Изменившаяся мораль/Классическая зарубежная литература

Это подстатья к статье «Изменившаяся мораль». Навигационные шаблоны и категории тут не нужны.

Старше, чем печать

• Гомер, «Одиссея» — субверсия. На первый взгляд, непонятно, почему многочисленные женихи Пенелопы хотят стать царями Итаки? На что они рассчитывают, когда у этой царицы есть сын, рождённый от законного царя? Допустим, муж пропал без вести. Тогда новым царём станет юный Телемах, а Пенелопа будет регентом до его совершеннолетия. Но если прочитать текст внимательно… Прямо сказано, что Телемаха женихи пытались почикать, и спасся он исключительно благодаря помощи свыше (конкретно — Афины). Скорее всего, именно поэтому Одиссей перебил всех женихов (хотя по тогдашним понятиям должен был их только «поставить на бабло»).
• Он же, «Илиада» — живописуются страдания Ахилла, у которого Агамемнон отнял наложницу Брисеиду. Что при этом чувствует и чего хочет сама Брисеида? Это неинтересно никому, включая Гомера.
  • В «Трое» Ирины Измайловой, написанной, как известно, в наше время, Одиссей советует Ахиллу подарить Брисеиду Агамемнону, чтобы задобрить его, раз уж сам Ахилл все равно влюбился в Пентесилею. И никто не задумывается о чувствах Брисеиды. При этом, например, Андромаха готова покончить с собой, чтобы не принадлежать другому мужчине, кроме Гектора (которого считала погибшим). Чем же Брисеида хуже Андромахи? По мифам, вроде, тоже царской дочерью была…
    • В ту же копилку — Терсит. Современному читателю трудно понять, в чём он не прав (уж если самому Агамемнону не нужна эта война, то простые солдаты её и подавно в саркофаге видели) и за что Одиссей его избивает.
    • И знаменитый «гомерический смех» богов над тем, как ковыляет хромой Гефест. Автор правки не знает, как насчёт богов, но среди людей в наше время подобное зрелище способно рассмешить разве что слабоумных.
      • Смех вызывает не сама хромота, а ее несоответствие статусу. Среди поголовно совершенных телом Олимпийцев хромой калека — это примерно как если на светском приеме элиты один из гостей появится в дешевом костюме из секонд-хенда. То, что по неназванной причине вся божественная мощь Гефеста с его проблемой не помогала, — не оправдание.
• Овидий — прямо призывает к изнасилованию:

«	Это наси­лье? Пус­кай: и наси­лье кра­са­ви­цам мило — То, что хотят они дать, нехотя луч­ше дадут. Силою жен­щи­ну взяв, сам увидишь, что жен­щи­на рада И что бес­че­стье она вос­при­ни­ма­ет как дар.	»
— «Наука любви»

• • Древние римлянки вообще любили, когда их насилуют, Лукреция подтверждает.
  • А точно ли Овидий призывал к изнасилованиям? Современные люди считают изнасилование мерзостью, но при этом с удовольствием рассказывают анекдоты на эту тему. Будто великий античный поэт не умел в иронию? Да ещё как умел!
• «Тысяча и одна ночь» — регулярно повторяется ситуация, когда поверженным антагонистам предлагают принять ислам или погибнуть. Согласившийся сразу становится хорошим и кандидатом в рай, а отказавшийся сменить веру настолько конченый злодей, что и перед смертью упорствует во зле, так что его и казнить не жалко.
• Стихи рыцаря и трубадура Бертрана де Борна насквозь пропитаны духом сословной морали, вплоть до того что он откровенно говорит:

«	Мужики, что злы и грубы, На дворянство точат зубы, Только нищими мне любы! Любо видеть мне народ Голодающим, раздетым, Страждущим, не обогретым!	»
— де Борн

• Анонимный рыцарский роман XII в. «Флуар и Бланшефлор» заканчивается счастливо. Языческий принц Флуар соединяется со своей возлюбленной — христианкой Бланшефлор, вступает на отцовский престол и вместе со всем своим народом обращается в христианскую веру:

«	…Кто искал предлога Крещенья избежать, и в бога Не верил, тех Флуар рассечь Велел, снять кожу с них иль сжечь.	»

• «Песня про зубра» Миколы Гусовского — правление Витовта Великого называют золотой эпохой Великого княжества Литовского, но вовсе не потому, что Витовт одержал много военных побед, или в государстве царило благоденствие. Век этот назван золотым, потому что Витовт беспощадно преследовал язычников, уничтожал идолы, и щедро раздавал Церкви коронные земли. Если вспомнить, что сам Гусовский служил придворным епископа Полоцка Эразма Циолека и изначально писал поэму в подарок Папе Римскому, то это вполне предсказуемо.
  • Автора правки как белоруса настолько коробит от то ли намеренного, то ли по незнанию коверканья имен белорусских исторических деятелей, топонимов и государственных образований, что он взял и переписал эту правку.
• Гэндзи-моногатари — принц Гэндзи. Современному человеку очень трудно понять, почему автор считает этого бесхребетного и беспринципного типа положительным героем.
  • В принципе то же можно сказать о любом центральном мужском персонаже хэйянской женской прозы. Особенно противен Сагоромо из «Сагоромо-моногатари». И тем не менее, в другой статье сказано, что хоть это относится к ним ко всем, но не является примером изменившейся морали.

