Александр Бушков

Бушков Александр Александрович (род. 1956) — выдающийся российский фантаст. Более всего известен своей многотомной и многолетней (создающейся с начала 1990-х и по настоящее время) сагой о лорде Свароге. Но к «Сварогу» творческий путь Бушкова отнюдь не сводится; многие другие его труды также достойны внимания.

Вообще Сан Саныч — очень плодовитый автор. Склонен к написанию многотомных-многосиквельных эпопей (злые языки поговаривают, что не без некоторого участия «литнегров»).

Кроме фантастики, он пишет и «романы-боевики», в том числе и несколько конспирологической направленности. В них он часто добавляет бонусы для современников. А то и прямо выводит реальных лиц (или карикатуры на них), обычно с полагающимся переименованием.

Особенности личности, творчества, убеждений и деятельности

Детали биографии

Бушков — по одной линии еврей, а по другой — польский шляхтич. Любит иногда рассказать, что имеет некоторые права на польский престол, но, разумеется, не намерен заявляться на него и ратовать за собственную «элекцию» («Не примет Польша такого pana króla [пана круля], — ещё, чего доброго, поколотят меня потомки шляхты, лол»).

Он хотел переводить Сапковского, но добровольно уступил это Вайсброту.

Некогда официально состоял в «команде» Александра Лебедя.

Открыто и последовательно выступает в защиту Путина. Началось ещё с публицистического байопика: «Владимир Путин: Полковник, ставший капитаном».

Политические предпочтения

С оговорками — Бушков сталинист. Но не потому, что коммунист (чего нет, того нет), а потому что авторитарист и имперец.

Бушков осуждает большинство известных разновидностей тоталитаризма. Но не в исполнении Сталина — тут у Бушкова сразу включается троп «Так было надо», аж до стадии «Не было, мол, другого выхода!».

• См. публицистическую дилогию «Красный монарх» и «Ледяной трон».

Также Бушков является «адвокатом» Лаврентия Берии, порой даже откровенно любуется его управленческим талантом — и сожалеет о том, что этот талант «подстрелили на лету», не дав Лаврентию Павловичу развернуться в масштабах всего отечества (в Грузии Берия себя действительно очень хорошо показал).

Большое значение придаёт своему родному Красноярску и вообще Сибири, поэтому в определённых кругах слывёт «сибирским сепаратистом». Но таковым не является — да и вообще каким бы то ни было. Бушков — сторонник укрепления и консолидации Российской державы, а отнюдь не её «разделения на ся».

Нюансы взглядов

В философско-этическом плане Бушков — сторонник соборных, а не центробежных мировоззрений.

• Об этом см. «Россия, которой не было».

Силовиков любит и уважает. А «гнилых слюнявых интеллигентишек» — отнюдь нет.

• См. там же, в финале полной версии.

Список антипатий как публициста

Кроме фантастических и «боевиковых» сюжетов, Бушков пишет также масштабную публицистику на исторические темы. Он является историком-любителем и занимается популяризацией истории. В этом своём качестве:

1. Осуждает скалигеровщину (то есть практиковавшееся в эпоху Возрождения и позже «сочинение официальной исторической хронологии от балды», с привлечением оккультных — нумерологических — принципов). Бушков не только обличил это явление в книге «Россия, которой не было» («Славянская книга проклятий»), но вдобавок не удержался и внедрил это, в качестве вставного сатирического «номера», в свой полемический фанфик на Дюма (AU), именуемый «Д’Артаньян — гвардеец кардинала».

• …И вообще автор всегда клеймит всяческий оккультизм-«шизотерику» как явление — отнюдь не только в применении к изучению истории.

2. Осуждает «написание истории победителями». И вообще всякое «переписывание истории» именно под прихоти и аппетиты сильных мира сего.

• Настаивает, что китайская историография тяжко «и вряд ли излечимо» пострадала именно по этой причине.

3. Осуждает искусственное сепарирование истории от прочих наук — особенно от экономики, инженерии, биологии и психологии. Бушков настаивает, что таким макаром получается в итоге «сепарирование изучения исторических событий от реальной жизни», а это-де феномен антинаучный.

• См. например, «Миражи и призраки».

