Авторский набор штампов/Отечественная литература: различия между версиями

Материал из Posmotreli
Перейти к навигации Перейти к поиску
 
м (1 версия импортирована)
(нет различий)

Версия 09:34, 11 мая 2022

Это подстатья к статье «Авторский набор штампов». Плашки и навигационные шаблоны здесь не нужны.

Русская классическая литература

  • Общий набор у классиков — романы не меньше 600-800 станиц. Динамика отсутствует напрочь, так что за сюжетом следить трудно. Большинство сюжетов о том, как в России плохо, какие чиновники жадные и глупые, а простой русский человек терпила редкостный. Действие в основном происходит в Санкт-Петербурге (ну иногда и в Москве — ведь других городов в нашей необъятной нету), главные герои представители элиты: дворяне, князья, чиновники и т.д. Зачастую, это молодые люди, которые против крепостного права и, как правило, грустят по несчастной или неразделенной любви. Конфликты книг в основном крутятся вокруг чей-то женитьбы или того как героиня/герой любит то того, то другого, ну или вообще никого не любят.
    • «Не знаю, для чего были написаны русские классические романы, но точно не для развлечения» © Роберт Хайнлайн (чья последняя жена всерьёз увлекалась чтением русской классики в оригинале).
    • Впрочем, под это описание с большой натяжкой попадают только поздние, реалистические опусы Толстого, Достоевского, Гончарова и с натяжкой Мамина-Сибиряка (хотя он ближе к этнографической прозе). Два написанных в соавторстве романа Некрасова, как и художественное творчество Герцена не проходили в школе и переиздавали очень редко. У Пушкина и Лермонтова романы очень динамичны, у Тургенева они короткие. Лесков писал не про дворян и князей, самый известный его роман «Соборяне» — про весёлых провинциальных клириков. Романы Константина Леонтьева толком не переиздавались, он куда больше прославился экзотическими рассказами из жизни греков. Мельников-Печерский скорее предвосхищает этнографическую прозу: для столичных читателей его заволжские староверы были экзотикой. Чехов вообще не написал за жизнь ни одного романа (иногда с натяжкой к ним относят растянутую детективную повесть «Случай на охоте»). Салтыков-Щедрин был скорее публицистом, чем писателем, более-менее художественные «История одного города» и «Господа Головлёвы» скорее похожи на циклы рассказов, склеенных местом действия. Наконец, сочинения Чернышевского при всей традиционности формы это скорее авангардное искусство: «Что делать?» писался как инструкция по воспитанию и выбору жизненного пути для «новых людей», с полным пренебрежением и к стилю, и к построению характеров и даже к оригинальности истории (сюжет почти без изменений повторяет роман Жорж Санд «Жак»).
      • Какие еще «поздние, реалистические опусы Толстого, Достоевского, Гончарова»? Ну не было у них таких «опусов». Вы же не про «Братьев Карамазовых», «Бесов», «Обрыв» и «Воскресенье»? На них не похоже. Такое впечатление, что автор правки про «общий набор» и не читал классиков, а что-то слышал о них краем уха.
      • Салтыков-Щедрин был, конечно, и публицистом, но, гораздо важнее, что он был офигенно одаренным писателем: и в «Истории одного города» и «Господах Головлёвых», и в «Сказках», и в «Современной идиллии», и в «Пошехонской старине», да и много где еще.
  • Александр Сергеевич Пушкин — главный писатель направления романтизма и отчасти подражатель лорду Байрону. Пишет многие русские слова по-церковнославянски и очень-очень редко употребляет букву «Ф». Любимые слова — «младость», «хлад», «брег», «леность», «муза». Любит писать про женские ножки (на самом деле написал о них не так уж много, или немногое сохранилось).
    • Вообще-то Пушкин еще и первый представитель реализма в русской литературе, а также создатель современного русского литературного языка. А слова вроде «младость», «хлад», «брег» и т.д. у него не любимые, а, скорее, пережитки того старого литературного русского языка, который он реформировал.
  • Михаил Юрьевич Лермонтов — меланхоличные романы и стихи, в которых рефреном звучит мотив одиночества. Байроничность — во все… ну, во многие поля.
  • Николай Васильевич Гоголь — пишет в основном комедии и сатиру. Бафосные имена, смакуемый и при этом немного остраняемый быт, «психологичность с лёгким уклоном в балаган»… вообще, сей классик местами напоминает собою «Хармса XIX века» (как, опять же местами, и Ф. М. Достоевский). Вдобавок «певец Миргорода» любит лирические/философские отступления, которые мало чем связаны с происходящим в главе. А еще он описывает нечисть, много нечисти!
  • Лев Николаевич Толстой пишет километры текста, описывая в чрезмерных подробностях каждую мелкую деталь. Отсюда огромный размах страниц. А ещё у него очень много персонажей и куча философских отступлений.
  • Фёдор Михайлович Достоевский пишет чернуху о жизни бедных граждан Петербурга. Лёгкий вывих мозга героя прогрессирует и приводит его непосредственно в дурдом или чаще — к преступлению, а потом в дурдом. Лучшие страницы изумительно драматичны, а худшие состоят из нарванных диалогов и удивительно похожи на разборки между героями мелодрам, которые идут по РТР.
  • Иван Лажечников — пышный и красивый слог с упором на причастные и деепричастные обороты, а также метафоры. В центре трёх самых знаменитых романов — сильный духом и телом человек, героически противостоящий своим врагам, среди которых обязательно будет полное чудовище (а то и не одно). Патриотизм, дружба и честь возведены в абсолют. Ради большего сопереживания протагонисту можно пойти на ужасную фальсификацию реальных событий. Хороший плохой конец должен быть обязательно. Также автор был ярым поклонником Петра I и превозносил его до небес, выводя образцом искусного, крутого и доброго короля.