Старше, чем пар

• «Путешествия Гулливера»:
  • В Бробдингнеге Гулливера приносит посмотреть на казнь его восьмилетняя нянечка. Тогда детей спокойно водили на правосудие и почище простого обезглавливания. Исключительно в воспитательных целях, конечно же.
  • В четвёртой части описано такое происшествие. «За мной все время наблюдала молодая самка еху (деградировавшие от инцеста дикари). Воспламененная похотью, она стремительно подбежала и прыгнула в воду, где я купался, обняла меня самым непристойным образом… На вид ей было не более одиннадцати лет». В современной книге западного писателя вряд ли так просто написали бы о попытке одиннадцатилетней девчонки развести на секс пятидесятилетнего джентльмена.
  • Педагогика Лилипутии. Детям ни в коем случае нельзя рассказывать глупых, страшных или смешных историй. Если няни, которые их воспитывают, уличены в подобном, они будут наказаны. При рецидиве — публичная порка кнутом и ссылка. Это отсылка на передовую на тот момент педагогику Джона Локка, который, как мы бы сказали сегодня, разрабатывал методики для развития интеллекта детей, но считал крайне вредным увлечение фантазиями. В карикатурном и гипертрофированном виде воплощено еще и в «Тяжёлых временах» Диккенса, который очень любил сказки, и страшные, и смешные, и не выносил идеологов, считавших их вредными для детей.
• Д. Дефо, «Робинзон Крузо» — герой, конечно… герой, но поехал в Африку за рабами (не выгорело, и пришлось закупиться неживым товаром). А в сиквеле «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо», путешествуя по Сибири, Крузо остановился в одном городе и наткнулся на тунгусов, отправляющих свои языческие обряды. Религиозные чувства ‎истового пуританина были оскорблены, и он разогнал тунгусов, а их идолы порубил саблей. На следующий день тунгусы явились к голове города и («in a most outrageous manner», то есть «в полной ярости») потребовали объяснений такого безобразия. Градоначальник их выслушал, успокоил и потребовал от заграничного гостя удалиться из города от греха подальше. Крузо, не стесняясь в выражениях в адрес местных язычников, в адрес русских со сдержанным укором заметил, что при них обращение аборигенов в христианство не ускорилось и что царю это явно не нужно (что, по морали книги, есть показатель чёрствости и/или духовного убожества). Сейчас диким варваром предстаёт именно сам Крузо, который посягает на культурное самоопределение тунгусов (сравните с популярной ныне в Европе политикой мультикультурализма и политкорректной моралью). По меркам тогдашнего русского общества он — дурак и нахал, который со своим уставом ввалился в чужой «монастырь» и начал устанавливать свои правила. А тупым храмовником Крузо оказывается по любым меркам. Своим поступком он гарантированно разжигал недовольство коренных жителей, которое, если бы губернатор не разрядил обстановку, они могли бы выместить на немногочисленных и непричастных русских поселенцах, а потом и сами бы огребли от русской армии.
  • Правда, тут зигзаг. Крузо, временами доходил аж до веротерпимости к каннибальским собраниям индейцев, а стрелял в них в итоге с тяжёлым сердцем. После многих лет одиночества самому чёрту рад будешь, шутка ли (то, что Крузо гораздо раньше сошёл бы с ума, оставим за скобками). И хотя после спасения с острова он сделал Пятницу слугой, но относился к нему настолько тепло, что он был скорее приёмным сыном (и вполне взаимно). неудивительно, учитывая, что спас его спас от участи быть съеденным. А во второй книге Крузо настолько не одобрил убийство жителей Мадагаскара за то, что они убили одного из матросов корабля, который попытался изнасиловать аборигенку, что в итоге был поддерживавшей данный поступок командой попросту высажен (при том, что был владельцем корабля!).
• Сон в красном тереме Цао Сюэциня, написан где-то в XVIII в., но говорит об эпохе в целом.
  • Большое значение люди в Китае тех времён придавали происхождению и положению. К тем, кто имеет бóльшие привелегии, нужно было обращаться подобострастно. Даже в доме Цзя, где со служанками обращались ещё очень и очень по-доборому, только самые уважаемые среди них водили дружбу с барышнями и всё равно не могли рассчитывать на отношение как к равным. Шутки о подчинённом положении служанок веселили и самих служанок не меньше, чем господ, — это не звучало унизительно. Танчунь была одарённой девушкой, но дочерью наложницы, поэтому по положению не могла сравниться с сёстрами, родившимися от официальных жён.
  • Гендерные роли играли огромное значение. Посторонним мужчинам запрещено было даже видеть незамужних девушек, они не покидали женских покоев. Баоюй, предпочитавший жить рядом с девушками, а не на мужской стороне, производил впечатление изнеженного чудака. Девушка должна была быть покорной и молчаливой, они как правило не учились грамоте, а занимались женскими делами, например, рукоделием. Им полагалось слушаться родителей и затем мужа во всём, ни в коем случае им не перечить.
  • Дворяне строго следовали этикету. При первой встрече следовало преподнести подарки, соответствующие статусу того, кто их получал. Встречая знакомого человека, нужно было справиться о его здоровье. Девушка должна была навести туалет перед выходом на люди: напудрить лицо, уложить волосы в причёску, одеться в одежды по случаю. Одежду по случаю носили и мужчины, она была повседневной, для ритуалов, для особо торжественных случаев.
  • Нормально было иметь любовниц помимо официальной жены. Часто жёны сами подбирали подходящую девушку в наложницы. В основном это были простолюдинки (знатную дочь, конечно, старались выгодно выдать замуж).
• Маркиз де Сад «Жюстина»: после любовно выписанных сцен флагелляции, изнасилований, копрофагии, изнасилования беременной, потрошения её, изнасилования плода и сбрасывания обоих в жерло вулкана плохиши переходят к ещё более страшному извращению: сатанизму.

