Эффект большой крокодилы/Литература

Это подстатья к статье Эффект большой крокодилы. Плашки и навигационные шаблоны тут не нужны.

Общее

В принципе, чтобы частично избежать эффекта, многие издания содержат ряд примечаний. Иногда доходит до того, что количество страниц с примечаниями превышает количество страниц с текстом произведения.

Русскоязычная

• Второстепенный писатель Ф. В. Булгарин (и его газета «Северная пчела») был бы совершенно забыт, если бы не удостоился неоднократного «На тебе!» от современных ему классиков, от Пушкина («Решил Булгарин, сидя дома…») и Лермонтова («Россию продаёт Фаддей…») до молодого Достоевского (в «Униженных и оскорблённых» упомянувшего газету «Северный трутень») и Минаева (уже посмертно, о современном ему литературном недруге: «… „Пчела“ Булгарина сродни твоей „Пчеле“»).
  • Между прочим, плодовитый, весьма популярный и в некоторых отношениях очень талантливый писатель и переводчик, чьи романы ещё при жизни переводились на 9 европейских языков, в число заслуг которого входят первый российский театральный альманах, первый русскоязычный бестселлер (он же первый российский плутовской роман); фактический основатель русскоязычной фантастики. Да и сейчас его воспоминания оставляют впечатление храброго и порядочного человека… Вот только в войну 1812 года этот «порядочный человек» воевал на стороне Наполеона, чего ему не простили до конца его жизни, а он как мог старался «отмыться» от этого пятна, но не получалось. И с этой целью он, в частности, всю жизнь косил под ура-патриота, «охранителя» и очень злого критика. Да, те специалисты, которые знают белорусского «Тараса на Парнасе» (авторства Константина Вереницына, XIX век), подтвердят, что там приведена карикатура именно на Булгарина (да и «[Северная] пчела» прямо упомянута):

«	Усе з сабой цягаюць кніжкі, Аж з іншых пот руччом плюшчыць [льётся], Друг дружцы выціскаюць кішкі. Аж нехта з-паміж іх [среди них] пішчыць: «Памалу, братцы, не душыце Мой фельетон вы й «Пчалу», Мяне ж самога прапусьціце І не дзяржыце за палу! А не, дык дадушы [от души], ў газеце Я вас аблаю на ўвесь сьвет, Як Гогаля ў прошлым леце, — Я ж сам рэдактар ўсіх газэт!»3 Гляджу сабе — аж гэта сівы, Кароткі, тоўсты, як чурбан, Плюгавы, дужа некрасівы, Крычыць, як ашалелы, пан. Нясе вялікі мех [мешок] пан гэты, Паўным-паўнюсенька набіт. Усё там кніжкі ды газэты, Ну, як каробачнік які!	»
— Только не надо рассказывать, будто множество годных литераторов было «зря предубеждено» против «достойного автора и достойного человека»

• • А упомянутый выше «первый плутовской роман» («Иван Выжигин») ещё при жизни Булгарина вызвал смешанные отзывы. Пушкин, когда писал Булгарину: «…беда, что скучен твой роман», имел в виду именно это произведение.
• Аркадий Аверченко:
  • Наверняка многие читали рассказ «Аполлон» и помнят фразу «Жасминовые тирсы наших первых мэнад примахались быстро». Но многие ли читали саму статью Иннокентия Анненского, над которой потешается Аверченко и из которой взята фраза про тирсы?
  • Фраза «И всё заверте…» стала поговоркой, а вот саму порнуху начала XX века, которую пародирует соответствующий рассказ, помнят только знатоки.
• Александр Архангельский. Некоторые его тексты ходили в самиздате как шутливые стихи пародируемых поэтов и писателей (особенно полюбились народу пародии на Маяковского, Зощенко и Мариенгофа).

«	Как сейчас помню, Ленинград переживал тревожные дни. Юденич подступал к городу. Утром ко мне ворвался встревоженный и взволнованный мой друг, известный литератор Юрий Абзацев, и сразу ошеломил меня, сообщив, что во всем городе он не достал ни одной бутылки водки. В этот исторический день мы были трезвы. Что делать? Величие гражданской войны не обходится без жертв… Дальнейшие события разворачивались с еще более головокружительной быстротой: мы к вечеру нашли водку.	»
— «Враньё без романа»

