Хорошо, но плохо/Зарубежная литература

Это подстатья к статье Хорошо, но плохо. Навигационные шаблоны и плашки здесь не нужны

Примеры

• Старше, чем феодализм: классические греческие романы времен поздней Римской империи. По меркам современной (да и классической античной) литературы — эпический трэш, китч и бульварщина. Больше всего напоминают мыльные оперы вроде «Санта-Барбары», или любовные романы какой-нибудь Барбары Картленд. Жанр был настолько заштампованным и клишированным, что почти все дошедшие до нас произведения — это попытки деконструкции. Страшно представить, как выглядели не-деконструированные романы… Для удовольствия обычный человек вряд ли станет читать «Херея и Каллирою» или «Эфиопику». Но для людей, увлекающихся эпохой, и тем более для ученых-литературоведов и культурологов — это ценнейший материал. Да и влияние на художественную литературу они оказали огромное.
  • Произведения Юлиана Философа\Отступника, последнего языческого императора Рима. Раскрывают его как отлично образованного, искреннего и, в общем-то, порядочного человека (редкость для правящих кругов умиравшей Империи). Но вот их объективное качество… Его мысль скачет, аналогии громоздки и неочевидны, в ненависти к христианам его откровенно заносит, собственные философские конструкции либо вторичны по отношению к другим неоплатоникам, которых читать гораздо проще, либо очень трудны для понимания. По сути, Юлиан просто умер слишком молодым и не успел выработать собственный стиль и написать действительно качественные произведения. Вот и остался в памяти людской как МТА, чьи произведения интересны разве что историкам соответствующего периода. Даже сегодня, когда наиболее интеллектуальные неоязычники в западных странах снова открыли для себя античных неоплатоников, они в основном читают Ямвлиха, Либания или Саллюстия, а не Юлиана.
• «Реалистические» романы Флобера (две редакции «Воспитания чувств», «Мадам Бовари», незаконченный «Бувар и Пекюше») по сравнению с впечатляюще-фэнтезийной «Саламбо» и легендами в средневековом сеттинге. Невероятно тщательная проработка материала, безукоризненный стиль, множество житейских наблюдений, впечатляющая картина эпохи. Но читать этот гладкий стиль откровенно тяжело, персонажи откровенно снижены, сюжеты настолько житейские, что воспринимаются как чернуха. «Бувар и Пекюше» и вовсе с каждой страницей скатывается в пародию.
• Жюль Верн — король этого тропа. Французы молодцы и д’Артаньяны (плохое француз может совершить, только будучи безумным), остальные — могут быть как няшами, так и сами знаете кем, на редкость примитивные герои и злодеи (один прочитавший его книгу пользователь интернета по поводу жюльверновских персонажей выразился так: «Да и не люди они вовсе, а манекены, воплощение какой-нибудь „одной, но пламенной страсти“, причём страсти отнюдь не в лучшем значении слова»). Периодически кажется, что именно он был вдохновителем «Бондианы» и некоторых американских экшенов, причём не самых лучших. Зато он был, есть и остаётся кумиром детей и подростков. А капитан Немо — персонаж культовый.
  • Вообще, его творчество удивительно неровно. Достаточно сравнить остроумнейший «Пятнадцатилетний капитан» и написанную через пару лет «Жангаду», больше напоминающую переписанный в художественной форме учебник географии.
  • Однако даже на таком общем фоне сильнее всего выбивается «Михаил Строгов», который.. помимо плоских героев и неправдоподобного сюжета содержит в составе трэшовую клюкву.
  • Луи Буссенар: то же самое, только меньше научпопа, больше политики и написано позже.
  • Туда же: соавтор двух произведений Верна и самостоятельный автор Жан-Паскаль Груссе (он же Андре Лори). Что-то среднее между Верном и Райдером Хаггардом.
• Да и сам Хаггард. Интересный сюжет с малой толикой изящно поданной мистики, умеренная доза печального реализма, которая не позволяет героям скатиться в унылую непобедимость, да и сами герои весьма яркие — один только Куотермейн достоин отдельного упоминания. Но в книгах полно шовинизма, сюжет, при всей его занимательности, повторяется регулярно в большинстве романов, а в любовном треугольнике один из соперничающих героев обязательно ангел во плоти, а другой — хорошо если козел, а то и полное чудовище.
