На тебе!/Литература

Материал из Posmotreli
Перейти к навигации Перейти к поиску
ТАСС.jpgТАСС уполномочен заявить:
Это подстатья к статье «На тебе!». Навигационные шаблоны и категории тут не нужны.

Поэзия[править]

  • Эпиграммы как явление.
  • Данте Алигьери — один из создателей современной художественной литературы — в своей «Божественной комедии» запихал в ад всех своих политических противников и просто тех, кто ему не нравился. Тем, кто ему вполне нравился, тоже досталось.
  • На сабже специализировался Пьер-Жан Беранже (1780—1857).
  • «Фелица» Державина. Крепкое «На тебе!» и Потёмкину, и Алексею Орлову, и многим другим, что сам же автор и признавал в примечаниях к тексту.

«

А я, проспавши до полудни, Курю табак и кофе пью; Преобращая в праздник будни, Кружу в химерах мысль мою: То плен от персов похищаю, То стрелы к туркам обращаю; То, возмечтав, что я султан, Вселенну устрашаю взглядом; То вдруг, прельщаяся нарядом, Скачу к портному по кафтан…

»
  • И. А. Крылов, «Щука и Кот». Щука пошла с Котом ловить мышей — закончилось тем, что у неё крысы отгрызли хвост. Считается, что это «на тебе!» в адрес адмирала Павла Чичагова, который позволил сбежать остаткам наполеоновской армии при Березине.
    • У Крылова этого добра было вдоволь. Очень многие его басни, наряду с общим смыслом, имеют дополнительный. «Демьянова уха» — метит в адрес графа Хвостова, «Парнас» — в «Беседу любителей русского слова», «Осел и соловей» — в человека, который спросил Крылова, почему тот не переводит, как Дмитриев. Басню «Вельможа» он вообще прочитал царю лично. Очень много басен об Отечественной войне 1812 г.: «Обоз», «Волк на псарне», «Ворона и Курица» и т. д. А басня «Квартет» была посвящена Государственному совету, в котором перемена мест совершенно не помогала работе.
  • А. С. Пушкин, «Евгений Онегин» — поэт открытым текстом дискутирует со своими оппонентами в различных сферах жизни, в основном, в отношении языка, которым полагалось писать художественные произведения. Например, «Она казалась верный снимок // Du comme il faut. // Шишков[1], прости: Не знаю, как перевести…»
    • В «шифрованных строфах» досталось и императору Александру I. «Властитель слабый и лукавый, плешивый щёголь, враг труда, нечаянно пригретый славой, над нами царствовал тогда» — это как раз про него.[2]
    • А как же «Сказка о золотом петушке»? «Царствуй, лежа на боку», «Сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок».
    • Пушкинские же эпиграмма «В Академии наук…» и стихотворение «На выздоровление Лукулла» — это прямое и неприкрытое «На тебе!» в адрес вице-президента Академии наук Михаила Александровича Дондукова-Корсакова (который, к слову, в большей степени попал под горячую руку поэта, чем действительно провинился) и министра народного просвещения Сергея Семёновича Уварова (а вот с этим кадром у Пушкина, на тот момент, был открытый и крайне острый конфликт).
    • Да и в целом немало пушкинских эпиграмм является примерами тропа. В конце концов, «Приятно дерзкой эпиграммой взбесить оплошного врага…» — это тоже пушкинское.
    • «На тебе» во все стороны адресуют не только пушкинские - эпиграммы любого автора, начиная еще с древнегреческих.
    • Басни тоже, хотя они реже высмеивают конкретных лиц.
  • Стихи Некрасова. К примеру, «Филантроп»
  • Невозможно не вспомнить Алексея Константиновича Толстого. Множество сатирических стихотворений написано им в качестве четвертушки Козьмы Пруткова, но и от своего имени он тоже написал немало сабжа. Можно вспомнить, например, «Послание к М. Н. Лонгинову о дарвинисме», ну, и ради обобщения, можно вспомнить написанное им о нигилистах:
«

Боюсь людей передовых, Страшуся милых нигилистов; Их суд правдив, их натиск лих, Их гнев губительно неистов;

Но вместе с тем бывает мне Приятно, в званье ретрoграда, Когда хлестнет их по спине Моя былина иль баллада.

С каким достоинством глядят Они, подпрыгнувши невольно, И, потираясь, говорят: Нисколько не было нам больно!

Так в хату впершийся индюк, Метлой пугнутый неучтивой, Распустит хвост, чтоб скрыть испуг, И забулдыкает спесиво.

»
— Казалось бы, чем может обидеть нигилиста былина?
  • Очень сердитые «Стихи о трёх капитанах» Редьярда Киплинга, на первый взгляд, описывают пиратские (точнее, каперские) деяния Джона Пола Джонса. Но на самом деле речь идёт о пиратском издании Киплинга в Америке, а три знаменитых британских капитана, которые занимают сторону американского пирата, а не британского закона, — это именитые писатели, поступившие так же с Киплингом. Адресаты стихов (среди которых был Томас Гарди) всё поняли правильно и сильно обиделись, тем более что Киплинг, делая вид, будто пишет про XVIII век, в выражениях не стеснялся.
  • Константин Дмитриевич Бальмонт очень не любил Николая II:
«

Наш царь — Мукден, наш царь — Цусима, Наш царь — кровавое пятно, Зловонье пороха и дыма, В котором разуму — темно.

Наш царь — убожество слепое, Тюрьма и кнут, подсуд, расстрел, Царь-висельник, тем низкий вдвое, Что обещал, но дать не смел.

Он трус, он чувствует с запинкой, Но будет, — час расплаты ждет. Кто начал царствовать — Ходынкой, Тот кончит — встав на эшафот.

»
— «Наш царь»
«

Народ подумал: вот — заря, Пришел тоске конец. Народ пошел — просить царя. Ему в ответ — свинец.

А, низкий деспот! Ты навек В крови, в крови теперь. Ты был ничтожный человек, Теперь ты грязный зверь.

Но кровь рабочего взошла, Как колос, перед ним. И задрожал приспешник зла Пред колосом таким.

Он красен, нет ему серпа, — Обломится любой. Гудят колосья, как толпа, Растет колосьев строй.

И каждый колос — острый нож, И каждый колос — взгляд. Нет, царь, теперь не подойдешь, Нет, подлый царь, назад!

Ты нас теперь не проведешь Девятым января. Ты — царь, и, значит, весь ты ложь И мы сметем царя!

