Обыденный хоррор

«	Трусоват был Ваня бедный: Раз он позднею порой, Весь в поту, от страха бледный, Чрез кладбище шёл домой. Бедный Ваня еле дышит, Спотыкаясь, чуть бредёт По могилам; вдруг он слышит, — Кто-то кость, ворча, грызёт. Ваня стал; — шагнуть не может. Боже! думает бедняк, Это, верно, кости гложет Красногубый вурдалак. Горе! малый я не сильный; Съест упырь меня совсем, Если сам земли могильной Я с молитвою не съем. Что же? вместо вурдалака — (Вы представьте Вани злость!) В темноте пред ним собака На могиле гложет кость.	»
— А. С. Пушкин, «Вурдалак»

Герой идёт сквозь непроницаемую тьму, лишь слабо освещённую тусклыми фонарями. Сквозь мглу вырисовываются контуры заброшенных зданий, откуда доносятся пугающие звуки: смех, крики, стоны, бормочущие что-то голоса. То тут, то там видны тёмные фигуры, прижимающиеся к стенам, и герой боязливо ёжится и отходит подальше, надеясь, что они его не заметят… Это жуткая альтернативная реальность? Нет, просто наш ГГ заблудился поздно вечером и попал в неблагополучный район города.

Герой живёт с ощущением, что это его последний день: купается в море, встречается с девушкой, развлекается в парке аттракционов, напивается на вечеринке, совершает безумные поступки, думая о том, что нужно гулять и веселиться, потому что завтра будет уже поздно… Это о последнем дне перед апокалипсисом? Нет, просто ему завтра к стоматологу.

В общем, вы поняли: речь про совершенно привычную ситуацию, но поданную в стиле хоррора (как правило, ситуация действительно пугающая, но ничего невозможного в ней нет, и, возможно, читатель в ней уже бывал). Кажется, это уже было? Было, да не совсем. Обыденный кошмар — это именно эффект несоответствия, когда в обыденную ситуацию добавляются детали, переворачивающие её с ног на голову. А здесь всё происходящее обыденно, ситуация узнаваема, но описана такими красками, как будто речь идёт об инфернальном хорроре.

Подтропы:

• Безумие — это страшно
• Война — это кошмар
• Кошмарные медицинские состояния

Примеры

Литература

• Пушкин, «Вурдалак» — см. эпиграф.
• Леонид Андреев, «Бездна» — обычный сюжет криминальной хроники (студент с девушкой забрели в неблагополучный район, и девушку изнасиловали) подаётся так, как будто герои попали прямиком на Плато Ленг:

«	Тьма вкрадчиво густела, и туча уже прошла над их головами и спереди точно заглядывала в их побледневшие, опущенные лица. И все чаще вырастали темные фигуры оборванных грязных женщин, словно их выбрасывали на поверхность глубокие, неизвестно зачем выкопанные ямы, и тревожно трепыхались их мокрые подолы. То в одиночку, то по две, по три появлялись они, и голоса их звучали громко и странно-одиноко в замершем воздухе. — Кто эти женщины? Откуда их столько? — спрашивала Зиночка боязливо и тихо. Немовецкий знал, кто эти женщины, и ему было страшно, что они попали в такую дурную и опасную местность, но спокойно ответил: — Не знаю. Так. Не нужно о них говорить. Вот сейчас пройдем этот лесок, а там будет застава и город. Жаль, что мы так поздно вышли	»