Старше, чем радио

• В. Скотт:
  • «Айвенго» — Ульрика не покончила с собой после изнасилования, и Седрик упрекнул её, что дочь его боевого товарища не сделала это.
  • «Эдинбургская темница» — XVIII в., горожане обсуждают отмену публичной казни командира городской стражи, виновного в том, что на прошлой публичной казни велел стрелять в толпу. Людям обидно, что лишились зрелища («А я-то тащилась в такую даль! … Только зря за окно заплатила, да какое окно-то отличное, рукой подать до виселицы, каждое слово было бы слышно»), да к тому же из-за этого стражника в прошлый раз могли бы погибнуть даже дети: «Взять хоть мою внучку, Эппи Дейдл, — ведь нарочно в школу не пошла… Известное дело, дети…» Собеседники не видят ничего неправильного в том, что дети смотрят на казни, лишь один реагирует на слова «нарочно в школу не пошла» советом пороть детей за такое, «если желаете им добра». Любящая бабушка, скорее всего, и сама верит в пользу порки, но желание посмотреть на казнь кажется ей уважительной причиной для прогула, так что она игнорирует совет и добавляет: «Она у меня к самой виселице пробралась, поглядеть на казнь, — известно, ребенок!»
• «Собор Парижской Богоматери» — при описании вкусов посетителей публичных домов Гюго упоминает, что для них девушка 20 лет считалась «слишком старой» (не то чтобы на 20-летнюю совсем не находилось охотников, просто она считалась «слишком старой» для публичного дома, и дальше отправлялась жить и зарабатывать уже на улицу).
  • Эмм.. Да тут как бы не конкретно о возрасте речь — вряд ли посетили публичного дома интересовались годом рождения тамошних тружениц. Просто образ жизни у проституток — мягко говоря нездоровый и накладывает отпечаток, начав карьеру в раннеподрастковом возрасте (лет эдак в 13), к 20 годам девушка будет выглядеть уже сильно потасканной. И да — оборотистый хозяин борделя вскоре попросит «пенсионерку» на выход, а на её место завезёт товар посвежее. Короткий век у представительниц этой профессии, что ж поделаешь.
• Шарлотта Бронте, «Джейн Эйр» — изменившаяся мораль работает в обе стороны. Джейн не испытывает симпатии к родственникам, которые вырастили её и дали отличное образование, но были суровы и не любили? Для нас вполне естественно, для того времени — повод обвинить во всех грехах Джейн, а заодно и автора романа. Джейн сбегает от мистера Рочестера, чтобы уберечь свое целомудрие и гордость, хотя догадывается, что одиночество может толкнуть его на любые безумства, вплоть до суицида? Для того времени чуть ли не подвиг, а на читательских форумах наши современницы гневно осуждают Джейн.
  • Конечно, в XXI веке, в котором с недееспособным (да и просто нелюбимым) супругом очень легко развестись, легко осуждать. Впрочем, в наши время многие люди (причём обоих полов) не гнушаются жить на содержании и состоящих в браке — такие тоже мотивов мисс Эйр не понимают.
  • Энн Бронте, «Незнакомка из Уайлдфелл-холла» — Хелен тоже была замужем, и не за больным сумасшедшим, а за повесой, алкоголиком и домашним тираном, от которого бежала с маленьким сыном. Полюбив достойного человека, взаимно причём, она даёт понять, что они больше не имеют права видеться, но позволяет через год начать переписку. И что мешало Джейн поступить аналогично? Надо полагать, рано или поздно Рочестер внял бы голосу рассудка.
• А. Дюма, «Граф Монте-Кристо» — поведение графа по отношению к Али: «мне всегда хотелось иметь немого раба, поэтому я подождал, когда ему отрежут язык, и только после этого выкупил». Что это? Байки графа для эпатажа парижской публики? Отношение к рабу как к имуществу, принятое на мусульманском Востоке, где граф жил немало? Или банальный расизм (даром, что сам Дюма — мулат).
  • Здесь, впрочем, скорее иной случай — самим автором намекается, а в конце второго тома прямо подсвечивается, что граф из-за своей жажды мести изрядно потерял берега и, по сути, уже давно стал отнюдь не положительным героем.
• Весьма разнузданное поведение мушкетёров. «Небрежно одетые, подвыпившие, исцарапанные, мушкетёры шатались по кабакам, по увеселительным местам и гульбищам, орали, покручивая усы, бряцая шпагами и с наслаждением задирая телохранителей кардинала, когда те встречались им на дороге. Случалось, их убивали, и они падали, убеждённые, что будут оплаканы и отомщены; чаще же случалось, что убивали они, уверенные, что им не дадут сгнить в тюрьме».
  • Благородный Атос разоряет несчастного, ничего ему не сделавшего трактирщика, нанося ему дикие убытки, портя имущество и не платя за постой — просто из прихоти, потому что может. А д’Артаньян соблазняет жену Бонасье и страшно злится на него за то, что тот стоит у него на пути, даже обдумывает, как бы сделать, чтоб его того… не было.
    • Ну как «ничего не сделавшего»… трактирщик принимал активное участие в нападении на Атоса и д’Артаньяна, именно он кричал, что с ним расплатились фальшивыми деньгами (само по себе сильнейшее оскорбление для аристократа, а заодно и повод для драки, в которой Атоса вполне могли убить). В итоге, кстати, с трактирщиком расплатились — ему досталась лошадь Атоса, что, судя по реакции самого трактирщика, вполне покрыло нанесенные ему убытки.
  • Однако это ерунда на фоне того, что по современным понятиям вообще-то они государственные изменники, а Ришельё старается на благо родины. Получается, что любовь д’Артаньяна и Констанции и верность Констанции королеве вместе с дружбой д’Артаньяна и трех мушкетёров превыше блага Франции. Но для дворян начала XVII в. никакой Франции и её интересов не существовало! Они служили королю Франции — и только! — и были в полном праве сменить место службы и начать служить австрийскому императору, английскому королю или русскому царю. Никто бы их за это не осудил. Для французских мушкетёров англичанин лорд Винтер намного ближе и роднее, чем какой-то галантерейщик Бонасье, не говоря уже о простом французском крестьянине.
    • Всё равно «не лезет». Служат они королю, а действуют в интересах королевы, «наставляющей рога» этому самому королю.
  • У тех, кто читал книжку в школьные годы, наверняка вызвало фрустрацию то, как Атос обошёлся со своей женой. Ну, обманула, но повесить… Мало того, её обман Атос считает куда большим несчастьем, чем возможная гибель Констанции для д’Артаньяна, и его молодой друг с этим соглашается! И, мало того, в конце книги ясно даётся понять: то, что миледи скрыла от супруга клеймо, все герои считают не меньшим злом, чем убийство Бэкингема и той же Констанции. Да, в наше время сложно понять, насколько сильным ударом было обесчещивание фамилии представителя высшей аристократии. Не говоря о том, что и людей клеймить не принято.
    • А вообще-то миледи откровенно сглупила — так и так она ведь, очевидно, поведала жениху какую-то душещипательную историю. Что мешало добавить в нее историю наподобие рассказанной Фелтону — мол, отвергла притязания некоего негодяя, а тот из мести незаконно ее заклеймил… Влюбленный граф запросто мог поверить.
      • Нет, исключено. Во первых, клеймо в те времена, это как сейчас «опущенные» в тюрьме: не важно, при каких обстоятельствах это произошло, хоть трижды по беспределу, но ты уже такой, с соответствующим к тебе отношением. Кстати, хоть способов «подняться» и не существует, в случае, если тебя опустили по беспределу, есть один способ восстановить своё «доброе имя» - смерть. Во вторых, само клеймо. Прямо же сказано - лилия. Потому что, это произошло в городе Лилле, т.е. место известно, и графу не составило бы труда навести справки. И да, клеймо мог наложить только и только палач, просто потому, что оно было только у него.
  • Да, собственно говоря, зачем так далеко ходить? Самое начало романа. Выразимся абстрактнее и переведём на современный язык. Молодой человек из горных южных окраинных регионов направляется в столицу, чтобы сделать карьеру в силовых структурах. Он рассчитывает на блат, и его расчёты оправдываются. Он горяч и задирист, реагировать максимально агрессивно на любые проявления неуважения к себе считает святым долгом. При этом он не слишком обременён почтением к законам государства, горд, пренебрежительно относится как к долговым обязательствам, так и к семейным узам столичных обитателей, с лёгкостью ввязывается в противостояние спецслужбам.
  • Когда же автор правки ознакомился с «20 лет спустя», неприязнь к помянутому персонажу подкрепилась ещё и следующим: он свято уверен, что Мазарини-таки должен исполнить свои обязательства насчёт капитанского патента и баронского титула. Пардон, шевалье, а за что? Что вы со своей стороны для него сделали? Он дал вам ровно три поручения. Первое вы выполнили на треть, второе провалили с треском, третье извратили полностью. Мазарини, гад такой, вас без суда и следствия заточил в тюрьму? Безобразие. Я бы вас отправил прямо под меч палача на Гревскую площадь.
  • Автор правки, кажется, где-то на просторах этого сайта встречала мнение, что это не столько изменившаяся мораль, сколько роман изначально предназначался не для юношества; персонажи были и есть по меньшей мере козлы, просто подростки склонны романтизировать ситуацию, а потом очень удивляться, анализируя роман во взрослом возрасте.
• Натаниэль Готорн, «Алая буква» — главная героиня изменила мужу со священником и родила от него ребёнка — это ладно, поступок и сегодня малость скандальный. Однако в середине XIX века критики неистовствовали в первую очередь из-за того, что ни он, ни она не продемонстрировали ни грамма христианского покаяния за прелюбодеяние и не восстановили таким образом пост-фактум святость брака в глазах читателей. По тем временам это позволяло налепить на роман ярлык порнографии и полностью запретить к публикации в ряде стран, включая Россию. И ни слова о каких-то там любви и праве на личное счастье.
• Гюстав Флобер, «Госпожа Бовари» — современному читателю непонятно, какой стороной оскорблена здесь общественная мораль. Ведь история с адюлтером вообще типична для французской литературы. Но цензоров возмутило именно нарушение негласной традиции: адюлтер должен быть или наказан, или послужить разоблачению злодея-мужа/злодея-любовника. Но у Флобера не чёрно-белая мораль, а все оттенки серого: он описывает подчёркнуто обычных людей с их обычными страстями и пороками и даже не пытается всё это высмеивать. Суд, кстати, закончился полным оправданием автора и послужил хорошей рекламой для книги.
• Жюль Верн:
  • В романе «500 миллионов бегумы» изображены и противопоставлены друг другу полис-утопия Франсевилль, построенный французским врачом-гуманистом Саразеном и город-оружейный завод Штальштадт, отгроханный на отжатые через паутину судебной бюрократии у Саразена деньги профессором Шульце, оружейным бароном и нацистом (да, уже в то время). В эпизоде, где разъясняется, как именно строили Франсевилль, мельком и вскользь упоминается, что строили его руками работавших за гроши китайцев, которым самим селиться в городе гуманизма и равенства было строжайше запрещено. Видимо, по мнению автора, расиста от нерасиста отличало только отношение к французам, но никак не ко всем остальным народам, и уж точно не к каким-то азиатским «оркам». С другой стороны, про китайцев читатель узнает не из уст автора или непосредственно персонажей, а из заметки в немецкой газете. А автор той заметки мог многое воспринимать и трактовать по-своему, нежели Саразен — основоположник Франсевилля.
    • Да и вообще заметка могла быть если не полной «уткой», так в стиле Риты Скитер
  • В «Двадцать тысяч льё под водой» Немо мочит «Наутилусом» стадо кашалотов, что герои радостно одобряют, называя кашалотов вредными животными, подлежащими истреблению.
    • Вредными потому, что уничтожают китов, за которых Немо как раз горячо вступается, причём всего парой абзацев выше: «Хищнически истребляя южного кита, простодушное, безвредное, доброе животное, ваши товарищи по ремеслу, Нед Ленд, творят дело, достойное порицания. Выбив китов в Баффиновом заливе, они скоро совершенно истребят весь класс этих полезных животных. Оставьте-ка в покое несчастных китов! И без вас у них много своих врагов: кашалоты, меч-рыба, пила-рыба!» И как минимум профессор Аронакс, от лица которого ведётся повествование, соглашается с ним.
    • Убивать акул герои Верна тоже любили.
    • На момент написания романа, а тем паче его времени действия, экологии (науки о взаимоотношении видов и популяций животных, а не того, что означает это слово в разговорной речи) не было как таковой, и считалось совершенно нормальным истреблять хищников за то, что они «вредные». Справедливости ради, в его времена акулы и кашалоты действительно представляли больше опасности для мореплавателей, чем при современном состоянии флота. Тот факт, что на самом деле хищники не только не вредят популяции, но и жизненно необходимы для её поддержания, допёр до людей далеко не сразу (см. ниже про советскую фантастику). Как результат — множество экологических катастроф и вымерших видов: сумчатый волк и кролики в Австралии вам подтвердят.
• «Гордость и предубеждение» — папа главной героини намного старше её мамы, и по причине отсутствия в семье сына, они боятся, что если с папой что-то случится, то всё имение уйдёт дальнему родственнику, так как жена и дочери не имеют права наследовать имение.
  • И… где тут изменение морали? Изменение законов о праве наследования, разве что.
    • Да и его-то нет. Майорат по-прежнему наследуется именно таким образом, другое дело, что сейчас ситуация, когда наследство состоит только из родового имения (без денег/ценных бумаг и т. п.) практически невероятна.