  • Лидия Чарская же! Большинство произведений, особенно ранних, характеризуются полным незнанием матчасти. Автор не в ладах с биологией, географией, этнологией, историей и пр. Ранние повести заштампованы до предела, поздние постепенно накапливают деконструкцию и становятся самобытнее.
    • Чарская не Чарская без драматической болезни. Лидируют чахотка (реальный бич той эпохи) и оспа, которой переболела в детстве сама писательница.

Советский период

  • В. Маяковский — разрыв строк «лесенкой», часто ритм можно разглядеть только с лупой. Или — медленно прочитав вслух.
    • Р. Рождественский часто писал похоже, но всё-таки явным размером, хотя и расшатанным.
  • И. Северянин: в 95 % стихов — стремление к почти «песенному» ритму стихов, обилие новых на тот момент слов, особенно начинающихся на букву «Э» — ради эффекта новизны (футурист, как-никак), но главное — лютая, адская, термоядерная ирониясамоирония!) в каждой строке.
  • М. Цветаева — в поздних стихах — тире — было больше, чем остальных — знаков препинания.
  • Михаил Афанасьевич Булгаков — будучи большим поклонником Гоголя, тоже любил бафосные имена и фамилии (даже держал специальный блокнот, в который записывал смешные фамилии, неизвестно когда пригождавшиеся), и нечистую силу. Ещё в его произведениях куча отсылок на неприятных автору людей. Да и отсылок на классику, в том числе малоизвестную, полно. И, конечно, масса гурман-порно и алкоголь-порно!
  • Андрей Платонович Платонов — своеобразный язык, изобилующий канцеляризмами; главный герой — зачастую талантливый механик, инженер, изобретатель; действие разворачивается в сельской местности в период военного коммунизма, НЭПа или «Великого Перелома»; в избытке чернушных реалий и натурализма.
    • А еще он большой поклонник паровозов.
  • Иван Антонович Ефремов — это философический угар, культ Женщины и Красоты, Мудрость Востока.
  • Евгений Евтушенко — склонность к (псевдо)афоризмам, определениям (X — это Y).
  • Василь Быков. Всегда про войну (даже если первая глава была про коллективизацию). Конец всегда плохой (герои либо гибнут, либо, как в «Третьей ракете», окажутся под трибуналом).
  • Софья Прокофьева была ба-альшой любительницей «детского фэнтези», не особо заморачиваясь над типажами персонажей, в нём участвующих. Самый объёмный её труд — цикл повестей «Все приключения Белоснежки» — стал просто сундуком со штампами:
    • Мессия (зачастую инженю и друг всему живому) с синдромом хронического героизма, которую (да-да, это всегда девочка или девушка!) хлебом не корми — дай кого-нибудь из беды выручить. В детстве была маленьким ангелом (а может, и сейчас осталась, если это ребёнок). Заботясь о других, иногда забывает (и забивает) о себе, но у неё есть верные друзья-животные, а уж они-то встанут за неё горой.
      • Один из этих животных — любящий поесть мышонок, у которого любимая тётушка — королева его народа.
    • Добрый король, дрыхнущий днями напролёт. В политику особо не вмешивается — разве что в молодости. Имеет под боком любимого пажа, которому велит подать себе кубок вина в каждой главе своего появления.
    • Прекрасный принц и рыцарь в сияющих доспехах без страха и упрёка — возлюбленный или муж главной героини. Принцем может и не быть, но благородным быть обязан.
    • Шкажошные шушества с добрыми (не всегда) намерениями. Могут быть как приятелями героини, так и врагами.
    • Злая королева-волшебница, завистница и/или ненавистница героини, причём зачастую из-за её красоты или помехи планам, но никогда — из ревности. Нередко даются намёки, что когда-то она спуталась с тёмными силами и расплатилась за это «бессмертной душой» ©. Могущественна и грозна, при этом всегда терпит крах, и неважно, из-за чего. В распоряжении у неё подручные-люди или животные, как у врагов. Позиционируется автором как полное чудовище, а на деле имеем бедную великолепную мерзавку. Как вариант, это может быть мужчина — почему бы и нет?
    • По любому сеттингу (большинство коих похожи друг на друга как две капли) просто толпами разгуливают самоуверенные мерзавчики, псевдомилые злодеи и молодцы против овец. В одних случаях это местные «буржуины», угнетающие честное простонародье; в других — приспешники главгада, хотя одно другому почти никогда не мешает.
  • Владислав Петрович Крапивин:
    • Морские парусные суда (в крайнем случае — их части), морские путешествия и фехтование на шпагах. Кстати, Владислав Петрович, конечно, сам в прошлом крутой спортсмен-фехтовальщик, но не различает боевое и спортивное фехтование[1], так что школьник, походивший в секцию, вполне может выйти против крутого средневекового рубаки и победить[2].
    • Часто дело происходит в Севастополе или родной для ВПК Тюмени. Если прошлое, то скорее всего, XIX век, но обычно современность (середина XX-начало XXI века), или вообще параллельные миры, связанные друг с другом. Космология и физика этого мира обычно интересна, хотя и невероятно фантастична. Но даже в самом футуристическом будущем обязательно где-то да будут деревянные домики, кривые улочки, заросшие лопухом и остатки какой-нибудь старой башни.
    • Главный герой обычно либо мальчишка, либо мужчина 20-30 лет, опекающий какого-нибудь ребёнка или выступающий лидером и ментором большой компании детей.
    • Не по годам умные и романтичные мальчишки с обострённым чувством справедливости удостоились отдельной статьи.