• М. Горький, «Город желтого дьявола» — просто бессюжетный очерк о поездке в Нью-Йорк, сделанный стилем хоррора: «Издали город кажется огромной челюстью, с неровными, черными зубами. Он дышит в небо тучами дыма и сопит, как обжора, страдающий ожирением. Войдя в него, чувствуешь, что ты попал в желудок из камня и железа, — в желудок, который проглотил несколько миллионов людей и растирает, переваривает их… Улица — скользкое, алчное горло, по нему куда-то вглубь плывут темные куски пищи города — живые люди…»
• Валентин Катаев, «Белеет парус одинокий». «Существование Ближних Мельниц всегда обнаруживалось вследствие какого-нибудь несчастья. Однажды Петя был на похоронах и слышал о каких-то „селениях праведных, идеже упокояются“. Не было ни малейшего сомнения, что „селения праведных“ суть не что иное, как именно Ближние Мельницы. Петя живо представлял себе эти печальные селения со множеством ветряных мельниц, среди которых „упокояются“ тени вдов в черных платках и сирот в заплатанных платьицах». В реальности «Петя не видел ни вдов, ни плакучих ив, ни серого неба. Наоборот. Небо было горячее, ветреное, яркое, как синька. Во дворах блестели шелковицы и акации. На огородах светились запоздавшие цветы тыкв. По курчавой травке шли гуси».
  • Чуть позже в обыденный хоррор попал 4-летний Павлик, увязавшийся за уличным кукольным театром.
• Вениамин Каверин, «Много хороших людей и один завистник». «Дом номер три опасно поблескивал под луной. Тощая кошка с разбойничьей мордой сидела на тумбе. Лифтерша, выглянувшая из подъезда, была похожа на бабу-ягу. А тут еще какая-то птица вылетела из окна и стала кружиться над ним так низко, что чуть не задела своим раздвоенным длинным хвостом. Это уж было слишком для Петьки. Дрожащей рукой он достал из кармана таблетки и проглотил одну, а потом на всякий случай — вторую. Вот так раз! Все изменилось вокруг него в одно мгновение. Дом номер три показался ему самым обыкновенным облупившимся домом. Кошке он сказал: „Брысь!“ А от птицы просто отмахнулся и даже погрозил кулаком».
• Жан-Поль Сартр, «Тошнота» — пожалуй, самый крупный сгусток обыденного хоррора. Главгерой дофилософствовался до того, что его начинают пугать самые обычные явления… Какой-то корень у скамейки нагло растёт, ничуть не заботясь о тонкой душевной организации главгероя, чем приводит сего достойного в состояние экзистенциального ужаса.
• Эдуард Успенский:
  • «Следствие ведут колобки» — близко к тропу. Когда мороженщика просят сконцентрироваться на подозрительных деталях, абсолютно всё вокруг становится «подозрительным».
  • «Красная рука, чёрная простыня, зелёные пальцы» — в основном инверсия, но один из персонажей проводит разрядку смехом — Страшная История про Винтик В Полу, который ни в коем случае нельзя откручивать… Девочка спотыкалась о него, спотыкалась, да и решила открутить. Вдруг раздаётся звонок в дверь, на лестничной площадке стоит окровавленная соседка с люстрой в руках.
• Виктор Пелевин «Ника» — в некоторой мере… Описание разрыва рассказчика с возлюбленной — на самом деле рассказ о попавшей под машину кошке рассказчика.
• Ричард Лаймон, «Ночь в тоскливом октябре» — ну отчасти. Герой бродит по ночному городу и сталкивается с жуткими персонажами. Намекается, что мистика тут всё же есть (кое-что вообще очень трудно объяснить рационально, например, людоедов под мостом), но большинство жутких сцен вполне правдоподобно, и кого-то похожего вполне можно встретить, если выйти ночью на улицу в неблагополучном районе.
  • Автор правки — он же человек, переводивший «Ночь» на русский язык — не заметил в книге ничего мистического. Бомжи-каннибалы, конечно, жуткие, но это просто бомжи и просто каннибалы, а не зомби\вампиры\ещё что-то мистическое. Бабка на велосипеде и старый клоун тоже тянут скорее на страшных психов, чем на мистику. Если автор и задумывал что-то иное, то вслух оно не проговаривается и не намекается.
• Адам Нэвилл, «На всех линиях лондонского метро» — что происходит? Война? Эвакуация? Эпидемия? Зомби-апокалипсис? Нет, просто клерк опаздывает на работу… Причём это известно с самого начала, но подземка и окружающие рассказчика подаются так, что об этом забываешь и начинаешь гадать, что же за невыразимый ужас происходит наверху.
• Кирилл Серебренитский, «Саньку некуда» — сцена, где герой приходит в обычную поликлинику, описана именно в духе тропа:

«	Санёк двинулся по пустынному коридору. 32-й, 31-й, 24-й, 19-й. Санёк свернул за угол. Окна здесь не было, и стало совсем темно. Вот — сидела во тьме какая-то смутная фигурка, скукоженная, на удивление маленькая. — Я извиняюсь, — сказал, подойдя к ней, Санёк, — а 39-й кабинет где, не скажете? Оно, как оказалось, плакало. Всхлипывало и хлюпало бессловесно во тьме. — Извиняюсь, — сказал немного похолодевший Санёк и отошел. Так не любил он этого всего. Больные запахи больницы веяли беспрепятственно тут. Узкий темный коридор, двери одинаковые. Стулья. Кажется, кто-то там, на стульях. Или что-то. Впереди столпом ниспадал откуда-то из-под очень высокого потолка, сумеречный свет, и что-то сложное двигалось с металлическим аккуратным рокотом навстречу Саньку. Кто-то высокий что-то на чем-то вез. В кресле на колесах. Оно приблизилось. В серой колонне света высветилось кресло, и в нем — огромная и вся такая больная белая выпученная голова: веселый такой, потайной и глубокий, как дуло, черный глаз; белый нос как нож; и застывшая потрясенная улыбка. Голова прочно сидела на чём-то вроде большой тыквы, затянутой в пижаму. Санёк отступил.	»

• Илья Масодов, «Небесная соль» — в каком-то смысле инверсия. Репетитор перерезает глотку ученику, потому что с самого утра отключили воду, а ей очень нужно вымыть руки.
• Андрей Платонов "Никита". Не происходит ровным счетом ничего страшного, но какими воображаемыми сущностями маленький деревенский мальчик населяет двор и окрестности!

«	В глубине того глухого колодца, в его подземной тьме, была видна светлая вода с чистым небом и облаками, идущими под солнцем. Никита наклонился через сруб колодца и спросил: — Вы чего там? Он думал, что там живут на дне маленькие водяные люди. Он знал, какие они были, он их видел во сне и, проснувшись, хотел их поймать, но они убежали от него по траве в колодец, в свой дом. Ростом они были с воробья, но толстые, безволосые, мокрые и вредные; они, должно быть, хотели у Никиты выпить глаза, когда он спал. — Я вам дам! — сказал в колодец Никита. — Вы зачем тут живете? Вода в колодце вдруг замутилась, и оттуда кто-то чавкнул пастью. Никита открыл рот, чтобы вскрикнуть, но голос его вслух не прозвучал, он занемел от страха; у него только дрогнуло и приостановилось сердце. «Здесь еще великан живет и его дети!» — понял Никита.	»

Кино

• «Не может быть!», вторая новелла — пытающийся изменить жене артист попадает в натуральный хоррор: ему постоянно кажется, что в квартиру любовницы вернулся её муж.
• «Один дома-2» — эпизод, где юный герой попал в криминальный район Нью-Йорка и встретил там несколько жутких бомжей, пару жутких проституток и не менее жуткого таксиста, вполне может напугать даже взрослого.
• «Взрыв из прошлого» — первая вылазка бати главгероя в постапокалиптический (в чём он совершенно уверен) мир. А атомной войны-то и не было…

Музыка

• Владимир Высоцкий, «Песня о старом доме» из фильма «Саша-Сашенька» — был ли призрак Наполеона, мы доподлинно не знаем, но конец песни «И скоро здесь по плану реконструкций//Ввысь этажей десятки вознесутся -//Бетон, стекло, металл…//Весело, здорово, красочно будет» исполняется таким же замогильным голосом.
  • Хотя весьма вероятно что грустный тон в конце песни — это не намёк на тему «призрак-то остался», а сарказм из-за того, что ради новодела снесли историческое здание, которое «ещё Наполеон застал».
• «Сектор Газа», «Белая горячка» — черти старательно доводят рассказчика до самоубийства.
  • Кущевский, экс-«Сектор Газа», «Допился» из фильма «Рок-н-рольщик». Любитель шашлыка и девушек лёгкого поведения в процессе возлияния узрел вместо собутыльников упырей, вампиров, зомби и прочую нечисть, от которых стал отбиваться. Утром очнулся в вытрезвителе в одном носке и получил 15 суток общественно-полезных работ. Потому что от представителей доблестной милиции тоже отбивался. Мораль: чтобы «белку» не схватить, научись, братишка, пить.
• «Оргазм Нострадамуса», «Ночью в комнатушке» — в принципе, так и не ясно, причудилось ли всё лирическому герою.
• «Звуки Му» на этом собаку съели. Большая часть из песен — совершенно бытовые зарисовки, но поданы так абсурдно и угнетающе-монотонно, что от них пробегает холодок по спине.
• Oxxxymiron — «Непрожитая жизнь».