Старше, чем интернет

• В романе «Спартак» главный герой на глазах у всей армии демонстративно убивает коня по принципу «не доставайся ты больше никому! а в случае победы я ещё себе найду». Любители животных, конезаводчики и жокеи выдают тонны гневных комментариев.
  • Точнее, убивает, чтобы подчинённые видели: он не бросит их в случае поражения, чтобы самому спастись бегством. IRLтоже многократно практиковалось, многие проигравшие полководцы из-за этого и голову сложили. Тот самый Ричард IRL от коня отказался, а не пол царства предлагал!
• Юкио Мисима, «Весенний снег». Мацугаэ-старший селит любовницу в коттедже по соседству с собственным особняком. И то верно: не гонять же к ней через весь город занятому государственному человеку? Впрочем, по свидетельству японистов, подобное отношение к продажной любви нормально и для современной японской элиты: жена сначала заплатит за такси, которое привезло мужа из борделя, а уже потом устроит ему скандал за трату семейных денег.
• Роберт ван Гулик, книги о судье Ди. Многие моменты для современного читателя кажутся полным сюром.
  • Как наградить молодого талантливого чиновника за успешное расследование, оказавшееся важным для имперского двора? Подарить ему копию изречения, которое написал сам император.
    • А что такого? Сегодня за великие достижения награждают небольшой висюлькой на грудь.
  • У судьи Ди уже есть две супруги. Старшая жена САМА предлагает ему взять в жёны ещё одну: молодую красивую женщину, которую Ди оправдал в одном из предыдущих слушаний. Никакой особой страсти со стороны Ди не показано, хотя мужеством и достоинством её он и восхищался. И да, на третью жену не взвалили никакой особо трудно или грязной работы — она обычно занимается музыкой или живописью.
  • Внутримировой пример: ту самую женщину, на которой Ди впоследствии женился, бросает муж. На суде, перед всем народом — за то, что она не покончила с собой после изнасилования. Ди хотя и признаёт его право на развод, но демонстративно не одобряет подобного поведения и предлагает бедняжке своё гостеприимство.
• Дженнифер Уорт, «Вызовите акушерку» — история Лена и Кончиты. Молодой, но вполне совершеннолетний парень привозит из Испании девочку максимум двенадцати лет, селит у себя дома и берёт в жёны, когда ей исполняется примерно шестнадцать, причём у пары к этому моменту уже есть несколько детей. На современные деньги — дикость, но в сороковые никто особенно не возмущается — он о ней заботится, он на ней женился, какие могут быть претензии?
• Б. Сандрар, «Женомор» — почти до абсурда. Положительный персонаж — маньяк-убийца-женоненавистник, заставлявший племя дикарей приносить ему в жертву младенцев. Причём даже автор называет его абсолютно аморальным, но в эпоху буйных 1920-х, после ПМВ и посреди десятка фашистских диктатур в сердце Европы, это никого не смущало.

