Унылый Совок/Пятиминутка реальности

Это подстатья к статье Унылый Совок. Плашки и страницы категорий здесь не нужны.

Как и смежные тропы, «Унылый совок» является бастардом реальности и вымысла. Ситуация усложняется еще и тем, что в разные периоды существования СССР градус унылости сильно варьировал. Образ «унылого Совка», как несложно догадаться, восходит к эпохе застоя; говорить про гулаги и рабов даже убеждённым антисоветчикам уже было как-то неловко, но серьёзные недостатки действительно имелись, а со временем только усугублялись. Это во многом зависело и от регионов — в крупных городах и дотационных областях снабжение было неплохим, но чем дальше от них, тем больше встречались дефицит и необходимость «доставать» относительно редкие товары окольными путями (что периодически встречалось и в наиболее обеспеченных местах). В культурной жизни все было отнюдь не так уныло и не так однозначно, хотя — что уж греха таить! — настоящее приобщение к мировой массовой культуре произошло только в Перестройку. С классикой было лучше - золотой фонд мировой культуры был доступен и активно популяризировался. Именно в советское время были переведены на русский язык почти все крупные зарубежные писатели, а их произведения издавались многотысячными тиражами. У деятелей отечественной культуры всегда существовал риск попасть в опалу, не вписавшись в линию партии или конкретного чиновника-самодура. Последствия были, конечно, не столь серьезные, как в «рабско-гулагскую» эпоху, но стать объектом травли в печати и лишиться возможности заниматься любимым делом — тоже, знаете ли, не очень приятно. Более успешным творцам приходилось протаскивать многое под радарами, что не прибавляло им нервных клеток.

Между тем базовые потребности советского гражданина в общем и целом всё-таки удовлетворялись, а для поколений, выросших в эпоху Гражданки, коллективизации и Великой Отечественной, это время вообще могло показаться раем. Благодаря массовому образованию (включая высшее) в Союзе уже начиная с 1930-х годов большинство населения получило шанс выбирать себе занятие не по имеющимся возможностям, а по желанию, ограниченному способностями. Разумеется, это не распространялось не некоторые элитные виды деятельности, но в целом даже самые последние крестьянские дети имели реальную возможность стать летчиками, учеными, военными и т. д., в том числе даже политиками, то есть социальные лифты работали. Что касается досуга, то начиная с 1930-х у большинства советского населения появилось и свободное время, и возможность его проводить, так как государством была создана целая сеть культурно-досуговых учреждений: клубы, кинотеатры, библиотеки, музеи, детские и подростковые кружки, массовый спорт и т. п. В послевоенный период стали широко доступны путешествия по СССР и странам соцлагеря, а также санаторно-курортный отдых. Проще говоря, возможности для реализации личных интересов и духовных потребностей были, причем почти на всем протяжении советского периода.

Но тут сработал закон, о котором писал Маслоу: после того, как народ решил базовые проблемы, потребности стали выходить на более высокий уровень (причём в начале 50х лично Сталин дал дальнейшее направление развитию страны — что мол, как только удовлетворим потребности физические, то далее будем удовлетворять культурные, а они бесконечны. Глядя на то в каких масштабах поглощают сериалы наши современники следует признать его правоту). А большего советская система по вполне определённым (разнящимся в зависимости от мнения и политических взглядов конкретного человека) причинам дать не могла. Почти всё советское время прошло под сенью такого явления как дефицит, причем если к концу 1940-х удалось победить голод, а к концу 60-х — нехватку недвижимости, то нехватку товаров народного потребления так до конца победить и не удалось, поскольку заточенные под это дело артели упразднили ещё в хрущёвское время. Даже в лучшие годы СССР ощущался острый недостаток модной и разнообразной одежды (шили на коленке по выкройкам из «бурды»), популярной музыки (привозили кассеты из за рубежа и копировали, заложив основы института пиратства), развлекательного кино и литературы («это всё не нужно советскому народу»… как оказалось, нужно), «продвинутых» детских игрушек. Не хватало бытовой техники (см. «кухонные дебаты». У западного потребителя есть стиральная и посудомоечная машины, а у нас есть холодильник, а ещё мы запустили в космос человека), а некоторые ее виды (например видеомагнитофоны) по сути отсутствовали или появились уже «под занавес». Такое явление, как дизайн интерьеров и производимой продукции, находилось в зачаточном состоянии. Вопреки распространенному заблуждению, путешествия в страны дальнего зарубежья были возможны, но весьма дорогостоящи и сложны организационно, поэтому большинству населения доступны не были. Свою роль играло и то, что советская пропаганда не могла внятно объяснить, почему нужно стоять часами в очередях за дефицитным товаром, пока из каждого утюга похваляются надоями и братской помощью развивающимся странам Африки (см. фотку Майкла Джексона с фотоаппаратом «Зенит»), а пропаганда западная успешно склоняла многих (особенно молодёжь) сомневаться в правильности социалистического курса и симпатизировать капиталистическому (насколько эти сомнения справедливы, опять же зависит от точки зрения).

Проще говоря, в вопросах яркости/унылости в СССР было хорошо в плане организации досуга, но плоховато с культурной и материальной частью. Из всех этих недостатков родился образ сравнительно безопасного и стабильного (эта часть образа роднит данный троп с его оптимистичным братом), однако серого и монолитно-тоскливого, как бетонная стена, общества, в котором жить можно, но хотелось бы чего-то получше.

• С организацией досуга тоже было всё не совсем копенгаген. Отчасти этому способствовала поощряемая партийными идеологами «диктатура хорошего вкуса», насаждаемая старыми девами из худсоветов (это даже не Главлит, вымарывающий антисоветчину и разглашение государственных тайн, а хуже). В любой стране мира, в соответствии с правилом Парето, спрос на высокую культуру предъявляет не более 20 % населения, остальным надо чего попроще, вплоть до матерных частушек (вспомним, что солдаты из «Швейка» предпочитали петь не патриотическую Gott erhalte unser Kaiser на музыку великого Гайдна, а «Шли мы прямо в Яромерь», чуть более чем полностью посвящённую кишечным газам и их выпусканию), и их запросы тоже надо удовлетворять, они не в меньшей степени граждане, чем рафинированные интеллигенты и упомянутые выше старые девы. А не тащить их за уши на оперный спектакль, где они засыпают от скуки на первых тактах увертюры. Плюс идеологическая пеня, требовавшая от артистов обязательного включения в репертуар чего-нибудь патриотического — о войне, о партии, о труде и т. п. (это давало неплохой заработок членам Союза композиторов и Союза писателей, но 90 % такой продукции было более чем уныло-фекального качества, разве что Давид Тухманов мог запилить что-то весьма забойное по предложенным темам: «День победы», «Я, ты, он, она — вместе целая страна», песню про Олимпиаду-80 в современной стилистике, «Сияй, Ташкент, звезда Востока» и т. п.; а до войны и в ранние послевоенные годы хорошую и при этом идейно выдержанную музыку (соответствующую вкусам и моде того времени) поставляли Дунаевский, Блантер и бр. Покрасс). То, что соответствовало запросам значительной части населения младше 35-40 лет, вроде того же ужасно вульгарного, но ещё в большей степени популярного «Массового лая» с сусально-приторным Юрочкой Шатуновым, ночным кошмаром любого обладателя мало-мальски приличного вкуса, появилось лишь в Перестройку и было востребовано «на ура».