    • Опционально идут хорошие мамы/сёстры.
    • Крепкая дружба (необязательно только детская), подвергающаяся испытаниям (как правило, морально-психологическим)
    • Хорошим главгероям противостоит Зло — от вредной училки/пионервожатой/соседки и дворовой шпаны (часто как бы не более пугающей, чем любые иррациональные явления) до влиятельных богачей и чиновников, бандитов, могущественных инопланетян и безжалостных диктаторских режимов. Злодей может быть не таким уж и плохим, как Кантор или Канцлер, но если от его действий страдают дети — он Зло. Точка.
    • Отрицательные героини, как правило, носят экзотические имена: Гортензия, Элеонора, Розалинда…
    • Часто есть какой-то простой, обыкновенный предмет вроде осколка новогоднего шарика, барабанной палочки или деревянного кинжала, обретающего невероятные магические свойства.
    • Неожиданные и броские сравнения: «Чёрный цвет — как слепота», «Беспокойство — как злая мышь»…
    • Очень часто бытовые ужасы и «взрослость» демонстрируются через призму детского восприятия: попытка изнасилования, война, тоталитарный режим, репрессии, бедность, убийство, пропаганда («Тополята», «Давно закончилась осада», «Взрыв Генерального Штаба», «Дети Синего Фламинго», «Выстрел с монитора», «Голубятня на желтой поляне» и т. д.).
    • И, конечно, «фирменное» трагическое убийство (автором) кого-нибудь из персонажей для пущей драмы — там, где без этого в принципе можно было бы обойтись.
  • Кир Булычев любил находить обыденное в необычном и наоборот. И щеголял своими профессиональными знаниями историка. И порой бравировал демонстративным цинизмом и/или сарказмом (иронией), авторским и/или персонажей. И описывал злодеев либо пародийно, либо так, что кровь стыла в жилах (от, казалось бы, довольно обычных их фраз и поступков), либо и то и другое разом; «злодей — опасное ничтожество» — это фирменная фишка Булычева. И заставлял злодеев или козлов разговаривать нарочито грубо: «жрать» вместо «принимать пищу», «сдох» вместо «умер» и т. п. И не любил армейских командиров, часто выводил генералов или старших офицеров в виде сатирических фигур. И склонен был изображать потешных роботов и/или чудаковатых инопланетян. И любил имя Жан, а также сочетания диковинного имени и обыденной (а то и бафосной) фамилии. И во взрослых произведениях демонстрировал некоторую «как бы сексуальную озабоченность». И/или политическую (когда стало можно, т. е. после краха СССР). И был явно неравнодушен к женским парикам. То и дело у него какая-нибудь героиня (главная, значительная либо эпизодическая) то снимает, то надевает, то носит, то примеряет парик, то вдруг предстаёт без него, то теряет его, и т. п. И ещё один пунктик (особенно часто и назойливо — в поздних книгах): героиня, а несколько реже и герой, предстаёт в голом виде.

Современная литература

  • Олег Верещагин — эпигон и последователь, а позднее соперник вышеупомянутого Крапивина:
  • Александр Афанасьев: если речь идёт о ранних книгах, то в наличии много исторических и политологических справок, заботливо выделенных курсивом («Противостояние/Наступление/Силовой вариант», «Обратный пал»), если о творчестве в целом — флэшбеков, названных «Ретроспектива» или «Картинки из прошлого», даже книги, написанные от первого лица («Эра джихада», «Ликвидатор», «Линия разлома») содержат вставки с описанием от третьего лица. А также исламские террористы, за которыми вечно кто-то стоит, и предельно лёгкий ядерный терроризм из рубрики «банда басмачей спёрла ядерную бомбу и взорвала город».
  • Борис Акунин:
    • Многочисленные отсылки к классической литературе (прежде всего русской, но и зарубежной тоже уделяется внимание). Много бонусов для гениев, но но их можно и не замечать.
    • Обилие элементов из японской культуры, нередки персонажи-японцы.
    • Обязательно что-нибудь (кто-нибудь) английское.
    • Любовные линии обязательно трагические и с плохим концом (исключение — пара Николас-Алтын).
    • Крючки для читателей: множество деталек, известных читателю и прогрессивному протагонисту, но не отсталым обывателям в романе: отпечатки пальцев уникальны, евреи не режут христианских младенцев, за автомобилями будущее, и т. д., и т. п.
    • Смешные особенности речи: акценты, дефекты и т. п. (Акунин сам признавался в интервью, что ему всегда нравились заики, и когда он был маленьким, сам пробовал стать заикой). Эраст Фандорин заикается, ассистент Фандорина Маса говорит по-русски со смешным японским акцентом, возлюбленная рассказчика из «Коронации» француженка Эмилия Деклик картавит и говорит на ломаном русском языке, пророк Эммануил/Мануйла из романа «Пелагия и красный петух» тоже смешно картавит и любит вставлять в речь заумные слова… И это не считая кучи персонажей второго плана: японец Гинтаро Аоно из «Левиафана» (акцент), барон фон Штайниц из «Смерти Ахиллеса» (не выговаривает «л»), Болеслав Ружевич по прозвищу Цукерчек из «Куда ж нам плыть» (заикается). Автор правки вплоть до последней книги был уверен, что одна из фандоринских девушек (возможно, даже Та Самая, которая родила от него сына) тоже будет с каким-нибудь дефектом речи или акцентом.
    • Неполиткорректный мерзавчик обязательно получит по щщам всерьёз — и скорее от главгада и со смертельным исходом.
  • Андрей Круз — Оружейное порно в форсированном режиме.
    • Герой — бывший военный и бывший бизнесмен, потерявший всё из-за происков конкурентов и коррумпированной милиции. В целом — Марти Стью различной степени концентрации.