Американские авторы

• Книги Говарда Лавкрафта по современным меркам кишат расизмом! Даже негр-боксёр, ставший невинной, в общем-то, жертвой Герберта Уэста, назван «омерзительным и гориллоподобным». О врагах рода человеческого и речи нет: культы тёмных богов базируются в Африке, Индии, Китае, среди индейских племён. Современные их участники — мультирасовые обитатели дна, описанные с зоологическим натурализмом, либо, как сказали бы носители правых взглядов, «толерасты» из числа белых. Даже в Мире Снов присутствует осада города благородных арийцев ордами монголоидных полузверей. Собственно, изменение морали заметно в экранизации «Тени над Иннсмутом» aka «Дагон»: вместо смуглых злодеев здесь — белый мусор. Вывернули в другую сторону, так сказать, just as planned.
  • Лавкрафт был расистом не только по современным, но и по тогдашним меркам, просто в основном корпусе текстов это не очень заметно. Но вот если заглянуть в его переписку…
  • Справедливости ради: Лавкрафт был воспитан в глубоко расистской и столь же глубоко дисфункциональной семье. Вырвавшись из этого окружения и ознакомившись с современными ему научными взглядами на расовый вопрос, он от своего расизма отказался. Но это было ближе к концу его недолгой жизни.
  • Плюс, его женой была еврейка, при нескрываемой нелюбви Лавкрафта к евреям.
• Практически любое произведение американца Эдгара Райса Берроуза, творившего в первой половине XX века, дико с сегодняшней точки зрения. Так, безусловно положительный герой Тарзан в его личной иерархии человеческих рас и видов животных ставил негров… Нет, не наравне с обезьянами, а ниже обезьян — глупее, трусливей, подлей.
  • Неправда ваша: вовсе не негров вообще, а конкретно людоедов (aka Неблагородных Дикарей). Следует напомнить, что Тарзан начиная с 3-й или 4-й книги и до упора делил стол и кров с воинами племени Вазири, которых считал своими друзьями и чуть ли не равными себе (во всяком случае частенько ставил их выше изнеженных белых). Эти Вазири, разумеется, были суть самые натуральные африканские негры; характерно, что они и сами враждовали с людоедами да и вообще полностью соответствовали штампу «Благородный дикарь».
  • Менее заметный пример. В хэппи-энде «Владыки Марса» положительные герои истребляют всех шестилапых хищников — за опасность. Сейчас сознательное истребление биологического вида считается злом. Исключение делают только для возбудителей заболеваний человека: вирус натуральной оспы уже истребили и гордятся этим, об истреблении вируса СПИДа мечтает весь мир. Нюанс: в нескольких особо секретных лабораториях образцы вируса оспы хранится на всякий случай — чтобы знать, как его лечить, если вдруг снова объявится.
• Ф. С. Фицжеральд, «Великий Гетсби». Современному читателю непонятно ни то, почему Гетсби вообще вынужден устраивать вечеринки, а не может просто сходить и объясниться с Дейзи, ни то, почему та готова сбежать с ним, но не готова признать при людях роман, ни тем более, почему они оба принципиально игнорируют в своих матримональных планах детей Дейзи от Тома Бьюкенена.
• Т. Драйзер, «Американская трагедия». Не знающему реалии той эпохи в Америке трудно понять, почему главный герой не может просто бросить беременную Роберту, раз уж она ему настолько неудобна, что ему приходится убить её. Собственно, многим не понятно, почему вообще автор ждёт сочувствия к дважды убийце и в чём неправы ополчившиеся против него власти.
• Маргарет Митчелл, «Унесённые ветром» — удивительно, что эту книгу ещё вообще не запретили в ныне политкорректной Европе. В ней Эшли Уилкс и все остальные симпатичные Митчелл персонажи-южане — члены Ку-Клукс-Клана. Когда на Скарлетт напали негры, они надели белые балахоны и поехали разбираться с ними безо всяких разговоров. И разобрались — как завещал судья Линч. А Ретт Батлер потом их всех спасал от преследования оккупантов-северян, за что заслужил сдержанное одобрение со стороны женщин-южанок.
  • Стоит понимать, что это НЕ только пример изменившейся морали. Чернокожие в те времена и сами были далеко не няшками, так что первые выступления ККК были выступлениями уровня «якудза против беспредела самураев» или «комитета бдительности на фоне бездействия властей». Однако, когда ты создаёшь организацию вигилантов, ты должен быть готов, что она окончательно провалится в бездну беспредела и злодеев. Мафия, якудза, триады и ККК — это именно свалившиеся в бездну беспредела вигиланты, потерявшие свои корни. Пожалуй, только комитет бдительности и шерифы Дикого Запада (да-да, изначально шериф в тех местах был не столько представителем закона, сколько нанятым местными жителями ганфайтером-вигилантом) смогли удержаться и, в итоге, легализировались. Так что, изменившаяся мораль идёт рука об руку с самодискредетацией организации.
    • Бонусом идет, что для доброй половины США, особенно в сельской местности собраться толпой и вломить как следует нарушителям спокойствия не является чем-то очень плохим. Та же оборона корейского квартала во времена массовых беспорядков в Лос-Анджелесе начала 90-х тому лишний пример. И это не говоря о всевозможных «местных ополчениях» и «комитетах бдительности».
  • Июнь 2020 — свершилось: стриминговый сервис «HBO» убрал фильм из своего репертуара. Правда, ненадолго: в июле того же 2020 года фильм вернулся на сервис, правда с сопроводительными комментариями о расистском содержании.
  • Сюда же можно отнести феминизм главной героини: в современном мире женщина, делающая карьеру наравне с мужчинами, заслуживает исключительно уважения и восхищения. А в романе, между прочим, на дворе послевоенная разруха, когда дееспособных мужчин, чтобы «освободить дам от этой ноши», не осталось и половины, а Скарлетт ещё и содержит отцовское поместье с семьёй средней сестры, пару тёток по матери, тётку покойного первого мужа, да фактически и семью Эшли…
• Марио Пьюзо в романе «Крёстный отец» не обошёл вниманием и такой вопрос, как отношение нью-йоркских гангстеров к женщинам. Для 1940-х всё вполне натурально, но уже в киновоплощении 1970-х этот момент стыдливо обошли стороной. Дон Корлеоне, например, отчитывает Джонни Фонтейна за то, что тот оставил своей первой жене и детям больше денег, чем положено по суду, а вторую не решился ударить по лицу, наставив синяки только на теле, чтобы не помешать её кинокарьере. Что за фигня, дон Вито?!
  • Теряется под горами трупов и адом натурализма, да и вообще спорно. Карло Рицци, к примеру, огрёб живительных от шурина, когда тот узнал, что Карло избивает Конни (собственную жену). Марио Пьюзо говорит прямо: Санни не убил его только потому, что Карло не оказал сопротивления (зато оказался крысой и предателем, что стоило жизней обоим, но это уже «совсем другая история»).
  • Санни избивает Карло, пока дон Вито прикован к постели после покушения. В тексте книги прямо говорится, что когда Конни вскоре после свадьбы впервые пожаловалась на мужа-драчуна, Санни собирался ехать бить зятя смертным боем — но отец ТАК на него прикрикнул, что даже Санни пришлось подчиниться. Автор таким образом показывает разницу между рождённым на Сицилии доном Вито, чтущим патриархальное правило «да убоится жена мужа своего», и Санни, американцем по рождению, который имеет на эту проблему более современную точку зрения.
    • С другой стороны, в тексте подчеркивается, что Конни не слишком детализировала свои отношения с мужем, делая акцент на том, что он её не уважает, имеет любовниц и они постоянно ссорятся. Потому что все понимают, если Вито прознает про то, насколько сильно избивает её Карло, Конни быстро станет вдовой, несмотря на все итальянские замашки её отца. Тем более, что по-настоящему сильно Карло начал рукоприкладствовать уже после покушения на дона Вито.
  • Без расовых предрассудков тоже не обошлось. Пит Клеменца, выбирая нового «гарпуна» своей команды, отвергает кандидатуру надёжного человека только из-за того, что тот слишком дружелюбно относится к афроамериканцам. В ходе бандитской войны неграм (от лица персонажей, не автора) дается уничижительная характеристика — как людям, позволившим обществу обращаться с собой недостойно, и потому действительно недостойным. В фильме предвзятость сицилийцев к «черномазым» тоже показана, но не столь явно.
• Микки Спиллейн, цикл про Тайгера Манна. Чем дальше, тем больше выясняется, что организация, в которой состоит главный герой, крутой и беспощадный суперагент — даже не секретное подразделение спецслужб, а эскадрон смерти ультра-правого толка, для которого федеральные чиновники с их требованием соблюдать элементарную законность просто досадная помеха. И главный герой не выполняет преступных приказов только потому, что их ему пока ещё не отдавали.

