Александр Бушков

Бушков Александр Александрович (род. 1956) — выдающийся российский фантаст, более всего известный своей многотомной и многолетней (создающейся с начала 1990-х и по настоящее время) сагой о лорде Свароге. Но к «Сварогу» творческий путь Бушкова отнюдь не сводится, многие другие его труды также достойны внимания.

Вообще Сан Саныч — очень плодовитый автор, склонный к написанию многотомных-многосиквельных эпопей (злые языки поговаривают, что не без некоторого участия «литнегров»).

Кроме фантастики, он пишет и «романы-боевики», в том числе и несколько конспирологической направленности. В них он часто добавляет бонусы для современников, а то и прямо выводит реальных лиц (или карикатуры на них), обычно с полагающимся переименованием.

Особенности личности, творчества, убеждений и деятельности

Бушков — по одной линии еврей, а по другой — польский шляхтич. Любит иногда рассказать, что имеет некоторые права на польский престол, но, разумеется, не намерен заявляться на него и ратовать за собственную «элекцию» («Не примет Польша такого pana króla [пана круля], — ещё, чего доброго, поколотят меня потомки шляхты, лол»).

Бушков — любитель тропов «Мачо», «А власти скрывают», «Герой-прагматик» и «Оружейное порно» (но в последнем ему далеко до Андрея Круза). Часто создаёт образы героев, способных на решительное прямое действие. Однако каких-либо мэрисью/мартистю не создаёт никогда; в отношении у этого тропа — полная аверсия.

Он хотел переводить Сапковского, но добровольно уступил это Вайсброту.

С оговорками — Бушков сталинист, но не потому, что коммунист (чего нет, того нет), а потому что авторитарист и имперец.

Бушков осуждает большинство известных разновидностей тоталитаризма. Но не в исполнении Сталина — тут у Бушкова сразу включается троп «Так было надо», аж до стадии «Не было, мол, другого выхода!».

Большое значение придаёт своему родному Красноярску и вообще Сибири, поэтому в определённых кругах слывёт «сибирским сепаратистом». Но таковым не является — да и вообще каким бы то ни было. Бушков — сторонник укрепления и консолидации Российской державы, а отнюдь не её «разделения на ся».

В философско-этическом плане Бушков — сторонник соборных, а не центробежных мировоззрений.

Силовиков любит и уважает. А «гнилых слюнявых интеллигентишек» — отнюдь нет.

Кроме фантастических и «боевиковых» сюжетов (как правило, весьма годных и умело изложенных), Бушков является также историком-любителем и занимается популяризацией истории. В этом своём качестве резко и упорно осуждает:

• скалигеровщину (то есть практиковавшееся в эпоху Возрождения и позже «сочинение официальной исторической хронологии от балды», с привлечением оккультных — нумерологических — принципов);
  • вообще всяческий оккультизм-«шизотерику» как явление — отнюдь не только в применении к изучению истории;
• «написание истории победителями» и вообще всякое «переписывание истории» именно под прихоти и аппетиты сильных мира сего;
• искусственное сепарирование истории от прочих наук. Бушков настаивает, что таким макаром получается в итоге «сепарирование изучения исторических событий от реальной жизни», а это-де феномен антинаучный;
• слепую приверженность устоявшимся версиям и букве источников (подобно М. Каченовскому, Н. Морозову и Р. Коллингвуду, Бушков тоже требует проверять источники смежными дисциплинами и «здравым смыслом»);
  • в частности, отвергает устоявшуюся, но зияющую логическими и фактологическими дырами версию о «злобном татарском иге над Русью», а уж о «МОНГОЛЬСКОМ» компоненте этого ига — и подавно;
  • а равно отвергает и устоявшуюся версию «очень древней, многотысячелетней» китайской истории;
• неэтичных учёных как феномен (Бушков — сторонник осторожной науки);
• «окаянное византийское православие» как фактор удушения светской культуры (в этом пункте Бушкову милее католицизм, при котором светские искусства развивались свободно);
• чрезмерное поливание грязью имени и личности Иоанна Грозного;
• идеализацию Петра I. Более того, сего деятеля и его практику Бушков порицает. Считать Петра «славой России» он отказывается, настаивая, что от потуг Петра было значительно больше вреда, чем пользы. Бушков охотно подписывается под известной эпиграммой «Нет, не змия Всадник Медный растоптал, стремясь вперёд — растоптал народ наш бедный, растоптал простой народ»;
• идеализацию декабристского движения;
• теорию Дарвина;
• протестантскую этику с её детерминизмом (учением о железной предопределённости всех судеб) и фактическим «правом сильного/богатого»;
• былой британский империализм;
• Никиту Хрущёва;
• большевизм и любые его, по мнению Бушкова, аналоги — то есть экстремизм всех сортов, в любые эпохи;
• нынешнюю западную захватчивость, на которую её сторонники наклеили красочный лейбл «глобализм»;
  • толерантное зло как одно из любимых орудий этой западной захватчивости (в данном пункте Бушков — единомышленник Сергея Лукьяненко).