• И. Ильф, Е. Петров:
  • «Золотой телёнок» — только по этой книге современный человек знаком с тогдашней попсой. «Матчиш прелестный танец, тара-та».
    • С фитильком, поскольку слова действительно никто не помнит, но вот мелодию, если ее услышат, вспомнят многие. Правда, почти для всех будет новостью, что это тот самый матчиш.
  • «А теперь уже танцует шимми целый мир». И здесь большинство наших современников знают про танец из романа «Двенадцать стульев», хотя изначально это цитата из оперетты Имре Кальмана «Баядера», которая тогда была новинкой, а сейчас относится к числу классических представителей жанра:

«	Шимми — это самый Модный танец, К нам его завёз Американец, А придумал шимми Сумасшедший, говорят! Правильно про это Нам сказали: Шимми раньше Дикари плясали, А теперь танцует В каждом зале Весь Париж!	»
— Для кого-то это по-прежнему музыкальный триппер

• Но в первозданном виде танец шимми известен лишь специалистам-музыковедам. Как и негритянский кейк-уок, кстати, тоже преимущественно по упоминаниям в литературе 1910-20-х гг.

• А. С. Пушкин:
  • «Руслан и Людмила» — большой кусок про Ратмира пародирует поэму Василия Жуковского «Двенадцать спящих дев». Жуковскому, говорят, понравилось.
  • Кто угодно знает, что «Евгений Онегин» (точнее, 1-я глава) начинается со строки «Мой дядя самых честных правил». Но вот басню Крылова «Осёл и мужик» («Осёл был самых честных правил») читали единицы. А ведь так сразу же становится понятно КЕМ считает Онегин своего дядю.
    • «Шишков, прости: не знаю, как перевести». Не будь этой строчки — кто бы, кроме узких специалистов, помнил нынче Александра Семёновича Шишкова и его неумеренный пуризм?
• Чуковский, «Бармалей»: фраза «Мы дадим тебе конфет, чаю с сухарями» — это цитата из дореволюционного стихотворения А. А. Рыхлевской «Пойманная птичка», которое сейчас не так популярно, как сказка Чуковского, и которое чаще всего вспоминается в связи с творчеством Б. Акунина.
• Ушедшие в народ пародии Александра Иванова (вроде «Велик могучим русский языка», более известные в исполнении автора, обычно в передаче «Вокруг смеха») обычно писались на авторов настолько ужасных, что их не помнили даже современники. Хотя некоторые пародируемые были вполне достойными авторами, кое-кто со своеобразным стилем, были имеющие поклонников. Так или иначе, но многие пародии найти проще, чем исходные произведения. «Красная Пашечка» так и гуляет по сайтам с приколами как самостоятельное произведение. Некоторые стихи зажили своей собственной жизнью.
  • Не совсем. Большинство пародий Иванова как раз на выдающихся поэтов. Но на ни фига не выдающиеся стихотворения. Ну вот были у хороших поэтов хреновые стиши, не выбрасывать же, для сборника сойдёт. Самым характерным примером может служить «Поэт и табурет», написанный как пародия на Льва Озерова. Когда друживший с ним Иванов подошёл и сказал, что написал пародию, самокритичный Озеров ответил: «Саша, на такое даже пародии написать не получится!».
• Козьма Прутков, «Военные афоризмы»:
  • «Если прострелят тебя в упор, пой: Ширин, верин, ристофор», а также «Аудитор говорит: „Рай-диди-рай! Покойник отправился прямо в рай“». Так вот, и «ширин, верин, ристофор», и «рай-диди-рай» — не просто бессмыслицы, а немного искажённые цитаты из песни унтер-офицера Верёвкина. Когда-то она была популярной (и обязательной) солдатской песней, но теперь прочно забыта. Кстати, и этот припев не оригинален, а восходит к песне Александра Сумарокова, написанной для маскарада в честь коронации Екатерины II.