»
— «Царь-ложь»
  • Есть мнение, что Тараканище из стихотворной сказки Корнея Чуковского — сатира на Сталина (в частности, эта версия была высказана в книге «Крутой маршрут» — воспоминаниях Евгении Гинзбург репрессированной матери писателя-шестидесятника Василия Аксёнова). Однако эта версия не выдерживает критики: сказка была написана в 1921 году, когда Коба был ещё не столь влиятелен, издана в 1923, спокойно принята цензурой и многократно переиздавалась при том же Сталине. Сталинисты уверяют, что это на его противника Троцкого. Третьи считают, что Чуковский вывел европейских лидеров и в частности кайзера Вильгельма. Но нет здесь СПГС?..
    • Странно, что никому в голову не приходит наиболее очевидная версия. 1921-й год (1917-й был совсем недавно). Злодей — ничтожный усач, и при этом тиранический правитель (которого к тому же с поразительной лёгкостью «взяли да склюнули»). Автор — вполне лояльный советской власти человек, в диссидентстве не замеченный. Разве не о Николае II речь?!
    • Лев Троцкий раскритиковал несколько сказок Чуковского словами: «Стыд и срам!». Обиженный поэт вложил эти слова в уста героя своего очередного творения — Мойдодыра.
  • Маяковский — очень много стихов, и практически дословно название тропа — стихотворения «Нате!» и «Вам!» (буржуазной публике).
    • Пьеса «Клоп» — в словаре умерших слов есть и Булгаков.
    • Педаль в пол — поэма «Хорошо!». Тут поэт даже обозначать не стал, назвал всех своими именами. Особенно не повезло лидеру кадетов Павлу Милюкову — придуманное для него Маяковским обозначение «Усатый нянь» стало крылатой фразой. Хотя благодаря не Маяковскому, а фильму про детсадовского воспитателя мужеска полу.
    • «Сергею Есенину» тоже подпадает под троп. Нет, самому Есенину как раз досталось не сильно — в стихах чувствуется скорее скорбь и обида, что такой замечательный поэт покончил с собой. А вот его современникам и особенно литературному журналу «На посту» (насквозь политизированному даже для того времени) были выданы свои порции натебеек.
  • Коллега Маяковского на поприще футуризма Игорь Северянин тоже любил троллить общественность, только, в отличие от Владимира Владимировича, делал это более иронично. Особенно известно его стихотворение «Еще не значит…» (фактически лайт-версия Маяковского «Вам!»), где он от души прошелся по упадочным настроениям петербуржцев времен Первой мировой войны.
  • Константы Ильдефонс Галчинский (известный как «польский Хармс»), стихотворение «Страсная заба: стихи для сепелявых». Это что, карикатура на маршала Рыдз-Сьмиглего или на какого-то другого польского политика 1930-х? Автор правки плохо знает польскую историю: кто из тех деятелей шепелявил? А «страшная жаба» — намёк на советскую военную угрозу?
  • Марина Цветаева — поэма «Крысолов» на первый взгляд кажется произведением по мотивам известной немецкой легенды, но, учитывая время, в которое писал автор (1925)… Крысолов — аллегория политической демагогии, заманивающей людей обещаниями и использующей их в своих целях, что в конечном итоге ведет к гибели общества.
«

Говорят, что он заводит, Топит (Ворочай, народец!).

»
— Последняя глава «Детский рай»
Сама Марина Ивановна придумала отговорку, что Поэзия выводит Душу из чертог мелочного быта…
  • Притом, что крысы говорят советским языком того времени, и вообще: «В той стране, где шаги широки, назывались мы…» Рифму Цветаева не привела, но все же и так ясно. Неудивительно, что в СССР эту поэму издавали с большими купюрами.
  • И «Царь-девица» туда же. Незамысловатую сказку Цветаева превратила в обширную поэму, которая завершается… убийством царя и революцией. Писано в 1920.
  • Анна Ахматова, «Защитникам Сталина». Nuff said.
  • Е. Евтушенко, «Казнь Стеньки Разина» (из поэмы «Братская ГЭС»):
«

Дьяк мне бил с оттяжкой в зубы, приговаривал, ретив: «Супротив народа вздумал! Будешь знать, как супротив!»

»
— Да, это намёк на «врагов народа», безвинно осуждённых по 58-й статье.

Проза[править]

Русскоязычная классика[править]