Как минимум часть этих идей находит отражение и в художественном творчестве Бушкова.

Фоменковщину Бушков критикует, но с другой стороны — не с «официальной», не с «фундаменталистской».

За всё вышеперечисленное Бушкова некоторые клеймят «фолк-историком», на что Сан Саныч отвечает великолепным презрением. Он терпимо относится к критике своего художественного наследия («я не золотая монета, чтобы всем нравиться»), но открыто потешается над критиками своих ВНЕхудожественных взглядов и приёмов.

Некогда официально состоял в «команде» Александра Лебедя.

Открыто и последовательно выступает в защиту Путина.

Также Бушков является «адвокатом» Лаврентия Берии, порой даже откровенно любуется его управленческим талантом — и сожалеет о том, что этот талант «подстрелили на лету», не дав Лаврентию Павловичу развернуться в масштабах всего отечества (в Грузии Берия себя действительно очень хорошо показал).

Авторский набор штампов

Будь бушковский герой красавцем (что реже) или просто мачо «скорее заурядной» внешности — всё равно самые разные женщины то и дело хотят протагониста, и то с одной, то с другой протагонист ложится в постель (иногда банально «чтобы не обидеть, не оттолкнуть»). Даже если бушковский герой твёрдо замыслил быть верным своей супруге или любовнице — всё никак не получается: например, в интересах дела.

Бушков ненавидит изнасилования и обличает насильников. Так же настроены и многие бушковские герои, и когда могут — карают за подобные замашки.

• К ЛГБТ и чрезмерно изобретательной сексуальности писатель тоже относится, мягко выражаясь, без всякого почтения.
• Иногда показывает эфебофилов с некоторым сочувствием (как антигероев, а не злодеев), но в целом педофилию осуждает.

Бушков питает явную предрасположенность к многоточиям, чаще всего именно для подсветки тонкого/мрачного/многозначительного намёка.

Любит слово «насквозь» в значении «полностью, совершенно»: «насквозь обыденное дело» и т. п.

Когда хочет что-то чему-то резко противопоставить — с высокой вероятностью употребит слова «…совершенно иначе…».

Недолюбливает ропы «коронная фраза» и «вербальный тик» — и не употребляет их почти никогда.

Любит постмодернистски стилизовать бульварную литературу. И, в частности, свой opus magnum — сагу о Свароге — творит в стиле этакого «комикса в прозе», но глубокого, с постоянно поднимаемыми серьёзными вопросами (то есть легковесностью и не пахнет).

Является хорошим анекдотчиком, исследователем современного фольклора. Порой прямо посреди своего художественного текста цитирует известные (в том числе и «бородатые») анекдоты — или просто делает к ним прозрачные отсылки.

Очень неплохо знает мировую историю, а историю и культуру Польши — так и вовсе великолепно. Часто вставляет «что-нибудь про Польшу» даже там, где это не обязательно (но и не вредно). В устной и письменной речи Бушкова тоже изредка проскакивают полонизмы («он есть злодеем» вместо «он есть злодей», и т. п.).