4. Осуждает слепую приверженность устоявшимся версиям и букве источников. Бушков, подобно М. Каченовскому, Н. Морозову и Р. Коллингвуду, тоже требует проверять источники другими, более редкими и незаслуженно забытыми свидетельствами, а также смежными дисциплинами и «здравым смыслом». См. опять же «Россия, которой не было» — там это основная тема книги, она почти вся об этом. При переиздании это составило отдельный том — «Славянская книга проклятий».

• В частности, начисто отрицает монгольское нашествие и «великую империю на полмира», созданную Чингисханом и потомками оного. Подаёт «татарское вторжение в Европу» 1241—1242 гг. как русско-тюркское вторжение организованной армии (а не «воинственных монгольских кочевников»). Эту армию, дескать, вели на запад русские бояре и ордынские военачальники. Эта армия, дескать, шла на помощь императору Фридриху фон Гогенштауфену и гибеллинам, да так и не дошла по какой-то причине.
• Кроме того, отвергает и устоявшуюся версию «очень древней, многотысячелетней» китайской истории (см. там же). Также можно найти подробную подачу этой темы в одной из глав сокращённого переиздания (выжимки) «России, которой не было», с подзаголовком «Миражи и призраки».
• Те факты и доводы о Чингисхане (и об азиатских культурах, взятых в целом), которые Бушкова как раз убеждают, он приводит в отдельной книге «Чингисхан: Неизвестная Азия». В ней он заодно отрекается и от некоторых своих былых заблуждений (продвигавшихся им в ранних изданиях «России, которой не было»), в частности называет напрасными свои былые отождествления Александра Невского — с Батыем, а Дмитрия Донского — с Тохтамышем.

5. Осуждает неэтичных учёных как феномен. Бушков — сторонник осторожной науки. Этот мотив то и дело повторяется в самых разных его трудах, включая и вымышленные сюжеты.

6. Осуждает «окаянное византийское православие» как фактор удушения светской культуры. В этом пункте Бушкову милее католицизм, при котором светские искусства развивались свободно.

7. Осуждает чрезмерное поливание грязью имени, личности и деятельности Иоанна Грозного. Бушков не отрицает у Грозного некоторой клиники — всего лишь указывает, что ей было откуда взяться, учитывая трагическое детство царя. Но вместе с тем Бушков призывает покончить с муссированием «чёрной легенды» вокруг Грозного. На этого монарха с давних пор плетут, будто он был «сущим исчадием ада», «сплошным позором Московской Руси», «совершенно непригодным правителем» и т. п. Другими словами, Бушков настаивает, что Иоанн IV был оболган и оклеветан не слабее, чем, например, Ричард III Английский.

• О Грозном см. у Бушкова книгу «Иван Грозный: Кровавый поэт».

8. Осуждает идеализацию Петра I. Более того, сего деятеля и его практику Бушков порицает. Считать Петра «славой России» он отказывается. Настаивает, что от потуг Петра было значительно больше вреда, чем пользы. Охотно подписывается под известной эпиграммой «Нет, не змия Всадник Медный растоптал, стремясь вперёд — растоптал народ наш бедный, растоптал простой народ» (детали см. в полной версии «России, которой не было» — а именно в её разделе «Дракон московский»).

9. Осуждает идеализацию декабристского движения (детали см. там же, но уже в специальном разделе о декабристах. При переиздании это попало в отдельный том — «Гвардейское столетие»).

10. Осуждает теорию Дарвина. Cм. книгу «Планета призраков». Там же разоблачает некоторые «замашки» традиционных, официальных учёных; обличает эти их приёмы как более (дескать) жреческие, квазисектантские по своей сути, нежели научные. Насмехается над безуспешными поисками «недостающего звена в цепочке эволюции» и рассказывает о ряде мистификаций, предпринятых в этом отношении. Утверждает, что некий японский учёный Хисао Баба сумел, без особого шумства и пиара, разбить некоторые положения традиционной теории эволюции в пух и прах, с фактами в руках.

11. Осуждает протестантскую этику с её детерминизмом (учением о железной предопределённости всех судеб) и фактическим «правом сильного/богатого».

12. Осуждает былой британский империализм (его обличению даже посвятил многотомный публицистический труд «Англия: Остров кошмаров»).

13. Осуждает Николая II (см. книгу «Распутин: Выстрелы из прошлого»). Никому не советует присоединяться к хору, возвеличивающему эту «корону без головы»(с).