Британские авторы

• Р. Киплинг, «Мэ-э, Паршивая овца». Протагонист испытывает неописуемые душевные муки от того, что вынужден учиться в одном классе с негром и — о ужас! — евреем.
  • К слову, рассказ 100%-но автобиографический. Впрочем, что еще можно было ожидать от автора проевропейско-шовинистического стихотворения «Бремя белого человека», чье название стало нарицательным для убеждений белых шовинистов о неполноценности и примитивности неевропейских культур, а равно и отсталости и беспомощности их носителей в отсутствие белых «помощи» и «цивилизаторства».
  • Протагонист «по крайней мере час возмущался», а не испытывал невыносимые муки. «Он стал приглядываться к одноклассникам. Одни ходили чумазые, другие умели объясняться лишь на местном наречии, многие коверкали слова, и были в его классе два еврея и один негр, или, во всяком случае, чернокожий» — почему вы считаете, что протагонист испытывает антипатию именно к «два еврея и один негр», а не ко всему чумазому классу? Следующий абзац указывает, что относиться к хубши пренебрежительно его научил Мита (нянь? гувернёр?) — индус, между прочим. Так что «Панч ненавидит негров и евреев, белый шовинист эдакий» — классическая подгонка решения под ответ.
  • Предыдущий абзац не выдерживает никакой критики. То, что негры и евреи перечислены в одном ряду с чумазыми и необразованными говорит о том, что лирический герой таки испытывал к ним такую же антипатию. То, что индиец Мита свысока относился к неграм, никак не доказывает, что именно он передал мальчику свои предрассудки. Он не мог быть ни гувернёром (в них шли представители как минимум столь же цивилизованных народов, а желательно более цивилизованных), ни «нянем» (на эту вакансию живущие в Индии англичане брали женщин). А позже сказано, что «В школе его высекли на глазах у евреев и хубши за то, что он посмел приносить домой ложные сведения о своих успехах». Он явно страдал именно от этого, а не от того, что «на глазах чумазых и коверкающих слова»
  • Предыдущий абзац переполнен котлетами, которые жужжат и шевелятся: смешивать мировоззрение автора с мировоззрением героя — классическая ошибка дилетанта. На национальный состав зрителей порки указывает автор (с подтекстом «белый мальчик наказан на глазах унтерменшей, до чего довёл Британию этот фигляр ПЖ»), и только он.
• Артур Конан Дойл, «Скандал в Богемии». Современный человек искренне недоумевает: что ужасного в том, что холостяк крутил роман с незамужней дамой до своего обручения? Надо сказать, создатели современной адаптации попали прямо в точку, посчитав соразмерным для современного общества участие в гомосексуальных садо-мазо отношениях.
  • То же самое — с письмами, которые использовал для шантажа Милвертон (в BBC-версии — переименован в Магнуссена и компромат хранил… в несколько другом месте).
  • Отчётливо показано в рассказе «Убийство в Эбби-Грейндж»: на исходе XIX века в Австралии уже совсем не викторианские порядки, для женщины оттуда мысль о нерушимости брака с агрессивным алкашом просто чудовищна. Вот как сильно может измениться мораль даже не со временем, а лишь в другой части того же самого государства, пусть хоть и отдалённой.
• Р. Сабатини, «Удачи капитана Блада», глава «Святотатство». Блад антигерой и благородный пират, встречает английского работорговца, которого испанские жулики обидели-обокрали. И помогает ему отомстить испанцам и вернуть деньги — это при том, что сам Блад натерпелся бед в рабстве у англичан и еле-еле сбежал оттуда! Мысль о том, что негры как бы тоже люди и что то, что плохо по отношению к Бладу, плохо и по отношению к ним, не приходит в голову ни герою, джентльмену XVII в., ни автору, который вообще творил в веке XX. Впрочем, ещё в «Одиссее» говорится, что пираты считали негров-рабов законной добычей.
  • Автору правки всегда казалось, что это все-таки позиция персонажей, а не автора. А для XVII века, таки да, неспособность осознать, что представители других рас — вообще люди, была в порядке вещей. Блад хоть признавал таковыми представителей других народов — даже на это не все персонажи оказались способны. Ну и да, это сеттинг плаща и шпаги, персонажи таких произведений вообще приятны только по принципу подавления недоверия. Так то из реально положительных персонажей там одна Арабелла, и то не факт.
• Памела Трэверс, «Мэри Поппинс», первая книга (1934 год). Бэнксы, заделав первенца, всерьёз кумекали, не отдать ли ребёнка кому-то, а папаше пришлось даже отказаться от рабочего обеда. Но впоследствии настругали аж пятерых! У Бэнксов проблемы с деньгами, жена не работает, есть прислуга — и они ещё нанимают няньку! Неужели нельзя сэкономить на этом? На самом деле «планирование семьи», как мы сейчас его понимаем, в Англии 1920-х ещё не стало общим правилом, и массового «среднего класса» тоже не существовало. Доходов служащего банка более чем достаточно, чтобы платить гроши прислуге, а замужние женщины работали редко, занимаясь в основном домашним хозяйством — на которое, кстати, тогда уходила бездна усилий.
  • Пара обоснуйчиков. Во-первых, по книгам точно можно заметить, что семья на месте не стояла: благосостояние росло по мере того, как продвигался по служебной лестнице глава семейства. Да и отдавать детей, если не смогут прокормить, они думали не в приют, а «кому-нибудь» — более богатым родственникам и на время, к примеру (да, тогда это было нормально, вот тоже пример тропа). Во-вторых, Бэнкс-старший, исходя из текста, человек вполне положительный, и с чувством юмора у него всё в порядке (хотя юмор свой, банковский, но это же не криминально), а история про то, как он планировал (не)оставление детей в семье, явно написана не с точки зрения автора, а с точки зрения детей, которые тут выступают в качестве POV. Не исключено, что папаша просто троллил детишек в воспитательных целях: «А вот знаете, как нам было непросто? Мы вот думали-думали, как бы вас оставить!». Обычная ситуация и для сегодняшнего дня, не находите?
    • Своеобразная подсветка в «Семейных ценностях семейки Аддамс» — после многочисленных покушений на третьего ребёнка-младенца: «Дети, вы правда думаете, что когда в семье появляется новый ребёнок, один из старых должен уйти?!» «Да». «Но это давно не так!».
    • Дополнительная хохма про «отдать ребёнка кому-то»: сама же автор книги была отдана на воспитание богатой бабушке из-за того, что родители были не при деньгах. Кстати, Мэри Поппинс она списала отчасти с бабули (отсюда сплав строгости и доброты), отчасти с бабулиной горничной (та любила развлекать детишек сказками и вела себя аки сказочный персонаж).
• Джон Бойтон Пристли, «Опасный поворот» (1932).