  • «Господа офицеры! Шилды-шивалды! Пустимтесь вприсядку, поднявши фалды» — это уже народное, употреблялось, например, в масленичных заигрышах: «Шилды-будылды, пачики-чикалды, шивалды-валды, бух-булды!» Кстати (хотя на эффект и не тянет) Геннадий Ерофеев в фантастической повести «Прокол» использует эти «шилды-шивалды» как неформальное приветствие. И в детской пьесе «Потапыч» Лифшица и Кичановой (вторая половина XX века) чувствуется серьёзная подкованность авторов в фольклоре: загадочное магическое заклятье (для вызова мистического медведя Потапыча) там звучит как «шалды-балды, нацики-цикалды, шалды-балды, бух-бух-бух!».
  • Вообще почти весь Козьма Прутков писался как стёб над современной ему поэзией и массовой культурой для образованной публики. Современный читатель, уже не понимающий намёков, воспринимает это скорее как весёлый бред. Пьесы «Фантазия», «Опрометчивый турка» и «Торжество добродетели» буквально состоят из штампов тогдашних пьесок категории Б, стихотворение «Родное» пародирует поэму славянофила Аксакова «Бродяга», «Разочарование» — «Финский берег» Полонского, «Аквилон» — «Море» Бенедиктова, и т. д. и т. п.
• Аналогично «Всеобщая история, обработанная „Сатириконом“», которая пародировала учебники истории для гимназий Д. И. Иловайского. Среди авторов — Тэффи и тот же Аверченко.
• Михаил Салтыков-Щедрин, «История одного города». Если политические кукиши, которыми изобилует текст, и сегодня вполне понятны (с историей-то читатель худо-бедно знаком), то издёвку над современной автору литературой и публицистикой с наскока не выкупишь:
  • История о происхождении глуповцев (в меньшей степени и весь остальной текст) изрядно издевается над государственной историографией.
  • В главе «Сказание о шести градоначальницах» весьма досталось псевдоисторической книге Павла Мельникова-Печерского «Княжна Тараканова и принцесса Владимирская».
  • Здесь же описание «польской интриги панов Кшепшицюльского и Пшекшицюльского». Автор издевается над антипольской истерией в газетах. Особенно он подчёркивает, что «интрига» всегда действует незаметно, хотя по тексту выходит, что действуют у всех на виду — намёк на газетчиков, которые именно конспирацией объясняли отсутствие доказательств, почему за всеми заговорами стоят поляки, а мазурку танцевать низзя.
  • Досталось и женской моде, включая литературу. Их, по книге, привила в Глупове некая девица де Сан-Кюлот. Во-первых, санкюлотами француские аристократы называли бедноту, во-вторых, дословно это переводится как «не носящий коротких брюк» (считай, простолюдин).
  • Издёвка над градоначальницей Ираидкой (списана с императрицы Анны Иоанновны): «нося фамилию Палеологовых (в ранней редакции Багрянородных, причём по мужу, которому эту фамилию дали только в семинарии), она видела в этом некое тайное указание». Жирное «На тебе!» в сторону квасных патриотов с их «Москва — третий Рим!!!111». С другой стороны, шутка актуальна и сегодня.
    • Также мог повлиять «Греческий проект» Екатерины II.
    • Позже, в главе «Войны за просвещение», снова встаёт «византийский вопрос», причём желающий «учинить возвращение древней Византии под сень Российской державы» (что уже весело) градоначальник пишет резолюцию на имя учёного Константина Арсеньева, автора знаменитого учебника по географии. Шутка здесь в том, что учебник Арсеньева, хоть и был очень даже хорош на момент выхода (то есть за полвека до щедринского романа), ко времени описываемых событий успел безнадёжно устареть (новые открытия-с!), и по нему уже лет двадцать никто не учился. Так деликатно Щедрин намекнул ура-патриотам на их образованность и современность.
  • История о том, как очередная градоначальница совершила переворот, «склонив на свою сторону четырёх солдат», пародирует известную книгу аббата Жана Шаппа д’Отроша — замечательного учёного, но довольно средненького писателя.