• Оскар Уайльд и его сказки. Излишнее морализаторство (с увесистыми, неудачными и неудобными баснями), самокопание и до ужаса пурпурная проза портят всё остальное. «Мальчик-звезда», «Молодой король», «Счастливый принц» — самые вопиющие примеры. К тому же есть подражательность то Андерсену, то братьям Гримм. Счастливое исключение — «Преданный друг». Всё это производит впечатление некоего аутотренинга, направленного в первую очередь на решение психологических проблем самого автора. Ну и эстетство, как осознанная художественная манера и направление, с некоторой долей самолюбования, отчего автор становится заложником собственных искусствоведческих теорий. В «Саломее» слишком сгущены краски, и, по сути дела, становится так мрачно, что уже… Или это политический памфлет, где библейские герои — всего лишь маски, под которыми скрываются намёки на современников? Совсем другое дело — поэзия, « Кентервильское привидение», «Портрет Дориана Грея» и три не сходящие со сцены комедии.
• Значительная часть олдскульной НФ и фэнтези подходит под данный троп. Современные читатели часто жалуются на примитивные сюжеты, плоских персонажей и общий суховатый, конспективный стиль. Впихнуть эпический сюжет в сотню страниц сухого текста? Запросто. Это связано с тем, что на заре фантастики писатели, как правило, сотрудничали с журналами вроде «Weird Tales» и были ограничены их рамками, не дававшими строчить эпопеи на 500 и больше страниц. А также с тем, что в тогдашней НФ декларировался принцип, что фантастические идеи самоценны, а на персонажей, сюжет и литературный стиль можно забить. Вместе с тем многие авторы смогли провернуть полноценную аверсию, в результате чего свежо читаются и сегодня. Их — не сюда.
  • Более того, редакторы журналов нередко считали, что описывать пришельцев, корабли и героев не обязательно: ведь в журнале и так будут иллюстрации.
  • Как будто современная безразмерность, где героический поход тёмно-зелёного кровавого лесного эльфа до эльфийского холодильника за эльфийской пиво-колой оборачивается трилогией в бесконечном цикле, лучше.
• Эдгар Райс Берроуз — тоже. Если бы книги про Тарзана и Джона Картера вышли бы сейчас, то пополнили бы ряды трешевой литературы в мягкой обложке, что покупается для чтения в метро, а после выбрасывается в мусорку и из головы. Однако в тот момент это попало в струю по-настоящему массовой литературы, которую мог читать рабочий или мелкий клерк после тяжёлой смены, не задумываясь о сложных перипетиях сюжета и красоте слога, а просто наслаждаясь историями о том, как мужественный и накачанный главный герой стреляет, дерётся, побеждает врагов и спасает красавиц. Именно Берроуза (а не Р. Говарда) можно считать прародителем боевого фэнтези. А некоторые критики также считают его прародителем жанра космооперы
  • Справедливости ради: тот же Марс\Барсум в романах про Джона Картера выписан довольно неплохо именно как сеттинг, и мог бы очень выигрышно смотреться и в современном произведении — эдакое технофэнтези. Но вот с сюжетом и персонажами — беда.
• Отдельно о Роберте Говарде. Его Конан от Джона Картера выгодно отличался тем, что был «не белым и не пушистым» героем фэнтези, а вором-забиякой-шовинистом, по тогдашним меркам — сущим антигероем. Это пришлось по вкусу читателям 1930-х годов. Однако произведения Говарда тоже страдали теми же «болячками», что и опусы Берроуза.
• Лавкрафт же! Его стилистика, его более чем своеобразные воззрения, его персонажи… Но ведь прекрасные ужасы и целая мифология!