  • М. Булгаков:
    • «Мастер и Маргарита»:
      • Считается, что наказанные Воландом персонажи, устроившие травлю Мастера, весьма недвусмысленно срисованы с критиков писателя. Латунский — это, по всей видимости, критик О. С. Литовский (кроме созвучия фамилий, их объединяет часть домашнего адреса: седьмой этаж, квартира 84). Лаврович — В. В. Вишневский (отсылка к популярному во времена Булгакова медикаменту «лавровишнёвые капли»). С критиком Ариманом дело обстоит несколько сложнее, литературоведы сходятся на том, что это, скорее всего, Л. Л. Авербах, ещё один недоброжелатель автора.
      • Бездомный срисован с Ивана Приблудного. Фамилия — в духе тогдашней традиции анти-сьюшных псевдонимов: Горький, Бедный, Голодный, Скиталец.
      • Рюхин, которого Бездомный называет балбесом, бездарностью и кулачком — несомненная карикатура на Александра Безыменского.
      • Берлиоз — аллюзия на ненавидимого Булгаковым поэта-атеиста Демьяна Бедного, автора поэмы «Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна», в тот период — крупного литературного функционера и любимца Сталина.
      • Есть мнение, что судьба Берлиоза — это «На тебе!» в адрес не только и не столько советских функционеров, сколько в адрес его реального тёзки — французского композитора. Мистик Гёте даровал чернокнижнику Фаусту прощение и воссоединение с любимой в Раю, а религиозный консерватор Гектор Берлиоз оказался к нему значительно суровее: в конце его «Осуждения Фауста» главный герой проваливается в ад. И слова Воланда про «каждому будет дано по вере его — вы уходите в небытие» в действительности адресованы именно автору «Осуждения Фауста».
      • Николай Иванович и его освинение — явный кивок Николаю Ивановичу Бухарину, на страницах «Безбожника» бравировавшего подростковыми святотатствами.
      • Да половина книги — это большое «на тебе» действительности, отобравшей у Булгакова дом, нормальную жизнь и свободу передвижения. Чтобы хоть на бумаге расквитаться с реальностью, семью огнями сжечь эту жизнь, хотя бы и при помощи Сатаны, раз сам бессилен что-то изменить на деле.
        • Да и, кстати, по поводу Сатаны. Есть версия, что знаменитая фраза «Не просите ничего у сильных» — намёк лично на Сталина, у которого Булгаков как-то выпросил снятие запрета с пьесы, после чего вынужден был до конца жизни заниматься только и только адаптациями.
        • Половина? Почти вся!
    • В «Белой гвардии» Булгаков высмеял своего домовладельца, известного киевского архитектора В. П. Листовничего, выведя его в виде несимпатичного инженера Василия Лисовича («Василисы»).
      • Подавляющее большинство персонажей «Белой гвардии» имеет реальные прототипы (или конкретный человек, или собирательный образ группы лиц), так что, если поискать, то «натебяшек» там вообще знатно набегает…
    • В повести «Роковые яйца» (опубликована в 1925 году, действие происходит в 1928 году) по Мейерхольду прошёлся и он: режиссёр-авангардист гибнет в 1927 году при постановке «Бориса Годунова» из-за обрушения трапеции с голыми боярами.
    • В «Театральном романе» Булгаков едко высмеял литературную тусовку тех лет, МХАТ, Станиславского и его знаменитую одноименную систему.
    • «Собачье сердце»: возвращаем «реверанс» Маяковскому: «Нигде кроме такой отравы не получите, как в Моссельпроме».
      • Вообще, вся повесть — это На тебе в сторону пролетариев. Да и впрочем, в своих произведениях Булгаков любил проехаться по этой теме.
    • Аннушка, пролившая масло, и другие подобные дамочки — кочующая по книгам натебейка соседке писателя, кошмарившей всю коммуналку.
  • Ф. М. Достоевский:
    • «Бесы»: писатель Кармазинов, тщеславный, глуповатый и пошловато-сентиментальный — довольно злая карикатура на И. С. Тургенева.
    • Более ранний пример — «Село Степанчиково и его обитатели»: по мнению некоторых авторов, в лице Фомы Опискина был выведен Гоголь (имелось в виду его позднее творчество). Если это так, то карикатура получилась ещё более жёсткая, чем в предыдущем случае…
  • И. Ильф и Е. Петров, «Двенадцать стульев»:
    • Никифор Ляпис-Трубецкой, посвятивший поэму загадочной Хине Члек, — намёк на Маяковского и его любовницу Лилю Брик. Прототипом же самого Ляписа послужил малоизвестный поэт Осип Сиркес-Колычев, один из множества эпигонов Маяковского. Стихи «про Гаврилу» — карикатура на характерную для многих «пролетарских литераторов» манеру штамповать однотипные произведения, меняя там только место действия и детали вроде профессий героев.
      • Возможно, именно ради аллюзии на Маяковского Леонид Гайдай в своей экранизации «Двенадцати стульев» (1971) взял на эту роль Романа «Будете-у-нас-на-Колыме» Филиппова, с его ростом, мощью и басовитостью.
    • Авангардистский театр Колумба, в котором музыканты играют на бутылках и кружках Эсмарха, невеста стала канатоходицей, а роль жениха по фамилии Яичница играет одноимённое блюдо — пародия на того же Мейерхольда.
  • Н. Носов:
    • «Приключения Незнайки и его друзей» — в начале книги малышки не дружат с малышами. Это автор намекнул на раздельное обучение мальчиков и девочек в годы написания повести. Там же есть поэтесса Самоцветик, которая сочиняет однотипные стишки про насекомых, заканчивающиеся призывом то «книжку почитать», то «платье зашивать». Это такая же карикатура на штампованные произведения «пролетарских поэтов», как и Ляпис-Трубецкой со своим Гаврилой у Ильфа и Петрова.
    • «Незнайка в Солнечном городе» — филиппика архитектора Кубика в отношении неких «ни на что не похожих домов, в которых невозможно жить» является в высшей степени несправедливой натебейкой в адрес блистательных шедевров непостижимого Антонио Гауди. Учитывая господствовавшие на тот период настроения в советской архитектуре, скорее всего автор выполнял заказ на озвучивание лозунгов апологетов конструктивизма (в свою очередь, переживавшего стадию системного кризиса), либо же монументального классицизма (напротив, успевшего как набрать обороты, так и впасть в опалу).
      • Также образ театрального режиссёра Штучкина — явная насмешка над авангардистами из храма Мельпомены.
      • Кроме того, считается, что ослы-ветрогоны и исполняемая ими на расстроенных инструментах «музыка» это выпад в сторону советской субкультуры стиляг и обожаемого ими джаза.
    • «Незнайка на Луне» — в адрес художников-абстракционистов. «Незнайка смотрел на висевшую на стене картину с непонятными кривульками и загогулинками и всё силился понять, что на ней нарисовано. — Ты, братец, лучше на эту картину не смотри, — говорил ему Козлик. — У нас все художники так рисуют, потому что богачи только такие картины и покупают. Один намалюет такие вот загогулинки, другой изобразит какие-то непонятные закорючечки, третий вовсе нальёт жидкой краски в лохань и хватит ею посреди холста, так что получится какое-то несуразное, бессмысленное пятно. Ты на это пятно смотришь и ничего не можешь понять — просто мерзость какая-то! А богачи смотрят да ещё и похваливают».
    • А вообще вся книга — сатира на капитализм.
      • Сатира? Скорее — реконструкция той версии капитализма, которая преподавалась в советских учебниках. И реконструкция довольно мягкая, в стиле «хоть и нерадостно, но жить можно».
  • М. Е. Салтыков-Щедрин:
    • «Господа Головлёвы» — автор паровым катком проехался по членам своей семьи, которая представляла собой форменный гадюшник. Достаточно сказать, что любимого брата Николая Евграфовича он вывел под именем «Стёпки-балбеса», а нелюбимого старшего брата Дмитрия Евграфовича (с которым, как раз во время написания романа, судился) и вовсе сделал Иудушкой.
    • Как и положено сатирику, он много кого высмеял, но чаще выставлял это дело иносказательно. Однако александровскому сановнику-мракобесу Магницкому досталось отдельно[3]: должен быть разорван медведем, но волею божьей помре. Да и сама завязка чудо как хороша: после Магницкого, согласно сюжету, не удалось уничтожить ничего просвещённого даже тому, кто сознательно пытался.
    • «История одного города» состоит из тропа несколько больше, чем совсем полностью. Конкретных имён не называется, но подсветка настолько явная, что даже говорить особо не о чем. Больше всего известна история о градоначальницах (царицы времён дворцовых переворотов) и Угрюм-Бурчеев (пародия на Аракчеева). Хотя размахнулся Евграфыч знатно, поиздевавшись над историей России со времён Рюрика. Кстати, Магницкому (под именем Мерзицкого) досталось и там.
  • Л. Н. Толстой, «Воскресение»: считается, что холодный циник Топоров — карикатура на обер-прокурора Синода Победоносцева. Вероятно, это сыграло свою роль в отлучении писателя от церкви.
  • «Золотой ключик, или Приключения Буратино»: считается, что Пьеро — карикатура на поэта Александра Блока, Буратино — на писателя Максима Горького, Карабас-Барабас — на театрального режиссёра Всеволода Мейерхольда, а Дуремар — на его помощника Владимира Соловьёва. Подробнее читайте [тут]
    • А под Питером есть ПГТ Шушары, где графу Алексею Толстому довелось в своё время пережить некие не вполне приятные приключения. Не то с местной гопотой куснулся, не то чемодан у него там украли, не то просто поезда подолгу ждал — но имя крысы Шушары в наши дни позиционируется в местных городских легендах именно как натебейка в адрес тех мест и их обитателей, а также нравов и обычаев оных.
    • В Москве жил доктор-француз Жак Булемард, лично ловивший пиявок в прудах и продававший их как лекарство от сотни болезней (как в кино поётся, «от бронхита, тонзиллита… ожиренья, облысенья, слепоты и глухоты»). Публика хохотала, когда Булемард показывал на себе правила лечения пиявок, а детишки переделали его фамилию в «Дуремар». Как образ тупого приспешника Карабаса-Барабаса Дуремар подходил Толстому идеально.
  • Есть мнение, что самоуверенный мерзавчик Паниковский из «Золотого телёнка» — это тоже натебейка авторов.
  • Роберт Штильмарк, «Наследник из Калькутты» (с прикрученным фитильком). Книга была написана в лагере по просьбе нарядчика Василевского в обмен на освобождение от общих работ. Тот собирался присвоить авторство себе. Но автор зашифровал в отрывке то, что об этом думает (первая буква каждого второго слова): «Листья быстро желтели. Лес, ещё недавно полный жизни и летней свежести, теперь алел багряными тонами осени. Едва приметные льняные кудельки вянущего мха, отцветший вереск, рыжие, высохшие полоски нескошенных луговин придавали августовскому пейзажу грустный, нежный и чисто английский оттенок. Тихие, словно отгоревшие в розовом пламени утренние облака на востоке, летающая в воздухе паутина, похолодевшая голубизна озерных вод предвещали скорое наступление ненастья и заморозков»[4].
  • Борис Пильняк, «Повесть непогашенной луны» — для самых тупых читателей в эпиграфе говорится: «Фабула этого рассказа наталкивает на мысль, что поводом к написанию его и материалом послужила смерть М. Ф. Фрунзе. Лично я Фрунзе почти не знал, едва был знаком с ним, видев его раза два. Действительных подробностей его смерти я не знаю, — и они для меня не очень существенны, ибо целью моего рассказа никак не являлся репортаж о смерти наркомвоена. — Все это я нахожу необходимым сообщить читателю, чтобы читатель не искал в нем подлинных фактов и живых лиц».
  • Владимир Высоцкий, «Роман о девочках» — «А могли бы ведь Тамары, Веры, Люды и Галины пойти, скажем, в Мосторг и купить там то, другое, третье и даже джинсы и „Мальборо“, и тогда трудно бы было дорогим нашим иностранным гостям без знания почти что языка доволакивать их до постелей в номерах отелей».