      • На фоне этого выгодно выделяется «После».
    • Подруга ГГ — бой-баба, красотка и любительница пушек. При попытке наезда на неё с легкостью прописывает 220 любому, кроме ГГ.
    • Американцы всегда плохие, за редкими исключениями, подтверждающими правило.
    • К оружию всегда идет куча гаджетов, без которых ствол — не ствол, а так, железка палючая.
    • Русское оружие круче всех. Если западное оружие в чем-то и лучше, то оно: А) ненадёжно, B)неудобно, С)не имеет глушителей, D)мы уже говорили о ненадёжности?
  • Фёдор Березин — Оружейное порно для тех кто любит побольше и пожоще с большим упором на технику. ОЧЕНЬ БОЛЬШИМ. Как ни странно, законы физики обычно не нарушаются. В частности автор знает о законе квадрата-куба, а в одной книге прямо рассказывает как он работает. При этом язык представляет собой худшие проявления пурпурной прозы — многоэтажные, гротескные, цветастые словесные конструкции которые физически сложно читать. А ещё очень много философского угара, всегда, даже в разгар боя.
  • Ученик Березина Георгий Полеводов aka Георгий Савицкий, получивший на этой вики персональною страничку — шизотех, ура-патриотизм и украинские националисты на подтанцовке врагов России, до предела примитивные тексты с отсутствием внятной логики повествования.
  • Творчество Дарьи Донцовой — глупенькая героиня, бегающая и собирающая улики, километры разговоров и гигалитры семейных тайн из жизни советской номенклатуры, и знакомый следователь, объясняющий всё в конце. Причём обычно речь идёт о двух сериях преступлений, не связанных друг с другом, которые герои-сыщики соединяют воедино и, в результате, зачастую попадают впросак. Потерпевший, особенно под конец, обычно, вызывает не больше сочувствия, чем убийца. Еще у большинства героинь редкие имена, и они постоянно влипают в глупые ситуации, водят машину — обязательно маленькую — и разрешают проблемы многочисленной неродной родни. Что характерно, героини часто бывают остроумными и ироничными в повседневной жизни, но неизменно тупят в расследованиях, и по мнению автора правки, семейные драмы получаются лучше детективов. Также обязательно присутствует, как минимум, одна идише мамэ. Обязательно фигурируют депрессивные, вымирающие деревни и городки Подмосковья, а также провинциалы и провинциалки, приехавшие покорять столицу и заключившие брак ради московской прописки. Приблизительно треть произведения — описание того, что делают собаки главной героини. Ах, да, собаки в повествовании почти обязательны, иногда присутствуют и другие животные. Проделки животных, как правило и наводят героиню на след. Человек, не любящий собак, даже просто моющий руки после общения с ними, и есть главный преступник.
    • Часто встречаются украинцы — все, как на подбор, карикатурно глупые/необразованные.
    • Конкретно в серии про Ивана Подушкина — злодей либо старый друг семьи, либо наниматель. Хотя бывают и другие варианты.
    • Чем дальше, тем чаще оказывается, что убийца много лет назад убил кого-то и притворился им, сменив внешность или подделав документы.
    • У первых трех протагонисток, как на подбор, большая семья, в которой не сразу понимаешь, кто кому кем приходится, большой дом/квартира заковыристой планировки и куча домашних животных. С тремя последующими автор попыталась отойти от штампа, но у них дома все равно постоянно кто-то тусит и создает суматоху.
    • В окружении у сыщика обязательно есть бойкий и ехидный подросток, поумнее большинства взрослых.
    • Автор обожает троп Супруг-рецидивист.
    • И троп Непризнанный гений.
    • Одно время автор любила экзотические орудия убийства (неведомое излучение, никому не известный яд, незарегистрированное лекарство или даже стук спиц, сбивающий сердце с ритма).
    • Второстепенные персонажи очень часто носят двусложные фамилии на -кин: Горкин, Гришкин, Ласкин, Маркин, Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и Залкинд. А еще Донцова любит сокращения имен по английскому типу, на -и, типа Гортензия — Горти.
  • М. и С. Дяченко — постоянный роман мая с декабрём в качестве основной пары героев, и только в одном случае «декабрь» — женщина. Неудивительно, сами авторы — живая иллюстрация этого тропа. Большое внимание уделяется психологической составляющей (С. Дяченко по профессии психиатр).
  • Дмитрий Емец — сюжетно важный древний артефакт, вокруг поиска которого строится весь сюжет. Повествование ведётся от лица нескольких людей, причём главный герой может быть задвинут на второй план. Дикая болтливость второстепенных героев и подростковый, часто черноватый юмор. Мрачные описания нечисти в лучших традициях настоящих русских сказок.
    • Как и у Акунина, в обилии представлены дефекты речи и другие речевые особенности: Жанна Аббатикова из «Тани Гроттер» глотает согласные, Эльза Керкинитида Флора Цахес (Шмыгалка) из «Мефодия Буслаева» шепелявит, Прасковья из того же МБ вообще полунемая и изъясняется нечленораздельными звуками. Также многие персонажи имеют любимые словечки и присказки: «Мамочка моя бабуся» Баб-Ягуна («Таня Гроттер»), «Спорим, что» Насти (пассии ГГ из книги «Гроб на колёсиках» aka «Ягге и магия Вуду»), «Раз-два, моментально» инопланетянина Флюка («Инопланетянин из бутылки»).
    • Если фантастическое оружие, то обязательно молекулярный распылитель, еще часто встречается энергомёт. Связь в космосе строго по лазеропередатчику.
    • Злодеи в фантастических сеттингах часто жестокие, но при этом жалкие и трусливые тираны.