• А. Конан Дойл душу вкладывал в произведения, которые считал серьёзными — «Белый отряд», «Родни Стоун», «Торговый дом Герлдстон». А цикл про Шерлока Холмса был для него халтуркой. Впрочем, ранние рассказы получились очень даже хороши (талант не пропьешь), а вот последние, написанные под давлением аудитории, гораздо слабее. И тем не менее…
  • Сам автор Холмса пылал по отношению к нему лютой ненавистью. Он искренне недоумевал: и что это публика «такая влюблённая» в этого лубочного персонажа?! Даже убил Шерлока, чтобы наконец отделаться от него и вернуться к написанию серьёзных вещей. Публика не оценила такого поворота событий. Пришлось срочно реанимировать великого сыщика.
  • При этом Конан Дойл писал действительно великолепный хоррор. «Ад в небесах» и «De Profundis» полны неиллюзорно хичкоковского саспенса и ни капли не устарели и сегодня.
  • А как же «Затерянный мир»? Классика НФ, кодификатор и тропнеймер целого (под)жанра!
  • И «Подвиги бригадира Жерара» — чудесный образец исторического юмора.
• «Великий бог Пан» (1894), повесть ужасов писателя Артура Мейчена. Довольно неуклюже написанная повесть, с картонными персонажами и многословными, неживыми диалогами, к тому же проникнутая духом тяжелой викторианской мизогинии. И при этом — одно из ключевых произведений в жанре хоррора, до сих пор пугающее и повлиявшее на жанр в целом. Артур Мейчен раньше Лавкрафта успешно использовал или даже кодифицировал такие важные для хоррора тропы, как Вселенский ужас, Вещи, которые лучше не знать, Неизвестность пугает больше. Влияние «Великого бога Пана» очень заметно в «Данвичском ужасе» Лавкрафта, «Возрождении» Стивена Кинга, «Истории с привидениями» Питера Страуба.
• Олаф Стэплдон. Типовой случай писателя для писателей. Научно-фантастические придумки щедро растащены коллегами по цеху, но читать его романы, больше похожие на беллетризированные трактаты о возможных путях эволюции человечества желающих мало.
• Роберт Джордан (1948—2007). И его ужасающее многотомно-кирпичное «Колесо Времени». Последние тома автор так и не успел дописать — почил в бозе; их доваял до гранд-финала его литературный секретарь Брендон Сандерсон. Эта сага — широко пропиаренная и даже имеющая своих фанатов, но в целом очень неудачная попытка создать эпическое фэнтези в духе Нет мира под оливами. Джордан даже удостоился персонального пункта в списке Паркера. Автор, похоже, слишком буквально воспринял известную шутку Толкина: «Чем больше в тексте ненужных деталей, тем правдоподобней он будет казаться». Главное, чего недоставало Джордану при жизни — чувства меры. Он не умел писать про дофига персонажей — но персонажей у него было именно столько и даже больше. Он НЕ исполнял другой, уже серьёзный завет Толкина: «Писать так, чтобы за каждым написанным словом вставал минимум десяток ненаписанных!» У Джордана рядом с каждым написанным словом — минимум десяток лишних, но тоже почему-то написанных. Детали просто не остаются в памяти, рассудок и подсознание от них избавляется. Джордан то и дело придавал излишнее значение чему-то, что в контексте повествования сто́ит явно не столько, даже если и не является вовсе маловажным. И при этом — почти ноль ритма. Настолько АНТИкинематографичная проза, насколько это мыслимо. Это «антисапковский» и «антимартин» (притом что IRL Мартин и Джордан дружили и много обсуждали друг с другом свои сеттинги и сюжеты). Джордановский текст перегружен, громоздок и тягуч донельзя, навевает тоску. И это при том, что покойный был несомненно талантлив и небезразличен — всего лишь не умел как следует применить свой талант и направить в верное русло своё небезразличие. Гора нарожала целый выводок вредителей-мышей — причём крупных и жирных. НО! Некоторые характеры сильны, некоторые подробности метки; и если найдёшь в себе силы продраться сквозь эти ужасающие завалы — то непременно будешь сопереживать главным героям и даже полюбишь их.