Классика на других языках[править]

  • Считается, что наследный принц Флоризель из повестей Стивенсона — карикатура на Оскара Уайльда.
  • «Джейн Эйр»: пансион, в котором выросла главная героиня романа, и его наставник-ханжа Брокльхерст созданы на основе печальных воспоминаний самой Шарлотты Бронте — в результате плохих условий в школе и наплевательского отношения персонала к ученицам погибли от туберкулёза две старшие сестры будущей писательницы.
  • В японской литературе: «Дух-хранитель атомного века» Кэндзабуро Оэ. Главный герой, медленно умирающий от болезни желудка ультраправый политик, усыновил кучу мальчиков и учит их кэндо. Казалось бы, при чём здесь Юкио Мисима и его Общество Щита?
  • У. Эко, «Имя розы»: один из главных персонажей романа — брат Хорхе из Бургоса, слепой и суровый старик-библиотекарь. Это «На тебе!» в адрес Хорхе Луиса Борхеса (тоже руководившего Национальной библиотекой Аргентины и тоже ослепшего под конец жизни), с которым Эко полемизирует. Но на самом деле непонятно, считать ли Хорхе Бургосского «На тебе!» или просто Копиркиным. Вопреки распространенному заблуждению, мысли Вильгельма Баскервильского не отражают позицию автора, да и ужасающий финал его спора с Хорхе скорее следует расценивать как ничью, чем как победу.
    • По словам самого Эко: «Все меня спрашивают, [...] почему Борхес у меня такой плохой. А я сам не знаю. Мне нужен был слепец для охраны библиотеки. [...] Но библиотека плюс слепец, как ни крути, равняется Борхес». © «Заметки на полях „Имени Розы”» Однако и сам Эко в своих «заметках» очевидно лукавит.
  • Рассказ Mарка Твена «Как я редактировал сельскохозяйственную газету» — по сути, это «На тебе!» в адрес невежественных журналистов, которые берутся писать о том, в чём не разбираются.
  • Марио Пьюзо, «Крёстный отец». Фрэнк Синатра (и не он один) подозрительно нервно отреагировал на одного из персонажей, певца и актера Джонни Фонтейна, особенно на его тесные связи с итальянской организованной преступностью — мол, ничего подобного не было, все это клевета! С другой стороны, что еще ему было говорить? «Дааа, как-то раз приходим мы это к продюсеру с Лукой Брази…» [5]
    • Хорошо, что Багси Сигел был уже мертв и не мог возмутиться другим персонажем — еврейским бандитом Мо Грином, застреленным из-за убыточного казино в Лас-Вегасе…
  • Карл Иммерман «Мюнхгаузен. История в арабесках», 1838 г. Отталкиваясь от Распе-Бюргера, создал роман, где «пропесочил» всех, про кого вспомнил. В середине ХХ в. и позднее без специальных примечаний многих посылов автора можно и не понять.
    • Кстати, в произведениях о Мюнгхаузене за авторством Бюргера этого тоже много. Например, о правителе острова, который начал вести себя как диктатор, после того как поехал на Север (есть намёки, что в Германию). Или фраза, которую сказал сам Бог барону, увидев, как барон спас замерзающего старичка в России: «Чёрт побери меня, сын мой, тебе за это воздаcтся». Или фраза из истории об олене с вишнёвым деревом на голове: «Можно ли теперь поручиться, что какой-нибудь святой — страстный любитель охоты, священник или епископ — не воздвигнул подобным же образом с помощью выстрела крест между рогами оленя святого Губерта? Ведь эти господа издавна славились своим умением наставлять кресты… да и рога тоже, и, пожалуй, сохранили за собой эту славу до наших дней». И ещё там много чего…
  • Классик филиппинской литературы Хосе Рисаль («Не прикасайся ко мне», «Мятеж») — об испанском правлении на Филиппинах и так сказано достаточно жестко, но орденские монахи (многие сферы жизни в колонии контролировались монашескими орденами, в которых местных, даже испанского происхождения, не принимали) показаны полными чудовищами. Ко всему духовенству это не относится, есть и пастырь добрый отец Флорентино (разумеется, филиппинец).
  • Есть мнение, что «Огнём и мечом» Генрик Сенкевич написал именно в качестве масштабнейшей ответки «Тарасу Бульбе». Слишком схож псевдо-гомерический стиль батальных сцен.
  • Мурасаки Сикибу в своей «Повести о Гэндзи» упоминает другую классическую японскую писательницу, Сэй-Сёнагон, нещадно критикуя её «Непрошеную повесть» и её знание китайского. Сэй-Сёнагон же в своих записках прохаживается по почерку и умственным способностям кузины Мурасаки. Дамы служили при дворе в примерно одно и то же время, но принадлежали к свитам двух разных императриц и терпеть друг дружку не могли. Старше чем европейская классика!
  • Сам Юкио Мисима был уверен, что снобствующий политик Ногути из его «После банкета», неудачно женившийся на хозяйке ресторана и продувший выборы, — это просто аллюзия. А вот прототип, бывший посол в Бельгии Хатиро Арита, так не считал, и пошёл судиться. Суд длился три года и в 1963 признал, что это всё-таки «На тебе!» и вторжение в личную жизнь. Японский суд — самый литературно образованный суд в мире!
    • Рассказ «После бала» Льва Толстого ехидно скалится и что-то там бормочет о плагиате.
    • Впрочем, Мисима не зря закончил юрфак Токийского. Вместо выплаты штрафа и принесения извинений он принялся подавать апелляцию в вышестоящие инстанции, сознательно затягивая исполнение приговора. В конце концов пострадавший Арита умер в 1965, приговор остался в силе, но его наследники… не получили ничего. Потому что согласно японским законам репутация человека умирает вместе с его телом и о мёртвых можно писать всё, что угодно.
  • Генрих Бёлль, «Потерянная честь Катарины Блюм» — повесть была написана после конфликта автора с газетой «Бильд». Подчеркнуто эпиграфом: «Персонажи и сюжет этой повести — вымышленные. Если при описании определенных журналистских приемов обнаружится сходство с приемами газеты „Бильд“, это сходство ни преднамеренное, ни случайное, но неизбежное».
  • Я. Гашек, «Похождения бравого солдата Швейка» — неприкрытое «На тебе!» уже распавшейся к тому моменту Австро-Венгрии. Вообще был большим мастером сабжа: и той же империи ещё до войны, и белым в послереволюционной России, и политикам независимой Чехословакии в рассказах и очерках тоже досталось.
    • А в одной из глав автор продёрнул мальтузианскую философию, вложив в уста пьяницы-ефрейтора рассуждение о том, что «война — великое благо для всего человечества», поскольку «всем стало тесно, людей развелось до черта!»
  • Дж. Оруэлл, «Скотный двор». Снежок — Троцкий, Наполеон — Сталин, которого Оруэлл терпеть не мог, потому что выступал за «демократический социализм» и считал, что дело каждого социалиста — всеми силами бороться с «тиранией», пусть даже на стороне капиталистов. Сюжет — злые аллюзии на межвоенные события СССР и далее вплоть до конца Второй мировой (повесть опубликована в 1945) с дальнейшим прогнозом насчёт того, что диктатура окончательно доэволюционирует до монархии (в реальности после смерти Сталина диктатура сменилась партократией). Ворон Мозес — «на тебе!» в сторону религии.
  • Агата Кристи, «Тайна замка Чимниз» — монархия в балканской стране Герцословакии закончилась из-за того, что король Николай IV из династии Оболовичей (уже неплохо) разозлил своих подданных, «весьма странно выбрав себе жену». Его избранницей стала певичка из парижского мюзик-холла, которой приписали дальнее родство с Романовыми и объявили королевой. Хорошо, что последний король взял в жены не балерину…
    • Там же Кристи несколько раз уколола Артура Конан Дойла с его самыми известными персонажами, а заодно — и весь детективный жанр устами Баттла. Инспектор полагает, что детективные истории очень нелепы, но по крайней мере развлекают людей. А ещё они помогают полиции, культивируя миф о её беспросветной тупости и расслабляя неопытных преступников!