    • Любит команды второплановых персонажей из героя, силача и трикстера, служащего разрядкой смехом. Навскидку сразу вспоминается команда рейдера из дилогии про компьютер звездной империи (капитан Гугль — герой, ящеры Хрюк и Драгль — силачи, морх — трикстер) и экипаж «Звездного странника» из одноименного цикла (капитан Крокс — герой, боевой робот Грохотун — силач, попугай — трикстер).
    • Автор православный, поэтому в произведениях (особенно в циклах про Мефодия Буслаева и про Школу Ныряльщиков) часто встречаются философские рассуждения про добро и зло и про спасение души, весьма оригинально сочетающиеся с эстетикой подросткового «хулиганского фэнтези».
  • Вера Камша: обязательно выяснится, что историю пишут победители. Педаль тропа А он вовсе не такой будет выжата в асфальт.
  • Николай Леонов часто давал своим персонажам фамилии, оканчивающиеся на -ин. Качалин, Крупин, Крутин, Шутин — всех не перечтёшь. Откройте любую книгу Леонова — там почти гарантированно будут такие фамилии.
    • Ещё он любил иногда дать персонажу фамилию человека, с которым имел дело в реальной жизни (иногда — слегка исказив). Так в его книгах появились Аблынин (в честь режиссёра Бориса Аблынина), Жеволуб (sic! в честь режиссёра Виктора Живолуба), и т. п.
  • Ещё бывший психиатр: Сергей Лукьяненко.
    • Каждый галстук — с «виндзорским узлом» (один из стереотипов книг Яна Флеминга гласит, что обычно его носят тщеславные и грубые люди), каждая бабка — сварлива, каждый подросток — самоуверен и прыщав.
      • Каждый подросток? А как насчёт Ромки из дайверской трилогии? А он, во-первых, персонаж второстепенный, а во-вторых, если и в жизни гамбургерами питается, то тоже наверняка имеет проблемы с кожей.
      • В реальной жизни 95 % подростков в большей или меньшей степени страдают от акне; около 3 % взрослых мужчин не способны завязать галстук вообще никак, 2 % знают два и более способов, остальные вяжут «виндзорку». Но в художественной прозе повторять «виндзорский узел» — как напоминать читателю, что большинство современных мужчин носят под брюками нижнее бельё!
    • Все герои второго плана — многостаночники! Кочуют из романа в роман — по всем писаниям плодовитого автора.
    • Сюжеты произведений — с мелкими вариациями — технически одинаковы: (1) во попал! (2) крутею, (3) ещё крутею, (4) самый крутой, (5) меня подставили, (6) а я всё равно побеждаю главгада, (7) между «быть дальше крутым» и «стать простым обывателем», в духовных муках выбираю, естественно, второе!
    • И, опять же свет недобрый, а тьма незлая.
    • В очень многих книгах Лукьяненко присутствует: 1) Секс; 2) С несовершеннолетними; 3) У воды. Выберите два пункта или все три. Точно попадают: Рыцари сорока островов, Мальчик и тьма, Не время для драконов, Линия грез, Дневной дозор — только то, что автор правки вспомнил навскидку.
    • Девочки-подростки с «не оформившейся, угловатой фигурой».
    • Открытый финал практически в каждом произведении.
    • «Курю я редко, но сейчас хотелось».
    • Если вокруг слишком чисто/правильно/красиво по мнению главгероя, то главгерой не замедлит исправить сей недостаток (обычно с самоугрызением «вот жеж ж умеют! нам так не жить»).
    • Абсолютно совершенно обязательное гурман-порно, причём являющееся таковым больше в видении персонажей (а может даже и самого автора), нежели любителей кулинарных изысканий на досуге. В «Спектре» всячески подсвечивается и по идее ярко характеризует снобизм ГГ.
      • Штамп стал настолько ассоциироваться с автором, что Дмитрий Громов и Олег Ладыженский (в соавторстве с Андреем Валентиновым) конкретно проехались по нему в своей дилогии «Нам здесь жить», выводя персонажа-пародию на Сергея Лукьяненко.
    • Мастера (в том числе вымышленных) боевых искусств тут толпами, конечно, по улицам не носятся, но встречаются с подозрительной регулярностью.
      • При этом сам мордобой описывается весьма скупо.
  • Сергей Мусаниф. Главный герой часто военный (или близкое к нему амплуа), причём хороший военный, обычно реагирующий на любую ситуацию лучше штатских и в жизни в целом понимающий больше их. А если не военный изначально, то становится им по ходу сюжета — жизнь заставляет. У главного героя бывают проблемы в интимной сфере: или он поздний девственник, или ему по каким-то причинам приходится воздерживаться от секса ненормально долго, или он терпит в нём фиаско. Главные героини почти все — бой-бабы, сильные, умные, волевые женщины, часто с тяжёлой судьбой. Среди хотя бы минимально важных героев никогда не бывает детей. Важные герои могут ВНЕЗАПНО умереть, даже если книга юмористическая, а уж если серьёзная… то это почти неизбежно. Неважно, фантастика или фэнтези, но значимое место в сюжете часто занимают империи или хотя бы королевства и связанные с ними тропы. Неважно, фантастика или фэнтези, герои часто употребляют умеренный молодежный сленг конца XX века, даже если это не очень уместно. Также автор считает, что слово «сказал» в синонимах не нуждается.