• Произведения Дэвида Эддингса, «Белгариад» и «Хроники Элении». Там и там — интересно выписанный мир, выдержанная атмосфера романтического средневековья, прекрасные легенды, органично вплетающиеся в сюжет… Эддингс оказал довольно большое влияние на жанр фэнтези, что ни говори. Но чёрт побери, почему сюжет «Белгариада» как будто составлен с помощью пресловутого «Типового набора для авторов фэнтези»? Почему в «Элении» нет ни единой (!) массовой экшн-сцены на три толстые книги при всей глобальности конфликта? Почему все интриги врагов рассыпаются в прах, стоит героям просто пошевелить пальцем? Почему там же престарелый рыцарь в ржавых доспехах ведёт себя с возлюбленной так, будто он, извиняюсь, импотент или гей (она чуть ли не силой его в постель затаскивает)?
  • Отвечаю по пунктам:
    1. Потому что это был его первый цикл. Дальше — лучше.
    2. Осаду священного города вполне можно считать затянутой на пару глав сценой массового экшна. А вообще-то, потому что в этом нет необходимости. В более ранних циклах (той же Белгариаде) их хватало, но автор поднаторел и решил не тратить время на ненужное.
    3. Непонятное утверждение. С интригами врагов борятся немалыми трудами и жертвами.
    4. См. 3. Ничего подобного. Он долго сомневается насчёт свадьбы, поскольку по привычке считает её ребёнком (когда ей было 6-8 лет, он был её наставником, после чего был сослан, и вернулся когда ей было 18). Он не престарелый, по книге ему не более сорока. Старше её вдвое, но далеко не старик А став всё-таки её мужем, он никакой импотенцией не отличается, во второй трилогии (когда ему уже ближе к 50 чем к 40), его жена очень даже им довольна, что неоднократно подчёркивается.
• Сиквел к бестселлеру Джеймса Хэдли Чейза «Нет орхидей для мисс Блэндиш» — «Смерть шла вместе с нами» (издавался также под названием «Плоть орхидеи»). Роман начинается с чистого авторского произвола: у героини оригинала, которая удерживалась в плену два месяца и покончила с собой сразу после освобождения, каким-то макаром есть дочь от похитителя. Дочка — бедная богатая девушка — проходит через ДТП, обреченную любовь, похищение, изнасилование, выцарапывание глаз профессиональному киллеру. Как будто этого мало, автор без всяких объяснений превратил бедняжку в коварную мстительницу образца «Джокер в юбке» (откуда-то у сумасшедшей появились социальные навыки, тяга к планированию, железное самообладание…). Чем же книга хороша? Узнаваемым стилем автора.
  • Чейз вообще отыгрывает этот троп по полной программе в очень многих произведениях. Даже не верится, что один и тот же человек написал шедевральный «Он своё получит» и гору треша вроде «Венка из лотоса» или «Гроба из Гонконга».
• «Неумолимое уравнение» Тома Годвина. Рассказ написан беспомощно, сюжет вызывает много чисто технических вопросов, при этом автор изо всех сил пытается нагнетать пошлый мелодраматизм. Годвин — очевидно слабый писатель и неудивительно, что другие его произведения почти забыты. Однако главный конфликт «Неумолимого уравнения» и деконструкция любимой тогдашними фантастами концепции «всепобеждающей науки» оказались настолько удачными, что рассказ вошел в историю НФ.
  • Есть и строго противоположное мнение. Как известно, редактор неоднократно заставлял Годвина менять детали сюжета, чтобы всё вышло плохо, но Годвин каждый раз выдумывал новый способ спасти девочку. В итоге лекарство от эпидемии несётся в колонию на единственной ракете без автопилота, запаса топлива, кислорода и провизии. Поэтому рассказ действительно вошёл в историю НФ, но как пример того, как делать не надо.
  • Скорее, вскрыл базовую проблему деконструкции как жанра: с одной стороны, напишешь не так, как принято — о тебе узнают, о тебе заговорят! С другой — «принято» может быть не просто так, и пытаясь оригинальничать, легко наделать глупостей — как уже было сказано — медикаменты везут на единственной ракете без автопилота, запаса топлива, кислорода и провизии, которая грохнется насмерть от перегрузки в 60 кг, но при этом с ней же взлетает, без проверки на «зайцев», но при этом со шлюзом, в который девушку можно выбросить.