Русскоязычная фантастика и сатира (включая и значимые фанфики)[править]

Братья Стругацкие[править]

  • Создавая в «Сказке о Тройке» образ Лавра Федотовича Вунюкова как пародию на всех советских начальников, они с удовольствием проехались по некоторым манерам доставших их союзписательских заправил (Промыслова и пр.), а также по некоторым чертам Сталина (курение «Герцеговины Флор»; привычка говорить «Народ считает» вместо «Я считаю») и раннего Брежнева (нарочитая вескость, авторитетность, невозмутимость и малоподвижность, а также страсть к пользованию роскошными письменными принадлежностями).
    • Там же они мимоходом неучтиво высказались и о Хрущёве, не называя его по имени. Фотограф-сексот отказывается делать фотографию полужидкого инопланетянина-ксеноморфа: «Не буду фотографировать, и точка! По инструкции я должен снимать в фас и в профиль. И где у него фас? Где у него профиль? Я господина Сукарно [президента Индонезии] снимал! Я этого снимал… как его… ну, в шляпе ещё всё ходил! У господина Сукарно фас был нормальный! У этого, как его… у него фас был будь здоров, в три недели не обгадишь! А у этого чуда где фас, а?!»
    • Ранее, в книге «Понедельник начинается в субботу» (сиквелом которой является «Сказка…»), Стругацкие уже разок пнули Сталина, а также сделали отсылку к массовому разрушению памятников Сталину в 1956-58 гг.: «…справа от входа у стены громоздились обломки древних идолов, наверху этой кучи торчали гипсовые ноги в сапогах».
      • Образ Сталина не давал покоя Стругацким. Может быть, потому, что в юности они оба пережили период некритического восхищения этим диктатором, а потом «по капле выдавливали из себя сталинизм» (с)?.. В романе «Град обреченный» они с ненавистью изобразили его, не называя по имени, под видом «великого стратега и шахматиста». Среди живых фигур, которыми он играет на шахматной доске, угадываются С. Будённый, М. Тухачевский, Л. Троцкий, Р. Меркадер.
  • Они задели Сталина и в «Трудно быть богом»: «…такие шутки были в обычае за королевским столом. Приглашённых сажали [на ромовые торты, подложенные на стул,] в паштеты, в кресла с подпиленными ножками, на гусиные яйца. <…> Король любил, чтобы его забавляли». По сохранившимся свидетельствам, именно такой примитивный юмор был в ходу во время сталинских застолий. В частности, этому унижению регулярно подвергался А. И. Микоян — но каждый раз, счищая со своих брюк раздавленный торт, делал вид, что «ничего особенного».
    • В той же книге насмешка над поздним (1949-53 гг.) Сталиным проглядывает в реплике больного, полубезумного и капризного короля, адресованной приближённым: «Я бы уже давно ушел на покой, так вы же все пропадете без меня, бараны…».
    • Мелких аристократов предупреждали: «Сидите неподвижно, король не любит, когда вертятся. Руки держите на столе, король не любит, когда руки прячут под стол. Не оглядывайтесь, король не любит, когда оглядываются». Намёк на подозрительность Сталина.
    • Также дон Сатарина, который «издавал такие приказы, что божедомы не успевали вывозить трупы из его темниц». Если вспомнить, что культура Арканара во многом срисована с японской, а потом внимательно приглядеться к имени… Нет, это не есть точное японское произношение псевдонима «Сталин». Точного-то японист Аркадий Стругацкий и не хотел. Вместо того — сделаем вот этак вот приблизительно, а заодно и отошлём к слову «старина», авось оно запутает цензоров. Сработало.
    • Лейб-знахарь Тата «вместе с 5 другими лейб-знахарями оказался вдруг отравителем, злоумышлявшим по наущению герцога Ируканского против особы короля, под пыткой признался во всем и был повешен на Королевской площади». Явный намёк на «Дело врачей».
    • Дона Рэбу авторы сначала хотели назвать дон Рэбия [т. е. Берия], но Ефремов убедил их, что такой явный намёк цензура не пропустит.
    • Художники «рисовали портреты короля с доном Рэбой, почтительно поддерживающим его под локоть (разнообразие не поощрялось: король изображался двадцатилетним красавцем в латах, а дон Рэба — зрелым мужчиной со значительным лицом)». Намёк на официозное искусство соцреализма.
    • Цитата «Умные нам не надобны. Надобны верные» напрямую отсылает к приписываемому Робеспьеру комментарию на смертный приговор Лавуазье: «Республике не нужны ученые — ей нужны патриоты!»
  • «Понедельник начинается в субботу».
    • Повесть почти целиком состоит из отсылок к реальным лицам, которые были лично знакомы авторам. преимущественно к сотрудникам Пулковской обсерватории, где работал Б. Стругацкий. Иногда это дружеские шаржи, а иногда особенного дружелюбия не заметно (а это как раз сабж).
      • Профессор Выбегалло — карикатура одновременно на трёх человек: Трофима Лысенко, одного астронома с Пулковской и известного фантаста Казанцева. Все трое обожали к месту и не к месту «увесисто подкреплять» свою позицию цитатами из Маркса, Энгельса и Ленина… порой перевранными.
      • Г. Проницательный и Б. Питомник — на двух реальных беспринципных журналистов.
      • М. М. Камноедов — на зам. директора Пулковской по АХЧ.
      • Кербер Псоевич Дёмин — на пулковского особиста.
      • Хома Брут — на притчу во языцех пулковского коллектива, вечно полупьяного и хулиганистого лаборанта, которого постоянно пропесочивали в стенгазете.
    • Отдельные реалии:
      • «Самонадевающаяся обувь» — насмешка над рассказом Сапарина «Волшебные ботинки».
      • Отдел Абсолютного Знания — сатира, которая метит в отдел теоретической астрономии.
      • Эпилог, «написанный самим Сашей Приваловым» — пародия на тогдашнюю традицию «сопроводиловок», добавляемых специалистами к тексту фантастических произведений.
      • Сцена «путешествия в описываемое будущее» полна различных «На тебе!» по отношению к разным жанрам фантастики. Авторы хохочут над античными утопиями; западными антиутопиями, постапокалипсисом и фантастическими боевиками; советской «фантастикой ближнего прицела» (Немцов, Сапарин) и потугами на «советскую космооперу» (Казанцев, Колпаков, Бердник). При этом они немного посмеялись и над собственными книгами из серии «Мир Полудня».Да и Ефремову прилетело…
      • В «Книге судеб» немножко протоптались по Библии: первый зарегистрированный человек, питекантроп Аыуыхх и его дети, самец Ад-амм и самка Э-уа.
  • «Хромая судьба» (не книга в книге «Время дождя, или Гадкие лебеди», а собственно история о писателе Феликсе Сорокине, рассказанная им самим) в основном автобиографична, если говорить об Аркадии Стругацком. Почти все люди, о которых рассказывает автор — это реальные лица, только имена изменены. Есть и дружеские шаржи, есть и сабж. Например, под «Олегом Орешиным» имелся в виду секретарь Союза писателей Глеб Горышин (1931—1998); Александр Казанцев выведен под прозвищем, ни много ни мало, «Гнойный Прыщ»; и т. п.
  • В «Улитке на склоне» есть удивившая многих читателей сцена: «Тут на трибуну взобрался интеллектуал-лирик с тремя подбородками и галстуком-бабочкой, рванул себя безжалостно за крахмальную манишку и рыдающе провозгласил: „Я не могу… Я не хочу этого… Розовое дитя, играющее погремушечкой… Плакучие ивы, склоняющиеся к пруду… Девочки в беленьких фартучках… Они читают стихи… Они плачут… Плачут!.. Над прекрасной строкой поэта… Я не желаю, чтобы электронное железо погасило эти глаза… эти губы… эти юные робкие перси… Нет, не станет машина умнее человека! Потому что я… Потому что мы… Мы не хотим этого! И этого не будет никогда! Никогда!!! Никогда!!!“ К нему потянулись со стаканами воды, а в четырёхстах километрах над его снежными кудрями беззвучно, мёртво, зорко прошёл, нестерпимо блестя, автоматический спутник-истребитель, начинённый ядерной взрывчаткой…». Это — не что иное, как ответ В. Немцову (1907—1994), твердолобому советскому фантасту и критику, донимавшему Стругацких нелепыми придирками (граничившими с политическим доносом) и осложнявшему издательскую судьбу их книг. Стругацкие спародировали многие устные высказывания Немцова об опасностях технического прогресса, но формальным поводом — и последней каплей — послужила следующая цитата из статьи этого критика, даже не связанная собственно с текстами Стругацких:
« …робот всем будет хорош, но лишен небольшого пустяка — нравственных принципов, благородных чувств. Как плохо, что мы так мало прививаем нашей молодежи эти чувства! Во время войны мы воспитывали в людях мужество, смелость. А вот сейчас не научили девушек плакать над стихами — я бы хотел, чтобы они плакали. Девушки учат алгебру, географию, „проходят“ (как принято говорить) Пушкина и Лермонтова. А вот мне бы хотелось, чтобы после экзаменов они взяли томик стихов и вдруг у них появились на глазах слёзы. »
— В. Немцов
  • Доктор Опир в «Хищных вещах века», идеолог безудержного и самодовольного потребительства как «венца цивилизации». Образ создан на основе нескольких реальных людей — в том числе и всё того же критика В. Немцова, а также профессора с Пулковской, ранее осмеянного под именем Выбегалло.
  • «Обитаемый остров» — много намёков на советскую политику («Неизвестные отцы» — «Отцом Народов», как известно, именовали Сталина — и многое другое), а ротмистр Чачу — злая отсылка к некоему албанскому поэту Алексу Чачи, который написал стихотворение о Сталине (позже стало прототипом марша Боевой гвардии) и о ещё не остывшем хлебе (поэтому в книге Чачу говорит, что иногда ему приходилось во время длительных походов питаться полусырым хлебом).
    • Да и вообще вся книга — большое такое «На тебе!» всяческим молодым, идеалистичным, и не умеющим думать более чем на два шага вперёд революционерам да борцам за свободу. Которые ведут страну диверсионно-расстрельным путём в светлое будущее.
  • «Отягощенные злом»: троп применён, можно сказать, лишь в зародыше. К Демиургу являются различные прожектёры и предлагают планы, «как обустроить Землю» (варианты: «спасти человечество», «погубить человечество и спасти таким образом Землю» и т. п.). В книге упоминаются четверо из них: неофашист, сионист, филистер-человеконенавистник… и загадочная женщина, поименованная как Селена Благая. В книге она не описана никак, только мельком упомянута. Судя по обмолвкам авторов в частных беседах, планировалась карикатура на «женщину-эзотерика, измученную недотрахом»(с), но развития эта идея не получила. Исходя из имени персонажа, перед нами намёк на Елену Блаватскую (1831—1891).
    • Упомянутый филистер-человеконенавистник носит фамилию Колпаков. Такую же фамилию носил одиозный фантаст А. Л. Колпаков (1922—1995), которого Стругацкие недолюбливали — и в раннем своём творчестве неоднократно пародировали.