  • Антон Орлов — фантастика или фэнтези, практически всегда без битв (автор — женщина), но с интригами и приключениями. Как минимум один персонаж будет бисексуальным, ещё один — склонным к промискуитету, и, как правило, это положительные персонажи (но есть варианты). Обязательно будет эстет или целая раса (и не факт, что они будут в числе положительных персонажей). Будет один яркий, но крайне неоднозначный персонаж. Ещё один будет мерзким до гадливости — и он почти гарантированно не будет главгадом или его подручным, скорее, будет действовать как независимая деструктивная стихия. Будет крутой определённого типажа: отважный, сильный телом и характером мужчина — искатель приключений, космонавт или страховой инспектор[3], но в лучшем случае, он окажется персонажем второстепенным, а чаще — эпизодическим (только Мартину Пааду довелось побывать протагонистом). Протагонист как минимум однажды проявит вопиющую роковую недальновидность.
  • Ник Перумов — пафос, некромантия; маги регулярно «как будто из последних сил» колдуют некую страшную и опасную для их здоровья «волшбу», но обычно ничего реально с ними не случается; недобрый свет, незлая тьма в режиме педаль в асфальт, романтические линии обычно рудиментарны, секса нет; весёлые гномы-Портосы, ежеминутно упоминающие пиво; периодические попытки сделать героев выразительными с помощью неуклюжего сквернословия в стиле «младший научный сотрудник впервые в жизни скандалит»; периодическое бессмысленное заимствование имён из чужих книг; много односложных диалогов. Любимые фразы: «Уроки имярека не пропали даром» (встречается во многих произведениях, в некоторых — по три раза и чаще), «Добрались без происшествий», у разнообразных страшилищ всегда «многосуставчатые лапы», потусторонние сущности всегда серы, и днём, и в полной темноте. Также имеется боевая пара из мегакрутого взрослого мужчины и его юной, но ненамного менее крутой спутницы. А ещё его магия любит вспыхивать, сгорать, распадаться в прах и превращаться в ничто. Например, при попадании в волшебный щит снаряды вспыхивают и превращаются в пепел.
  • Чигиринская: Япония, персонажи и элементы культуры оттуда. Спецслужбы и их интриги. Хорошие христиане и их плохие идейные враги.
  • Сергей Минаев — повествование от первого лица, множество упоминаний европейских торговых марок и иностранных песен на языке оригинала, частое употребление наркотиков персонажами. По мере действия книги грань между воображением главного героя и реальностью стирается, и в конце он полностью теряет связь с ней.
  • Александр Бушков — что герои, что злодеи обычно прикидываются шлангами или напяливают дурацкий колпак. А ещё регулярно всё оказывается не так как на самом деле.
    • Конкретно главные герои Бушкова имеют невероятный успех у женщин. Стоит им встретить эффектную даму, как неизбежен жаркий секс без обязательств. В главной серии автора «Сварог» это приелось настолько, что в последних книгах героя омоногамили. Правда, это не значит, что он никогда не изменяет своей супруге… но теперь секс с посторонними дамами — только когда очень нужно для дела.
    • Очень частый сюжетный ход: некий довольно заурядный человек случайно получает огромные (даже сверхъестественные, если речь идёт о фантастике) возможности и в результате постепенно сходит с ума от скуки и вседозволенности. Кто сказал, Феларен из Хелльстада? Да он просто копия похотливого мага из «Анастасии», написанной аж при СССР!
    • Жёсткие, но рациональные и в целом положительные главы спецслужб. Только в основном цикле Гаудин, Баглю, Интагар, отец Алкес, Раган и сам Сварог. И ещё Рошаль из вбоквеллов.
    • Все, абсолютно все персонажи, от протагонистов до статистов, жалуют самоиронию.
    • А ещё персонажи любят в качестве шутки рассказать какой-нибудь забавный случай из реальной истории. Качество, судя по всему, Сан Саныч списал с самого себя.
    • Хайнлайнинг, конечно. Всё пишется от третьего лица, но POV спокойно щеголяет ему хорошо знакомыми реалиями. Сноски в наличии.
  • Юрий Нестеренко — секс — это плохо, люди — сволочи, мизантропия во все поля почти в каждом произведении.
  • Кирилл Еськов — взять какую-нибудь общеизвестный культурный феномен (Евангелие, Властелин Колец, игру Civilization), и устроить его постмодернистскую деконструкцию в жанре шпионского романа (с узнаваемыми отсылками к классике — Лоуренсу Аравийскому, Виктору Суворову и Ле Карре). Самопародирование, в том числе и серийное (пародия на пародию).
  • Тандем Евгения Войскунского и Исая Лукодьянова — один из заметных персонажей (если речь идёт о романе) или даже главный герой (если речь идёт о повести) из принципа оставляет (или уже оставил) важную для него деятельность к большому удивлению друзей и коллег.
  • Александр Рудазов — очень проработанный мир. Детальные описания географии и культур, используются местные выражения и меры длины (разные в каждом месте). Очень детальные описания магии и прочих метафизических процессов, а также строения души[4]. Общая легкость повествования — даже если пару страниц назад происходили каннибализм и изнасилование — из-за которой издатели причислили книги к «юмористическому фэнтези». Богатейшая россыпь аллюзий, поклонов великим[5], бонусов для современников, земляков, фанатов и гениев. Регулярный зигзаг, когда то, что казалось деконструкцией, оборачивается её полной противоположностью. Характерные типажи персонажей:
  • Роман Злотников — запредельно крутой герой, чью крутость автор долго и со вкусом обосновывает. Протагонист почти всегда совмещает таланты полководца и крутого бойца[6] (иногда еще и политика, до кучи), а также применяет их, командуя каким-нибудь подразделением и постепенно продвигаясь все выше в армейской иерархии. Женщина протагониста — всегда верная боевая подруга, готовая поддержать мужа морально и не слишком уступающая ему талантами лидера и организатора. Много рассуждений о чести, долге, аристократии, о том, насколько необходимо любой стране дворянское сословие, и как плохо становится, когда к власти приходит плебс, чуждый благородства. Если сеттинге возможно существование Российской империи, она там будет. Если нет — будет другая Империя, сравнимая по создаваемому пафосу и аристократичности.