«	Стэнтон: Видите ли, случилось так, что мы все оказались людьми с легким, уживчивым характером. Роберт (шутливо, пожалуй, — слишком шутливо): Кроме Бетти — у нее характер бешеный. Стэнтон: Это потому, что Гордон недостаточно часто колотит ее!	»
—  Диалог в дружеском кругу

Да, милая читательница, еще в 1930-х в Англии такие шутки считались вполне нормальными. Но не волнуйся: уже в блистательной советской экранизации Владимира Басова (1972) фразу стыдливо заменили на вполне современное «Это потому, что Гордон — большой лентяй» (то есть не уделяет жене внимания). Мораль изменилась.

• Энид Блайтон, трилогия «Вредная девчонка» (написано в 1940-ые). Даже перевод названия уже подстраивается под изменившиеся понятия (в оригинале там The Naughtiest Girl, то есть буквально «самая несносная девчонка», «хулиганка»). И в чем же состоит злостное хулиганство Элизабет — она курит и выпивает? ругается негодными словами и пишет их на стенах? ворует из магазинов? воткнула однокласснице перьевую ручку в щеку? Нет, она подкинула уховерток в кровать гувернантке, поставила 11 предметов на свою тумбочку вместо разрешенных шести, не хотела подниматься с постели и тому подобное. А разгадка проста — речь идет о респектабельном интернате для детей из приличных семей, для которых все вышеперечисленное действительно жуткий разгул. Малолетние гопники из Глазго с самокрутками в зубах и бритвами в рукавах для респектабельного общества просто не существуют.
  • С прикрученным фитильком, поскольку сама Блайтон своей героине явно симпатизирует, считая её мыслящей и свободолюбивой личностью, а не вредной и несносной девчонкой. Автор описывает, как в новой школе, где царит дух демократии и уважения к учащимся, Элизабет становится очень популярна, её даже выбирают старостой.
• Описание внешности орков в черновиках профессора Толкина — явная карикатура на монголоидов, если бы те мутировали, чудовищно исказившись в физическом плане.
  • Тем не менее, вражда с востоканами-людьми у Толкина — скорее геополитический факт на текущий исторический момент (Третья эпоха). Бор Верный и его сыновья в Первую эпоху тоже были востоканами (истерлингами). Подсветка: герой известен по квенийскому имени, данному в знак благодарности.
  • Сюда же телега об изначальной порочности, искаженности орков. Ничего хорошего из них не будет, как не воспитывай. Судя по всему, Толкиен (как и положено доброму католику) хотел изобразить именно биороботов, у которых есть инстинкты, но нет души, а значит и свободы воли. Орк не может одуматься чисто физически, его поведение полностью обусловлено животными инстинктами и ситуацией.
• Сесил Форестер, цикл «Горацио Хорнблауэр» — герой, что сильно подчеркнуто автором, очень не любит телесных наказаний, и даже нерадивым матросам вынужден прописывать живительные звездюли только потому, что без этого совсем никак. Но когда его возлюбленная угрожает выпороть свою горничную-негритянку до невозможности лежать на спине, никакого дискомфорта не испытывает.
  • Ему же очень некомфортно видеть свою уже жену раздетой при посторонних, даже при условии, что «посторонним» является та самая горничная, пусть даже и негритянка ©.
• Джон Голсуорси, «Пустыня в цвету» — см. ссылку выше на «Тысячу и одну ночь»: помолвка Динни Черрелл с мрачным поэтом Уилфридом Дезертом расстраивается из-за выплывшей истории о том, как Уилфрид, будучи в Африке, попал в плен к бедуинам и вместо того, чтобы умереть как джентльмен, сказал, что принимает ислам, чтобы не принять его во втором смысле этого выражения. Сейчас вероотступничеством в западном мире никого не удивишь, но по меркам Англии 1920-х это было солидное пятно на репутации. Зато в некоторых мусульманских странах за отречение от ислама до сих положена смертная казнь.
• Бернард Корнуэлл «Ричард Шарп». Демонстрируется на каждом шагу.
  • Крутой сержант спас командира на поле боя и получил вполне заслуженные офицерские погоны. Что делать новоявленным коллегам — 4 из 5 будут морщить нос, ибо выходец из низов. Остальным или пофиг на все и вся или предпочитают иметь рядом крутого рубаку и хорошего собутыльника.
  • Офицер может быть говном как военный, ни в грош не ставя своих солдат и запарывая любой данный ему приказ. Но пока он владеет языками Гомера и Цезаря и отличает рыбную вилку от салатной — он офицер и джентельмен. А джентельмен не может быть законченным идиотом.
  • Сам факт покупки звания, без прохождения соответсвующего обучения по сегодняшним меркам кажется полным безумием. Как будет воевать такая армия?!
  • Благородый богач может укомплектовать свой личный полк за свой счет и повести его на войну. В наши дни, максимум что ему позволят — сделать щедрое пожертвование в фонд обороны.
  • Возможность остаться в плену «под честное слово» не убегать. Воспитанным на фильмах и книгах о героических беглецах, право на побег кажется едва ли не обязательным для любого военнопленного. Здесь же возможность вернуться к своим пообещав «не воевать в этой войне». И ведь по тем временам это было нормальным делом даже в глаза своего командования.