В. Н. Войнович[править]

  • Сатирическая повесть «Шапка» Владимира Войновича. Все до одного персонажи — неприглядное, сгущённое изображение реальных деятелей: протагонист Ефим Рахлин — это писатель Владимир Санин; особист Петр Лукин — это Виктор Ильин; большой начальник Василий Каретников — это Лазарь Карелин; антисемит Василий Трёшкин — это Василий Белов; и т. д.
  • Рассказ «В кругу друзей» — карикатура на Сталина и его окружение. У всех изменены фамилии, но так, что это не затрудняет опознание, а способствует ему.
  • В «Иване Чонкине» поэт Мухин — уничтожающая насмешка над Сергеем Михалковым.
    • Там же автор намекает на распространённость гомосексуализма в среде троцкистов.
      • В третьем томе «Чонкина» досталось Сталину и Берии (названным на этот раз по имени). А немножко — и быту западных капиталистических стран.
    • А в романе «Монументальная пропаганда» получили своё и участники сталинских репрессий, и лично Брежнев, и российские криминальные бизнесмены 1990-х.
  • В ранней версии сатирической пьесы «Трибунал» Председатель — это карикатура на Л. Брежнева; Прокурор — одновременно на В. Семичастного, М. Суслова и Ю. Андропова (но в основном собирательный образ); Писатель — одновременно на В. Солоухина, В. Распутина, В. Белова, Ф. Абрамова и Б. Можаева; Поэт — одновременно на А. Вознесенского и Е. Евтушенко. Молодой и «прогрессивный» Секретарь — Горбачёв.
    • Позже автор переписал свою пьесу уже под путинские реалии, там появились судья Мешалкин (подразумевается В. Н. Данилкин) и т. п.
  • В антиутопии «Москва 2042» Сим Симыч Карнавалов — очевидная и злая карикатура на Александра Исаевича Солженицына, но одновременно и собирательный образ. Зильберович и его семья — также карикатуры на реальных людей, прихлебателей Солженицына. В Гениалиссимусе в начале его карьеры также угадываются черты раннего Горбачёва.
    • Там же — люди антиутопического будущего рассуждают о 1970-х годах: «в те времена каждый пытался заниматься не своим делом — например, сотрудники БЕЗО норовили писать романы…». Это метит много в кого, но в первую очередь в В. Кожевникова и С. Цвигуна.

В. А. Кочетов[править]

  • «Чего же ты хочешь?» — сплошное «На тебе!» в адрес В.Солоухина (неотесанный писатель- «русопят» Богородицкий), И. Глазунова (художник-недоучка Свешников), итальянского слависта Витторио Страды (Бенито Спада), даже в адрес собственной жены (истеричка с патологической ревностью).
  • «Секретарь обкома» — Артамонов (прототип — секретарь Рязанского обкома Ларионов, погоревший на аферах с дутыми отчетами о перевыполнении планов еще в 1960 году). Молодой поэт Петушков, бездарь, бабник и подхалим с фигой в кармане — очень вероятно, что «На тебе» в адрес Евтушенко.