  • Владимир Сорокин  — за утомительно подробно выписанными стилистическими изысками всегда скрывается один и тот же сюжет с одним и тем же твистом. Который прекрасно известен любому, кто читал рассказ Ширли Джексон «Лотерея». Писатель старается шокировать или эпатировать читателя внезапным переходом к ультранасилию, копрофагии, каннибализму, однополому сексу и.т.п. - причем героев это обычно не удивляет, иногда старается уже по привычке, не брезгуя самоповторами. Читатель также по привычке чуток (потому что ожидал этого) содрогается. Вторая особенность — или само произведение местами скатывается в словесную окрошку или глоссолалию, или это делают герои. Бывает, два штампа сочетаются — герои внезапно и творят и одновременно проговаривают какую-нибудь дичь.
  • Сергей Иванов из раза в раз оперирует одними и теми же приёмами и персонажами, причём даже не скрывает этого, рассуждая (устами персонажей) об «параллельных отражениях реальности» и прочих высоких материях. Автора немного извиняет то, что пишет он всего два с половиной цикла, но боги мои, раз за разом:
    • Главный герой круче всех. Чаще всего — одновременно воин и маг, причём единственный на обозримом пространстве (по крайней мере, среди положительных героев). При этом крайне миролюбив, и даже последнему злодею предлагает решить конфликт добром… а когда тот не соглашается, без сомнений или колебаний рубит его в капусту. Вообще, крайне отстранён от происходящего — вроде бы что-то переживает, но на его действиях это никак не сказывается, сюжет на первом месте.
    • Сюжет. Обычно прям как рельса и прост как три рубля — главный герой ищет/защищает/спасает девушку-макгаффин, постепенно сталкиваясь со всё более и более сильными противниками и освобождая некое место от тиранического правления сверхъестественного Зла. Периодически автор для направления героя в нужную локацию подбрасывает ему рояль в виде «мистического озарения» или «узлового момента Судьбы».
    • Герою помогают: напарник-силач (воин, но не маг) и прекрасная ведьма, не любящая обувь, а чаще всего и одежду. Изредка попадается умник в качестве небоевого товарища. Могут приключаться вместе с героем, могут находиться в отдалении, могут разрастаться до целой команды, но никаких других типажей среди положительных персонажей не будет.
    • Много секса, у обеих сторон. Злодеи с его помощью порабощают жертвы, положительные персонажи — заряжаются друг от друга энергией, когда требуется особо мощное колдунство. Педаль в асфальт — в книге «Железный зверь», когда герои занимаются сексом прямо внутри доспеха. Во время боя.
    • Философический угар во все поля. Вкратце — СССР, авторитаризм и церковь это плохо, ведьмы, сексуальность и свободное творчество — хорошо. Если в начале книги/цикла ещё могут встречаться неоднозначные персонажи и альтернативные позиции, то чем ближе к концу, тем более мир становится чёрно-белым.
    • Изрядное количество неологизмов, причём употребляемых сразу всеми персонажами, как будто они заранее договорились о замене синонимов на эти самые неологизмы.
  • Виктор Пелевин — думаете, мухоморы и ЛСД? А вот и не угадали, наркотики у него в книгах вовсе не являются центральной темой. Главные штампы у него — оголтелая пропаганда буддизма (открытая и завуалированная) и пассивный протагонист, перед которым приоткрывают маскарад, после чего он вместо того, чтобы ужаснуться происходящему, принимает все как данное, пытается получше устроиться или тупо плывёт по волнам, в лучшем случае пытаясь поподробнее разузнать о мироустройстве. Также некая могущественная структура пытается взять героя на службу, но тот отбрыкивается.
    • Почти все ранние повести — ремейки первой части «Чайки по имени Джонатан Лингвистон» в разных антуражах. В конце Чайка пробуждается от иллюзии, обретает Силу… И неясно, что будет дальше.
  • Андрей Ливадный — космопанк во все поля, философские рассуждения про войну и искусственный интеллект, протагонист зачастую ученый либо человек прошедший спецподготовку нередко встречается подлое эхо войны и детальное описание ПТСР.
  • Василий Головачёв — культурные отсылки на индуизм, лихая боёвка и персонажи Мэри-Сью. В каждой первой книге будут придуманные термины (для обозначения профессии, звания, явления, устройства, существа) — их подсветят и обсудят герои (иногда предложат альтернативное название), а также выделит автор (курсивом). Почти обязательная романтическая линия — в рамках которой герой обязан совершить один-два глупых поступка (обычно залезть в опасность или как-то подставиться). В последних книгах Уже не торт.
  • Леонид Влодавец: криминальные боевики и детские страшилки, в последних обязательно бесславные девяностые, хитрый план тёмных сил по порабощению мира, юный герой, становящийся марионеткой в руках демонов и их слуг, получая в награду сверхспособности, которыми в итоге распоряжается или крайне криво, или всё равно с какими-то неприятными побочными эффектами, и в самом конце голос какого-то святого, доброго волшебника или лично Бога, спасающий положение в последний момент. Иногда возможны повороты, где за душу героя соперничают сразу несколько тёмных сил. Иногда злодеев (Великого Некромансера, ведьму Трясучку или рыцарей-драконитов) становится даже немного жалко.
  • Андрей Земляной: мерисьюшный герой и СССР и Российская империя всех нагнут. Иногда в союзе.
  • Дина Рубина интересуется темой умерших близких и воссоединения после смерти. Так или иначе эта тема затронута в книгах «Почерк Леонардо», «Белая голубка Кордовы», «Вот идёт Мессия!».