14. Осуждает большевизм и любые его, по мнению Бушкова, аналоги в любые эпохи.

15. Осуждает Никиту Хрущёва (см. «Россия, которой не было», полная версия, незадолго до эпилога). И вообще клеймит политический — но не философский! — волюнтаризм. То есть клеймит манеру руководить страной в стиле «Что хочу, то и ворочу», а не учение о свободе воли (этому учению Бушков как раз привержен).

16. Осуждает экстремизм всех мастей.

17. Осуждает нынешнюю западную захватчивость, на которую её сторонники наклеили красочный лейбл «глобализм».

• …И порицает толерантное зло как одно из любимых орудий этой западной захватчивости. В данном пункте Бушков — единомышленник Сергея Лукьяненко.

Как минимум часть этих идей находит отражение и в художественном творчестве Бушкова.

Фоменковщину Бушков критикует, но с другой стороны — не с «официальной», не с «фундаменталистской».

За всё вышеперечисленное Бушкова некоторые клеймят «фолк-историком», на что Сан Саныч отвечает великолепным презрением. Он терпимо относится к критике своего художественного наследия («я не золотая монета, чтобы всем нравиться»), но открыто потешается над критиками своих ВНЕхудожественных взглядов и приёмов.

Авторский набор штампов

Творческая манера

Бушков — любитель тропов «Мачо», «А власти скрывают», «Герой-прагматик» и «Оружейное порно» (но в последнем ему далеко до Андрея Круза). Часто создаёт образы героев, способных на решительное прямое действие. Однако каких-либо мэрисью/мартистю не создаёт никогда; в отношении этого тропа — полная аверсия.

Подача героя

Будь бушковский герой красавцем (что реже) или просто мачо «скорее заурядной» внешности — всё равно самые разные женщины то и дело хотят протагониста, и то с одной, то с другой протагонист ложится в постель (иногда банально «чтобы не обидеть, не оттолкнуть»). Даже если бушковский герой твёрдо замыслил быть верным своей супруге или любовнице — всё никак не получается: например, в интересах дела.

Частые объекты сатиры, обличений

Помимо неэтичной науки…

...Бушков также ненавидит изнасилования и обличает насильников. Так же настроены и многие бушковские герои, и когда могут — карают за подобные замашки.

• К ЛГБТ и чрезмерно изобретательной сексуальности писатель тоже относится, мягко выражаясь, без всякого почтения.
• Иногда показывает эфебофилов с некоторым сочувствием (как антигероев, а не злодеев), но в целом педофилию осуждает.

Бушков также предельно далёк от идеализации вымышленных мраккультистов (как и реально существующих сект, подобных им): они у него ВСЕГДА отрицательные персонажи.

Штампы в авторской речи

Бушков питает явную предрасположенность к многоточиям, чаще всего именно для подсветки тонкого/мрачного/многозначительного намёка…

Любит слово «насквозь» в значении «полностью, совершенно»: «насквозь обыденное дело» и т. п.

Когда хочет что-то чему-то резко противопоставить — с высокой вероятностью употребит слова «…совершенно иначе…».

Когда Бушков уверен, что у воображаемого оппонента не найдётся аргументов/вариантов — он, Бушков, обычно язвит в такой форме: «[Другие варианты/аргументы есть? Если есть,] интересно будет послушать».

При всём при том автор в своих вымышленных сюжетах недолюбливает тропы «коронная фраза» и «вербальный тик» — и не употребляет их в речи своих вымышленных персонажей почти никогда.

Творческая манера (продолжение)

Любит постмодернистски стилизовать бульварную литературу. И, в частности, свой opus magnum — сагу о Свароге — творит в стиле этакого «комикса в прозе», но глубокого, с постоянно поднимаемыми серьёзными вопросами (то есть легковесностью и не пахнет).

Является хорошим анекдотчиком, исследователем современного фольклора. Порой прямо посреди своего художественного текста цитирует известные (в том числе и «бородатые») анекдоты — или просто делает к ним прозрачные отсылки.

Очень неплохо знает мировую историю, а историю и культуру Польши — так и вовсе великолепно. Время от времени вставляет «что-нибудь про Польшу» даже там, где это не обязательно (но и не вредно). В устной и письменной речи Бушкова изредка проскакивают полонизмы («он есть злодеем» вместо «он есть злодей», и т. п.).