М. Г. Успенский[править]

  • Трилогия о Жихаре («Там, где нас нет», «Время оно» и «Кого за смертью посылать») и её спин-оффы — целиком состоят из различных «На тебе!» За это некоторые даже прозвали М. Успенского «российским Пратчеттом».
    • В частности, сам Жихарь в те моменты, когда не приключается, а пытается княжить, здорово сдаёт на Бориса Ельцина в его худших проявлениях.
    • Подсидевший его кабатчик Невзор — плевок в Александра Неврозова Невзорова, которого Успенский, по собственному признанию, не уважал за откос от армии «по дурке».
  • Аналогичная тенденция замечается и в других книгах писателя. Особенно выделяется «Дорогой товарищ король», главный герой которого — сплошное издевательство над типичным советским чиновником, тупым, нахватавшимся верхов из марксизма-ленинизма (а больше пропагандистских штампов) и постоянно думающим о карьере. Кроме того, фамилия героя Востромырдин, он переквалифицировался из коммунистов в короли и довёл свою страну до полного хаоса, так что в этом образе (вышедшем в свет в 1992 году) досталось и ельцинской гвардии.
  • Его же «Чугунный всадник». Закрытая психбольница, директор которой Кузьма Никитич Гегемонов продвигает среди пациентов идеологию кузьмизма-никитизма, все отправляемые пациентами письма сжигаются, невыключаемые телевизоры транслируют один-единственный канал с речами Кузьмы Никитича…

Э. Н. Успенский[править]

  • Поздние книжные выпуски о жителях деревни Простоквашино («Тётя Дяди Фёдора», «Любимая девочка Дяди Фёдора», «Новые порядки в Простоквашино») наполнены различными «На тебе!», например, в адрес «новых русских».
    • В одном из них есть сцена, когда пёс Шарик выражает мечту сделаться казаком, а кот Матроскин опасается, что Шарик тогда сразу выдвинет лозунг «Бей котов, спасай Россию».

Все остальные (по алфавиту)[править]

  • Юз Алешковский, «Николай Николаевич». Главный антигерой, он же и рассказчик — колоритный уголовник, нахватавшийся вершков культуры, в том числе пристрастившийся к чтению — перечисляет свои любимые и нелюбимые книги и авторов. И при этом очень нелестно отзывается о ряде советских писателей (особенно о прозе и драматургии Константина Симонова, а также о наследии Грибачева, Софронова, Погодина, Чаковского и т. п.), утверждая, что «все они на одно лицо, как бы ни старались вы…нуться почище», что они «клещами из читателя душу вытягивают, опустошают его» — «то неумением интересно сочинять, то такой парашей [ложью, подтасовками, лицемерием, недостоверной информацией (блатн. жарг.)], что глаза на лоб лезут». Это отношение самого автора — Алешковского, он просто вложил его в уста своему персонажу. А попутно потроллил ряд, по его мнению, «недурных, но не без недостатков» писателей (вроде Горького, Катаева или Каверина), описав интересную физиологическую реакцию, по которой сам Николай Николаевич определял, хороша ли книга (если она ещё и драйвная, а не депрессивная) или так, серединка на половинку.
  • Литературный критик Роман Арбитман многим наступил на больную мозоль. В «благодарность» лично Сергей Лукьяненко вывел его в книге «Остров Русь» в качестве главгада Кащея, настоящее имя которого Манарбит.
    • Книга Андрея Дворника «Отруби по локоть» носит подзаголовок «роман-антиарбитман», и процентов на 80 состоит из штампов, пошлятины и кича — именно того, что Арбитман обычно сурово критикует. Впрочем, сам критик оценил книгу довольно высоко, в стиле «Такую хрень написать — большой талант нужен».
  • Людмила Астахова и Яна Горшкова, «НЧЧК» — самые опасные и омерзительные вампиры[6] именуются либрусеками. За что — понятно.
    • Серия «НЧЧК» в принципе состоит из сплошного «На тебе!», адресованного в основном коллегам по литературному цеху. Досталось там и отдельным политикам (Борис Березовский), и целым странам (США), а также журналистам и правозащитникам.
  • Людмила и Александр Белаш, «Эскорт» — комиссар безопасности Сато, неприятный слащавый метросексуал, тащащийся от мультфильмов планеты Туан (похожих, кстати, на вполне земное и реальное аниме) является пародией на отаку.
  • Владислав Блонье щедро раздаёт лещей в романе «На волне». «Революционеры», в коих нетрудно узнать нацболов, выведены в романе полными лузерами. Это мелкие бузотёры на побегушках у преступников более высокого полёта, получают в чужом пиру поджопники, а когда сами пытаются поднять бабла на торговле дурью (последнее имеет реальную основу — вспомните дела Хубаева и Осиповой), то выгребают люлей от наркомафии. Достаётся и консерваторам, и чиновникам от образования, и молодым талантливым авторам, и «простым людям». Вообще, не лохи, не козлы и не уроды — это главная героиня и люди, которые ей симпатичны. Возможно, автор предлагает взглянуть на ситуацию глазами главной героини, которая в силу возраста страдает наслаждается юношеским максимализмом.
  • Москва, двадцать второй Юрия Бурносова — досталось многим, показанным активно действующими при новой власти, кому-то по имени, кому-то мимоходом. Немцов, Буджолд, Михалков, Касандра Клэр…
  • Александр Бушков:
    • Через много лет помянул уже покойному к тому времени Хрущёву его попытку изменить русскую орфографию «под себя» (подробнее о фактах — см. в разделе «Мультфильмы»): неотёсанный крестьянин Бони нежданно-негаданно становится королём. Вскоре после этого он хвастается своим друзьям: «…Писать умею! Почти что без ошибок. А если мне на ошибку какая въедливая зараза укажет, я уже не конфузюсь, а спокойно отвечаю: мол, своим королевским указом велел намедни изменить эту… как её… орфографию, и в данный текущий момент как раз по этой новой орфографии и пишу…» («Нечаянный король»)
    • «Крючок для пираньи» — некий депутат из Госдумы, досаждающий героям. Читатель, хорошо знакомый с реалиями России 1990-х, без труда опознал бы в описании диссидента-правозащитника Сергея Адамовича Ковалёва. И кстати, сей депутат в итоге бесславно гибнет вместе с кораблём — просто потому, что заказчикам всей интриги нужна резонансная жертва.
    • «Стервятник» — шантарский писатель Мустафьев, неотесанный пьяница и патологический антисоветчик. Без труда угадывается В. П. Астафьев, человек талантливейший, но по жизни довольно неприятный и почти патологически скандальный.
    • Высмеивал Бушков и самого себя: «Она долго валялась на диване, посасывая коньячок и лениво перелистывая забойный детектив под соответствующим названием „Взбесившаяся“. Попытавшись угадать сначала, кто там главный злодей, но никак не получалось, и Даша, устав следить за похождениями героини, попросту заглянула в конец. А заодно позавидовала героине — если бы она сама так работала, наверняка прочно угодила бы под прокурорское следствие или огребла свинцовый привет…» («Капкан для Бешеной»)
  • Андрей Валентинов, «Ория» — в разных частях книги досталось: украинским националистам из УНА-УНСО, Перумову с Лукьяненко, Олди и много кому ещё.
  • Андрей Васильев, «Черные флаги Архипелага» — проехался по Андрею Крузу, выведя его в виде Андрэ-Оружейника, читающего персонажам лекцию об арбалете. Не узнать характерный оружейно-порнографический стиль Круза невозможно в принципе. Да и вообще весь цикл «Акула пера в мире Файролла» переполнен теми или иными шпильками и подколами.
  • Олег «Визгун» Верещагин трепетно любит либералов, правозащитников, сотрудников органов внутренних дел, ювенальную юстицию, РПЦ МП, ЛГБТ, «буржуинов» (т. е. бизнесменов, за редким исключением мелких предпринимателей-производителей), людей неарийского происхождения — и в своих романах выводит представителей этих категорий в соответствующем виде.
    • Например, в романе «Не время для одиночек» главгерой (юный, нежный мальчик) покупает себе фастфуд в кафе, называющемся «Фриц Морген», и поглощает его, едва-едва отойдя от кассы. Сие есть намёк на сетевой скандал с участием блоггера Фрица — т. н. «историю с колесом» (что за история с сарабандой?). Причина, по которой рижские шпроты зашифрованы нейтральной «рыбой», лежит на поверхности: в сеттинге царит глубокий постъядер, и торгово-транспортная связность между территориями «довоенных» Прибалтики и Казахстана весьма и весьма условна…
  • Василий Головачёв:
    • «Одиночка» — присутствует мерзавец, одержимый демоном Конкере, чиновник-олигарх Рыжайс (пародия на Чубайса). В других произведениях автора носителем Конкере становится некто Ельнин (намёк на президента Бориса Ельцина). А носителем демона-аморфа Лекса, родного брата Конкере, станет на короткое время министр обороны Галкин (Грачёв). Не забываем также и про таких людей, как премьер Краснорыжин (Черномырдин), его заместитель Сосков (Сосковец), начальник президентской охраны Коржанов (Коржаков), да и нового президента зовут Илья Ильич (возможный намёк на Путина: имя совпадает с отчеством).
    • В одном из романов Головачёв внезапно, безо всякой связи с сюжетом (и на этот раз не прибегая к псевдонимам) обрушился на поэта Андрея Вознесенского.
    • «Джинн из прошлого» — упоминается некая эстрадная певичка Леди Ба-Ба.
  • Ольга Громыко вывела в своей «Верные враги» завзятую сплетницу бабку Шалиску, а Юлия Морозова (Shalicka) в романе «Дорогами Пророчества» описала глупую и тщеславную аристократку Ольхезу рю Яандер.
    • Ольга и Юлия — давние подруги, и подколки у них в ходу. Например, чародейка Катисса Лабская из цикла о Вольхе — Екатерина Бегичева, ещё одна из Ольгиных подруг, чей ЖЖ некогда был открыт под именем prosto_kat всем желающим и весьма доставлял.
    • Громыко вообще мастерица на изящные аккуратные натебейки. В тех же «Верных врагах» отсылка к Алексею Пехову («придавленный деревом бобёр: геральдический знак старинного рода Апеховых, славного по большей части этим оригинальным гербом»), в «Космоолухах» к Оксане Панкеевой («Панна Ксанина, 80й том Хроник Бирюзовой Звезды»)… А вот её оппоненты если и отвечают, то обычно получается весьма топорно, в стиле «городок Вольхо-Лёнск».
  • Илья Деревянко Сам признавался в интервью, что берёт своих персонажей из жизни, а посему у него много отсылок к реальным личностям: например «Западня» — очень жирный стёб над политиками конца 90-х, «Пресс-хата» — явная отсылка к Борису Березовскому и Михаилу Леонтьеву, многие отрицательные персонажи носят имя и отчество Анатолий Борисович и т. д.
  • Д. Емец, цикл «Таня Гроттер». После выхода в свет первой книги Роулинг обвинила автора в плагиате, и тогда он ввёл в число действующих лиц двух тётушек Гурия Пуппера: тётя Настурция (явный Копиркин тёти Петунии) и вторая тётя, «самая добрая в мире», чье имя персонажи не упоминают, «чтоб не засудили». Про неё известно две вещи — она использует образ Гурия Пуппера для заработка денег и её боятся адвокаты. Да-да, верно, речь идёт о самой маме Ро.
  • Хольм ван Зайчик (коллективный псевдоним писателей и китаеведов Вячеслава Рыбакова и Игоря Алимова) — начать, наверное, стоит с того, что сам псевдоним — отсылка к голландскому писателю Роберту ван Гулику (о чём соавторы и заявляют со всей возможной недвусмысленностью в предисловии к первой же книге). Досталось же всем: любителям приписывать всякую высокопарную фигню Конфуцию и другим древним китайским мудрецам (ради этого изыскали «доселе неизвестную» 22 главу «Луй Юнь» и пересказали в духе китайских мудростей народные пословицы и поговорки), украинским незалежникам (напомню, книги писались в ранних 2000-х, когда накал страстей образца второй половины 2010-х не приснился бы никому и в страшном сне), советскому официозу, советским же гражданам (которые практически не изменились даже несмотря на то, что с XV века история пошла по совсем другому пути), правозащитникам и искренне верящим им людям, типичной интиллигентской рефлексии и много чему ещё. Даже общее название цикла, «Плохих людей нет», с учётом некоторых событий и персонажей — недвусмысленный кивок в сторону Булгакова.
  • Алексей Иванов, «Блуда и МУДО» — здесь прилетело Виктору Пелевину. Название его книги «ДПП(НН)» в устах протагониста превратилось в аббревиатуру ДП(ПНН). Что означает Дешевое Порно (Проклятие Неискоренимой Непристойности.
  • Елена Ильина, «Четвёртая высота» — Внутримировой пример в с эпиграммой, которую одноклассники/цы сочинили по поводу Нади:
« Надя-Надежда