  • Подшутил Щедрин и над теми учёными, которые грозились выступить с какими-то очень крутыми предложениями о развитии Академии наук и науки в целом, но так ничего на эту тему и не написали. В главе о Двоекурове автор упомянул некую «записку об академии», которую обещал «привести дословно» в будущих изданиях. Ни в одном из последующих изданий записка опубликована не была, причём автор её (не) вносил вполне сознательно. И только друзья Щедрина знали, что, согласно записке, науку предполагалось рассматривать, но ни в коем случае не распространять.
  • В главе «Голодный город» описана опасность корней и нитей, когда за них возьмутся вплотную. Это вывернутый наизнанку штамп провластной прессы о «корнях и нитях неблагонадёжности». Согласно главе выходит, что сама борьба с такими корнями сулит народу куда больше опасностей, чем сами мифические корни.
    • По этой теме Салтыков-Щедрин, кстати, прошёлся и в одной из своих сатирических сказок «Медведь на воеводстве».
  • Помимо реакционеров, досталось и псевдооппозиционерам: «Мы, братцы, ничего! Мы только бунтовать не согласны — это так!»
  • Градоначальник Фердыщенко на все неудобные вопросы отвечает, что не может спорить с Богом. Намёк на «Медный всадник» Пушкина же! Правда, тут подколка не Александру Сергеевичу, а императору Александру, на которого Пушкин вроде бы и ссылался.
  • А путешествия следующего градоначальника Бородавкина бафосно пародируют записки французского посла Луи Филиппа де Сегюра (не путаем с его сыном, наполеоновским генералом Филиппом Полем де Сегюром, который тоже писал про Россию).
  • Тот же Бородавкин любит не менее бафосно говорить о важности флота. А ведь в то время истерия по поводу важности флота была очень сильна, особенно отличилась упомянутая выше «Северная пчела».
  • «Денег развелось такое множество, что даже куры не клевали их… Потому что это были ассигнации». Сейчас эта фраза воспринимается просто хорошей шуткой на основе игры слов. Тогда же это была очень меткая сатира. Массовое внедрение в России ассигнаций (чему очень радовались многие журналы — как в Европе же!) привело именно к тому, к чему и должно было привести: за рубль серебром давали три-четыре рубля ассигнациями. Судя по всему, расхожая фраза Щедрина про то, что за российский рубль можно будет получить по морде, пошла именно оттуда (российский рубль серебром как раз хорошо котировался, а золотой рубль котировался неимоверно хорошо; учитесь, ассигнации!).
  • В графе «Поклонение Мамоне и покаяние» Щедрин описывает, как градоначальник Грустилов домогается купающихся женщин, «переодевшись лебедем». Жёсткий стёб над романом Петра Боборыкина «Жертва вечерняя». Боборыкину и его стихам от Щедрина и в статьях доставалось.
    • Чуть меньше досталось в этой главе стихам Дениса Давыдова, а также переводам Василия Тредиаковского. Над последним Салтыков-Щедрин поиздевался и в сказке «Орёл-меценат».
  • А Сергей Овчаров в фильме «Оно» заново проецирует текст Щедрина уже на советский период. Ассоциации садятся как влитые — как высказался режиссер, «лысина к лысине, бородавка к бородавке».
• Михаил Булгаков, «Мастер и Маргарита» — Коровьев и Бегемот, явившись в писательский ресторан в «доме Грибоедова», назвались Панаевым и Скабичевским. Это реальные литературные деятели XIX века: Иван Иванович Панаев — писатель и журналист, а Александр Михайлович Скабичевский — критик. Однако сегодня их фамилии гораздо лучше известны как псевдонимы двух демонов-трикстеров.
• Владимир Сорокин, «Норма» и «Первый субботник» — чтобы оценить сорокинские литературные игры, читатель должен быть знаком с прозой и поэзией социалистического реализма 1950-70-х годов, причём не с классикой, а с литературой среднего и ниже среднего уровня.

