во-первых, абсолютно лишняя слезогонка, а во-вторых — открытая полемика Тарковского с его книгой. Лем через своё произведение пытался донести до читателя мысль, что Космос — это потрясающее, удивительное и опасное место, где человеческие мерки неприемлемы. Если человек хочет изучать Космос — он должен оставить свой антропоцентризм на Земле. А что пытался донести до зрителя Тарковский? Космос — опасное и враждебное человеку место. Нечего нам там делать — лучше останемся на Земле, среди родных берёзок…<ref>Вот слова самого Станислава Лема: ''«К этой экранизации я имею очень принципиальные претензии. Во-первых, мне бы хотелось увидеть планету Солярис, но, к сожалению, режиссер лишил меня этой возможности, так как снял камерный фильм. А во-вторых (и это я сказал Тарковскому во время одной из ссор), он снял совсем не „Солярис“, а „Преступление и наказание“. Ведь из фильма следует только то, что этот паскудный Кельвин довел бедную Хари до самоубийства, а потом по этой причине терзался угрызениями совести, которые усиливались ее появлением, причем появлением в обстоятельствах странных и непонятных. Этот феномен очередных появлений Хари использовался мною для реализации определенной концепции, которая восходит чуть ли не к Канту. Существует ведь Ding an sich, непознаваемое, Вещь в себе, Вторая сторона, пробиться к которой невозможно. И это в моей прозе было совершенно иначе воплощено и аранжировано… А совсем уж ужасным было то, что Тарковский ввел в фильм родителей Кельвина, и даже какую-то его тетю. Но прежде всего — мать, а „мать“ — это „Россия“, „Родина“, „Земля“. Это меня уже порядочно рассердило. Были мы в тот момент как две лошади, которые тянут одну телегу в разные стороны… В моей книге необычайно важной была сфера рассуждений и вопросов познавательных и эпистемологических, которая тесно связана с соляристической литературой и самой сущностью соляристики, но, к сожалению, фильм был основательно очищен от этого. Судьбы людей на станции, о которых мы узнаем только в небольших эпизодах при очередных наездах камеры, — они тоже не являются каким-то экзистенциальным анекдотом, а большим вопросом, касающимся места человека во Вселенной, и так далее. У меня Кельвин решает остаться на планете без какой-либо надежды, а Тарковский создал картину, в которой появляется какой-то остров, а на нем домик. И когда я слышу о домике и острове, то чуть ли не выхожу из себя от возмущения. Тот эмоциональный соус, в который Тарковский погрузил моих героев, не говоря уже о том, что он совершенно ампутировал „сайентистский пейзаж“ и ввел массу странностей, для меня совершенно невыносим»''. </ref>
* «[[Солярис]]» Тарковского. Станислав Лем без прикрас назвал режиссера дураком после просмотра. Писателя возмутила, во-первых, абсолютно лишняя слезогонка, а во-вторых — открытая полемика Тарковского с его книгой. Лем через своё произведение пытался донести до читателя мысль, что Космос — это потрясающее, удивительное и опасное место, где человеческие мерки неприемлемы. Если человек хочет изучать Космос — он должен оставить свой антропоцентризм на Земле. А что пытался донести до зрителя Тарковский? Космос — опасное и враждебное человеку место. Нечего нам там делать — лучше останемся на Земле, среди родных берёзок…<ref>Вот слова самого Станислава Лема: ''«К этой экранизации я имею очень принципиальные претензии. Во-первых, мне бы хотелось увидеть планету Солярис, но, к сожалению, режиссер лишил меня этой возможности, так как снял камерный фильм. А во-вторых (и это я сказал Тарковскому во время одной из ссор), он снял совсем не „Солярис“, а „Преступление и наказание“. Ведь из фильма следует только то, что этот паскудный Кельвин довел бедную Хари до самоубийства, а потом по этой причине терзался угрызениями совести, которые усиливались ее появлением, причем появлением в обстоятельствах странных и непонятных. Этот феномен очередных появлений Хари использовался мною для реализации определенной концепции, которая восходит чуть ли не к Канту. Существует ведь Ding an sich, непознаваемое, Вещь в себе, Вторая сторона, пробиться к которой невозможно. И это в моей прозе было совершенно иначе воплощено и аранжировано… А совсем уж ужасным было то, что Тарковский ввел в фильм родителей Кельвина, и даже какую-то его тетю. Но прежде всего — мать, а „мать“ — это „Россия“, „Родина“, „Земля“. Это меня уже порядочно рассердило. Были мы в тот момент как две лошади, которые тянут одну телегу в разные стороны… В моей книге необычайно важной была сфера рассуждений и вопросов познавательных и эпистемологических, которая тесно связана с соляристической литературой и самой сущностью соляристики, но, к сожалению, фильм был основательно очищен от этого. Судьбы людей на станции, о которых мы узнаем только в небольших эпизодах при очередных наездах камеры, — они тоже не являются каким-то экзистенциальным анекдотом, а большим вопросом, касающимся места человека во Вселенной, и так далее. У меня Кельвин решает остаться на планете без какой-либо надежды, а Тарковский создал картину, в которой появляется какой-то остров, а на нем домик. И когда я слышу о домике и острове, то чуть ли не выхожу из себя от возмущения. Тот эмоциональный соус, в который Тарковский погрузил моих героев, не говоря уже о том, что он совершенно ампутировал „сайентистский пейзаж“ и ввел массу странностей, для меня совершенно невыносим»''. </ref>
** Конкретно тут это просто частный случай тропа [[Типа я Тарковский]]: именно идеология - просто способ выпендриться, один из многих у тропнеймера.
* В некотором роде "Мираж"  по мотивам романа Джеймса Х. Чейза «Весь мир в кармане» (1959). Побольше социальных проблем там "у них". Акцент на то, что честным путем много не заработать. К тому же вся компания идет на ограбление не с только из-за желания легких денег, сколько от безысходности.
* В некотором роде "Мираж"  по мотивам романа Джеймса Х. Чейза «Весь мир в кармане» (1959). Побольше социальных проблем там "у них". Акцент на то, что честным путем много не заработать. К тому же вся компания идет на ограбление не с только из-за желания легких денег, сколько от безысходности.
** Правда, с учетом места (Рижская киностудия) и времени (1983 год) съемки, тут скорее не столько троп, сколько попытка сделать более глубокий и драматичный фильм из сравнительно банального детективного сюжета. Надо отметить, что попытка удалась - фильм и в самом деле глубже и содержательнее, чем литературный первоисточник.
** Правда, с учетом места (Рижская киностудия) и времени (1983 год) съемки, тут скорее не столько троп, сколько попытка сделать более глубокий и драматичный фильм из сравнительно банального детективного сюжета. Надо отметить, что попытка удалась - фильм и в самом деле глубже и содержательнее, чем литературный первоисточник.

Пожалуйста, учтите, что любой ваш вклад в проект «Posmotreli» может быть отредактирован или удалён другими участниками. Если вы не хотите, чтобы кто-либо изменял ваши тексты, не помещайте их сюда.
Вы также подтверждаете, что являетесь автором вносимых дополнений, или скопировали их из источника, допускающего свободное распространение и изменение своего содержимого (см. Posmotreli:Авторские права). НЕ РАЗМЕЩАЙТЕ БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ ОХРАНЯЕМЫЕ АВТОРСКИМ ПРАВОМ МАТЕРИАЛЫ!