• Филип Жозе Фармер. Мастер изобретать свежие сюжеты, но известность они обретают в реализации других авторов.
  • Страдающий амнезией дяденька открывает своё почти божественное происхождение и бросается навстречу приключениям, дабы вернуть себе принадлежащую по праву власть… «Девять принцев Амбера» (1970)? Неа, «Создатель вселенных» («Многоярусный мир-1») (1965).
  • Собранные в странном городе без выхода люди подвергаются непонятному этическому эксперименту, время от времени встречая Учителя явно не от мира сего… «Град обреченный» (1972)? Неа, «Шиворот-навыворот» aka «Туда и обратно» (1964).
  • Попаданец на феодальной планетке, населённой ничем не отличимыми от землян людьми, мечтает добраться домой и время от времени натыкается на древние следы неких предтеч… «Обитаемый остров» (1969)? «Трудно быть богом» (1963)? Неа, «Одиссея Грина» (1957).
• Гай Гэвриел Кей, «Гобелены Фьонавара». Обычное, в общем-то «попаданческое» фэнтези в стандартном фэнтези-сеттинге, хоть и написанное потрясающе поэтичным языком, который не смог испортить даже перевод, и уже с попытками деконструкции навязчивых штампов, хоть и робкими. Уже в следующем романе, «Тигана», Кей отошел от канонов и принялся писать серьезные эпики в самобытных мирах с кучей отсылок на реальную историю — специфический стиль, полностью сформировавшийся в «Песни для Арбонны» и остающийся неизменным уже в течение почти 25 лет.
  • Зрелые произведения Кея тоже поругивают, хоть и за другое. Атмосферу он строить умеет, расставлять отсылки — тоже, а вот сюжеты сами по себе довольно примитивные и линейные, хоть и без особо завязших в зубах штампов вроде Темного Властелина и спасения мира. Даже с учетом того, что у каждого описанного Кеем конфликта есть прототип в реальной истории, закрутить можно было и получше, особенно с учетом того, что он не всегда буквально следует событиям, что легли в основу романа (вплоть порой до диаметрально противоположных концовок — «Песнь для Арбонны» написана по мотивам альбигойских крестовых походов, которые в реальной истории закончились полным поражением катаров, у Кея же СФК катаров — Арбонна — в решающей битве наголову громит Гораут, СФК феодальной Франции).
• Терри Брукс, «Меч Шаннары». Произведение в стандартном фэнтези-сеттинге, у которого отовсюду торчат уши «Властелина Колец» — у сюжетных ходов, персонажей, локаций. Слог тоже «под Толкина», но до Профессора Бруксу далеко, и через длиннющие описания природы и походов в стиле «они шли по лесам, а потом по полям, а потом опять по лесам» на три страницы приходится продираться с трудом. Но — уже в этом, подражательском и несмелом произведении проглядываются оригинальные мысли. Мир Шаннары — постапокалипсис, где на руинах старой техногенной цивилизации встает другая, магическая. «На тебе!» в адрес нашего нынешнего общества из уст Гэндальфа Аланнона звучат довольно метко, хоть и с налетом подросткового максимализма. Характеры банальные, но запоминаются персонажи неплохо. Для ряда штампов, бывших заезженными уже в семидесятые, когда вышла книга, предложена неплохая реконструкция: так, Меч Шаннары может носить только наследник эльфийского короля Ярла Шаннары, потому что он магический, магия основана на людской вере, и люди веками верили именно в то, что этим мечом может сражаться только наследник Шаннары, а для Саурона Сарумана Броны он опасен, потому что Открывает истинную суть всех вещей, которых касается — например, что Брона вообще-то давно мертв и его существование поддерживается только его магией, читай - верой в обратное. Словом, произведение довольно талантливое, хоть и аматорское, и оно не зря стало бестселлером, по-настоящему начавшим фэнтези-бум в США. В последующих книгах цикла автор окончательно изживает подражательство Толкину и вырабатывает свой собственный стиль. Хотя все равно на любителя, конечно — это дистиллированое высокое фэнтези и фанатам «Ведьмака» или «ПЛиО» не зайдет.