На других языках

• О. Генри, ребята! Первым нужно упомянуть именно его, поскольку у этого блестящего сатирика всё творчество состоит из подобных примеров. Его герои ссылаются в шутках на любые современные им фирмы, книги, на любых личностей и любые события. Естественно, процентов 90 современный читатель не поймёт без сносок.
• «Алиса в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье»: в обеих книгах есть множество стихотворных пародий. Например, Алиса пару дохренадцать раз пытается прочесть наизусть тогдашние нравоучительные стишки, но выходит только уморительная каша. Кашу сейчас помнят, но большинство оригиналов давно и прочно забыты.
  • В переводах-пересказах Набокова и Заходера Алиса переиначивает русские стихи. И оригиналы пока что вполне узнаваемы (по крайней мере, для взрослого, образованного человека) — «Птичка божия», «Как ныне сбирается Вещий Олег». Экранизация Ефрема Пружанского взяла (вслед за ранней редакцией перевода Демуровой) свой английский стишок, и тоже пока что известный: «дом, который построил Джек Жук».
  • Кстати, стихотворение «Бармаглот» — пародия на староанглийскую поэзию (вроде того же Чосера). Первое его четверостишие впервые было напечатано в домашнем самиздатном журнальчике семьи Доджсонов под названием «Станца из англосаксонского стихотворения» и сопровождалось комментарием: «Смысл этого стихотворения тёмен, но звуки его трогают сердце».
  • А сколько в обеих книжках всевозможных «На тебе!» в адрес современных автору учёных и даже политиков! Из политиков чаще всего доставалось Гладстону и Дизраэли (последнего вполне помнят и сейчас, но больше как острослова). Что касается учёных, над которыми издевался Кэрролл, о них почти никто не помнит в принципе.
  • По этому же ведомству проходят Труляля и Траляля. Кто сейчас, кроме специалистов, вспомнит, что они фигурировали в известной эпиграмме, написанной более чем за сто лет до «Алисы»? А их кэрролловское воплощение (и процитированный в «Алисе» детский стишок про сломанную погремушку) знают почти все.
• «Божественная комедия» — кто бы вспомнил о тогдашних итальянских политиках, если б Данте не поместил их в ад?
• Франсуа Рабле, «Гаргантюа и Пантагрюэль» — автор обожал высмеивать популярных в те годы политиков, литераторов, лицедеев и особенно псевдоучёных из Сорбонны Современники самыми смешными моментами считали пародии на популярные в родном им с автором Средневековье схоластические трактаты, который современного читателя смешит разве что пошловатыми титлами. Один только трактат De modo cacandi («О способе ходить по большой нужде»/«О способах каканья») многого стоит. Его автором назван Пьер Тартаре, реальный (псевдо)учёный из Сорбонны (а tarter на жаргоне тогдашних французских школяров означало «срать», отсюда и шутка). Он и его коллеги уже давно забыты, а тогда было смешно.
• Ян Флеминг, господа! Книги о Джеймсе Бонде изначально были пародией на шпионский жанр. Теперь же Джеймс Бонд сам стал для него кодификатором, отцом семейства Копиркиных и объектом пародий, отчасти благодаря экранизациям, которые светлее и мягче, а также существенно фантастичнее книг.
• Оскар Уайльд, «Кентервильское привидение» — пожалуй, повесть известнее всех готических романов и историй с привидениями. А там, по сути, про то, как американская буржуазная семья, приехавшая в старый английский замок, не пугается этих допотопных призраков, и все эти завывания и скрежет цепями (приёмы, в настоящее время в основном из этой новеллы и известные) подаются как странноватый обычай привидения.
• Вольтер, «Ореанская Девственница» — пародия на опус вековой давности «Девственница, или Освобождённая Франция: героическая поэма» Жана Шаплена, крайне коряво написанный и набитый скучнейшими философскими отступлениями.
• «Остров сокровищ» — развесёлая стилизация под авантюрные романы XVIII в. приобрела такую популярность, что фанаты ищут в ней глубинный смысл, занимаются серьёзной заклёпкометрией и даже создают криптолитературоведческие произведения.
• «Повелитель мух» — шотландский писатель Роберт Баллантайн написал роман «Коралловый остров» о том, как дети на необитаемом острове живут в гармонии и духовности. Уильяму Голдингу не понравилось, он написал свою версию. Получилось намного темнее и острее.
• Многие любители фантастики помнят рассказ Роберта Шекли «Призрак 5». А кто знает, что рассказ пародирует Мюррея Лейнстера, в рассказах которого мужественные астронавты постоянно искали научно-технические решения различных проблем? (У Шекли решениями оказались водяной пистолет и натянутое на голову одеяло).
• Петроний, «Сатирикон» — пародия на античные романы.
• «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» — широко известно, что Сервантес пародировал рыцарские романы своего времени. Но по меркам того времени этот роман вообще пародировал всё на свете. Вот только кто сейчас помнит тогдашних премьеров?
  • «Путешествия Гулливера» — аналогично: едкая сатира на тогдашних политиков. Они мертвы и забыты, а Гулливер живёт и побеждает.
  • Ещё интереснее, что «Приключения Гулливера», особенно в первых главах, являются пародией на тогдашний бестселлер — «Робинзона Крузо». И хотя «Робинзон» отнюдь не забыт, но пародийность от современного читателя, как правило, ускользает.
  • Впрочем, наиболее известные переводы пестрят сотнями (!) пространных сносок, так что ощутить крокодилий эффект, если не пропускать их нарочно, будет затруднительно.
• Иван Котляревский, «Энеида» (Енеїда) — смачная и талантливая пародия изобилует многочисленными намёками на современников автора и ссылками на бытовые детали. По праву считается памятником украинской литературы и истории XVIII в., а также предметом особенной любви умненьких школяров, поколениями выкапывающих оттуда для докладов и сочинений цитаты любой степени фривольности. Особенным шиком считается принести на урок «взрослое» издание с роскошными иллюстрациями Базилевича. При этом 95 % бывших и нынешних школьников радостно подхватят пассаж про «злу Юнону, сучу дочку»… а вот процитировать оригинал смогут вряд ли.