  • Сергей Тармашев. Русские (но обязательно отринувшие наносную шелуху цивилизации вплоть до язычества) — безоговорочно крутые, добрые, мудрые, а потому все, что делают, делают во благо (даже если это убийство тысяч человек, которое совершают, предварительно протащив героя до финала). Американцы — бездушные потребители и любители стрелять без раздумий, в которых одни лишь реднеки достойны минимального внимания и уважения, если желают хотя бы приблизиться к Расичам. Евреи — поголовно злобные хитрые интриганы, вертящие всеми для собственной выгоды и кошелька. Семитские народы Кавказа — сплошь далеко не умные личности, порой и вовсе изображаемые в форме деградировавших дикарей-каннибалов (цикл «Холод»). При этом главный герой в половине случаев — лишь ноющий за свою шкуру балласт, тень настоящего крутого мачо-Расича, в финале неизбежно погибающий по собственной глупости или потому что недостоин.
  • Илья Деревянко — практически любой положительный герой в той или иной мере обладает следующим набором качеств: «правильное» происхождение, опыт работы в каком-нибудь подразделении спецназа, глубокая убеждённая религиозность, «нордический» характер и абсолютная нетерпимость и беспощадность к врагам Рейха Руси Православной. Злодеи представляют собой на выбор следующие типажи: посконные братки, отмороженно-злобные чеченцы, гаденькие либералы-оппозиционеры (причём, скорее всего, ещё и с подозрительными фамилиями/родословными) либо демоны/одержимые демонами.
  • Андрей Уланов. Откровенно стебный и юморной стиль повествования, очень часто от первого лица. Куча отсылок к различным книгам, играм, аниме и историческим фактам. Очень затянутый сюжет с массой деконструкций и реконструкций, который разрешается с помощью рояля (а временами и целого оркестра) из кустов в течение последних 3-4 глав. Вариацией развязки — выстрел из ружья Чехова, которое может разрастись до артбатареи. Оружейное и техническое порно прилагается.
  • Алексей Пехов. Длинные и въедливые описания мелочей мира. Если в повествовании будет описан какой-то таинственная локация/заповедная местность/жуткая тварь — будьте уверенны герои увидят это вживую. Некоторые даже переживут.
    • Заимствования элементов сеттинга из чужих произведений (игр, главным образом) вплоть до имён собственных. Автором отрицается яростно, но безуспешно.
  • Вячеслав Шалыгин. Главный герой — либо бывший, либо действующий сотрудник силовых структур (исключением является разве что серия «Сокол»), как правило, втянут в заговор не по своей воле. Мотивы персонажей и их роль неочевидна аж до финального твиста. Если в тексте будет упомянуто бесшумное оружие, с вероятностью 99 % это будет АС/ВСС («Винторез»/«Вал»).
  • Наталья Щерба — главные героини чаще всего девушки, либо девочки-подростки(как минимум одна из них точно) . Необычная мифология, раскрытие темы параллельных миров и магические системы, основанные на том, что стандартному обывателю в страшном сне не приснится.
  • Павел Дмитриев — куча сносок историко-географических и на тему «почему главгерой сейчас несёт чушь». Случайно попавшая вместе с попаданцем техника под завязку набита учебниками, шедеврами литературы, музыки и кино. Послезнание помогает куда слабее, чем ожидает главгерой.
  • Андрей Белянин. В произведениях сказочного цикла чересчур педалируется тема попаданцев, казаков и казаков-попаданцев. При том, что ни к кому из перечисленных автор не относится.

Примечания

  1. Оказывается, различает, но, вероятно, осознанно опускает этот момент. В одной из его книг (сейчас точно не вспомню какой именно, кажется все же «Бабочка на штанге») во время тренировки по фехтованию, герой побеждает, нанеся неожиданной и резкий укол (всего лишь растерялся). Его друг-наставник поморщился, сказав, что победа хоть и честная, но больно уж неспортивная — «так фехтуют в настоящем бою». А в том же "Мальчике со шпагой" Мосин на рапирах рубится "зло, словно был не в спортзале, а шел на абордаж с борта пиратского судна", побеждая скорее напором, чем техникой и умением.
  2. В «Мальчик со шпагой» подчёркивается, что то фехтование, которому обучились ребята, и с помощью которого главный герой отбился от хулиганов, отличается от классического спортивного так сильно, что один из них не смог переучиться, когда пошёл в другую секцию.
  3. Нет, это не переход на красный свет: в мире Траэмона профессия страхового инспектора предполагает вызволение похищенных эльфами юношей из подконтрольного им Сильварийского леса (при том, что эльфов там много, все они владеют магией и физически сильнее среднего человека). То есть это профессия для очень крутых мужчин.
  4. А все крупные фанфики на него практически только из этого и состоят.
  5. Среди которых на более-менее регулярной основе — сэр Терри Пратчетт, в ранних книгах — Роберт Асприн, а в поздних — Генри Лайон Олди
  6. А вот не всегда: ни в «Царе Федоре», ни в «Генерал-адмирале» особых военных талантов главный герой не проявляет: высочайшее повеление Куропаткину «у вас куча пулеметов и легкие гаубицы в нормальных количествах, так что окопайтесь по выданным мной нормативам и держите оборону, а снабжение боеприпасами я вам обеспечу» на военный гений не тянет. Что, кстати, признаёт и сам автор — попытка реализовать ту же стратегию обороны против немцев рухнула под огнем «швере фельдхаубитце» за неделю. Эй, там было слово «почти» — Грон, Арвендейл, Вселенная Неудачников, Берсерки, ИНОО, Собор и так далее.