Континентально-европейские авторы

• Г. Сенкевич, «Огнём и мечом». Богун полностью лишился даже намёка на сочувствие со стороны автора правки, когда объяснял Хелене Курцевич, как сильно он её любит. «Взяли мы однажды в Чёрном море корабль, что красавиц вёз в Стамбул, на невольничий рынок, в гаремы продавать. Одна другой краше — но ни одна не тронула моего сердца! Всё о тебе думал! Отдал я их братьям казакам потешиться [читай, на групповое изнасилование], а потом велел им всем камень на шею, да и в воду!» Любовь она такая любовь, псякрев!
  • Но Богуну сочувствие читателей и не полагается — он персонаж строго отрицательный, в отличие от неоднозначного Хмельницкого.
  • Пример ходящей кругами морали — автор делал акцент на женщинах потому, что женщин топить нехорошо, а басурман убивать хорошо. Сейчас на них акцент потому, что слишком уж вопиюще. А ведь если посмотреть, что перед этим нужно было захватить гражданское судно и перебить его команду, то удивление быстро пройдёт.
    • Все-же, судно работорговцев трудно назвать гражданским и мало кто станет осуждать его захват (в наше время бы, конечно, этим занималась регулярная армия, а не каперы, и команду, скорее всего, взяли бы в плен, а не расстрелял без суда и следствия… Но и в наше время вариант «расстрелять на месте» многие нашли бы более предпочтительным). Убийства девушек это, впрочем, ни коим образом не оправдывает.
      • Даже в наши дни и даже среди регулярных флотов великих держав отношение к пиратам в духе «Я его… отпустил.»©®™ не считается чем-то предосудительным. Пираты же.
    • Эта история выглядит как часть создаваемого вокруг казаков образа врага: мол, они поголовно настолько свирепы и кровожадны, что и женщины-то им годятся только на то, чтобы с ними «потешиться» — и в воду. Богуна другие казаки осуждают, за то что он любит Елену по-настоящему. Непонятно только: а от кого они рождаются и откуда их развелось-то столько, если они всех женщин топят в воде?
      • Справедливости ради, сечевые казаки рождались не от сечевых казаков. Но все равно, скорее всего, это некоторое преувеличение.
        • И при этом, даже у Максима Кривоноса, показанного свирепейшим из свирепых, был сын, о чём прямо сказано в книге. Значит, он был женат, или, как минимум, достаточно долго сожительствовал с какой-то женщиной, чтобы она могла родить этого сына. Ну не утопленница же из моря его принесла? И у Хмельницкого была семья. И у того же гоголевского Тараса Бульбы. Так что только на Сечь нельзя было женщин брать, а дома-то могли и оставлять семьи. Не все даже «рождались не от сечевых казаков».
  • Кстати, а когда главный герой — польский офицер Ян Скшетуский, говорит, что, если Елену обесчестят, то он ее отправит в монастырь, и сам в монахи уйдёт. Жениться он на ней не может — и вопрос даже не в том, что жениться на «порченной» не позволит дворянская честь, а в том, что если он на ней женится до конца жизни у него за спиной (а некоторые сорвиголовы и в лицо) будут заявлять, что тот взял «порченую»/«казачью подстилку». А его детей ждет коротка, но очень деловитая жизнь, полная дуэлей за право называться сыном своего отца, а не «байстрюком казацким». С точки зрения тех лет, сдать суженную в монастырь и самому постричься в монахи — верх любви и самопожертвования.
  • Красноречива и другая деталь: Скшетуский отказывается пожать руку человеку, пока не уверится, что это шляхтич.
  • Отношение, на минуточку, положительного с авторской точки зрения персонажа, князя Иеремии Вишневецкого к вопросам «дипломатической неприкосновенности» вполне типично для дворянина того времени — его посла (шляхтича) трогать нельзя, а казацких послов (бунтовщиков-простолюдинов) можно казнить.
• Сельма Лагерлёф, «Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции» — заглавного героя, мальчика четырнадцати лет, до его превращения в крошку-домового все, даже собственные родители, считают донельзя испорченным, почти безнадежным. Но позвольте, по сравнению с иными современными детьми Нильс ничего такого криминального не делал! Не хотел ни учиться, ни помогать родителям — не очень хорошо, но не критично. Хулиганил, дразнил других детей и животных — но в меру, не показано, чтобы кто-то от его действий страдал всерьёз. Сам бы вырос и поумнел, скорее всего, кажется даже, что был наказан слишком жестоко. Но надо иметь в виду, что на рубеже XIX—XX веков, когда происходит действие романа, с четырнадцатилетнего мальчика спрос был уже как со взрослого, тем более в сельской местности и в бедной семье, и если он ещё был единственным ребёнком, как Нильс. В этом возрасте уже полагалось работать, как взрослому, и отвечать за свои поступки соответственно — понятно, что лень и хулиганство выглядели недопустимыми пороками.
  • Посмотрите как на пример на его земляка и современника Эмиля (который из Лённеберги). Хоть озорник и тот ещё, но в шесть лет умеет и лошадь запрячь, и со стадом коров управиться, и денег заработать, и из дерева ножиком выстрогать… А потом уже пошёл в школу учиться сколько будет семь плюс семь. Поэтому родители и готовы признать, что хоть и озорник, но дельный парень растёт. С другой стороны, запирать шестилетнего мальчика в столярку… ну, в свою комнату ещё и в наши дни приемлимо, но в столярке острые предметы, и родители знают что он ими там активно орудует. В наши дни могли бы счесть неосмотрительным. А ведь Эмиль способен и тайком от родителей отвезти тяжелобольного батрака к доктору через буран.
  • Впрочем, зависит от версии перевода. По канону, Нильс не просто дразнился, а делал препоганые вещи. Няшному котику, например, запустил в ухо осу, а в другой раз пытался поджечь. За такое 12-летнему пацану даже в советский период можно было на милицейский учёт встать.
• Михаил Старицкий, «Осада/Оборона Буши» (автор правки так и не поняла, кто из них повесть, кто пьеса, но сюжет один и тот-же). Идея главных героев взорвать павшую крепость подается, как героическое самопожертвование, но для современного читателя выглядит по меньшей мере неоднозначно. Все усугубляется тем, что они даже не спросили согласия остальных защитников крепости — только пары человек, которые помогали им спуститься в подвал с порохом. Да и выглядит все больше как двойное самоубийство (что само по себе сабж, да еще и в сочетании с вышеупомянутой любовью между представителями разных кланов). Впрочем, возможно, что причины, по которым получился мерзавец, другие, все-таки, книга не настолько старая.
• Ольга Кобылянская, «Земля». Роман Михаила и Анны показан, как воплощение истинной — хоть и обреченной — любви, а роман Савы и Рахиры — как воплощение всего плохого, что могут принести отношения. Но по нынешним меркам все не так однозначно. Цыган, конечно, и сейчас любят не все, но роман шербета с молоком злом по умолчанию уже не кажется. Тот факт, что Сава и Рахира предохраняются, а Михаил и Анна — нет (прямо об этом не говорилось, но Анна забеременела, а Рахира — нет, хотя Сава и Рахира сожительствовали намного дольше), в наше время говорит как раз в пользу первых (в описываемые времена все было наоборот). Меж тем Михаил, который боится рассказать родителям о своих отношениях с бедной сиротой и тянет до «удачного момента» (дотянул в итоге, что кончилось для Анны и их детей очень плохо) выглядит размазнёй, не готовым отвечать за свои решения, а не хорошим сыном. Хотя, конечно, что кузинат, что манипуляторство в отношениях и в наше время очков Саве и Рахире не добавляют.
• Автор книги «Король Матиуш Первый» Януш Корчак проявляет типичный для того времени расизм, описывая чернокожих дикарей и их детей.
  • С прикрученным фитильком, поскольку он также наделяет Клю-Клю большими способностями. Как вам, например, успешное преподавание крестьянским детям грамоты, причем неродного для себя языка?
    • В чём расизм, если автор описывал так не всех чернокожих, а только людей из реально диких племён Центральной Африки, где не знали колеса и практиковали каннибализм?
      • Так это как раз пример ещё одной перемены морали: в наши дни расизм — это никакое не преследование или даже снисходительное отношение за другой цвет кожи, а всего-то навсего употребление слова «негры» или приписывание оным хоть чего-то предосудительного, не говоря уже о таких вещах как каннибализм.