Надежду лелеет,
Что чуб и одежда
Сердца одолеют.

»
— Та самая эпиграмма. Надя называла её то ДИАграммой, то ТЕЛЕграммой
  • Александр Казанцев:
    • «Донкихоты Вселенной» — неприкрытое «На тебе!» в адрес Иосифа Сталина, культа личности и религиозного фундаментализма.
    • «Тринадцатый подвиг Геракла»: «Корченный Тартар, сын бога Обмана и богини Измены» — практически неприкрытое «На тебе!» в адрес гроссмейстера Виктора Корчного, бежавшего в 1970-е годы из СССР и считавшегося предателем.
  • Алексей Калугин, «Мертвоград» — кому только не досталось… И Интернету, и Мистеру Фримену, и Лавкрафту (ну не ему самому, а мемам вроде «Ктулху зохавал чей-то мозг»), и так далее…
  • В. Камша:
    • «Отблески Этерны» — весьма неприятные прыгучие арахноиды называются киркореллами. В честь… угадайте кого?
      • От Веры Викторовны много кто ушёл обиженным — эпопея-то уже насчитывает десять томов. Досталось и Толстому, и Чехову, и Дюма…
        • И даже самому Джорджу Мартину, из чьей знаменитейшей саги автор в первую очередь и черпала изначально… вдохновение (и не только). Даже если ограничиться всего одним примером — её многочисленные горе-воительницы очевидные пародии на героинь Мартина, который как раз обожает феминисток вообще и воительниц в частности.
    • «Хроники Арции» — досталось и Вильяму Шекспиру, выведенному под именем драматурга Бриана Перше, сделавшего себе имя на пьесе, выставляющей свергнутого короля Александра Тагэре тираном и убийцей племянников. Это аллюзия на трагедию Шекспира «Ричард III» (Александр является Копиркиным Ричарда.).
  • Григорий Климов, пытающийся объяснять заговором представителей ЛГБТ выдвижение ненавистных политиков. Например, он заслэшил Горбачёва и Яковлева
  • Владислав Крапивин, повесть «Тополята» — эпизодический персонаж Нефёд Минищукин, воспитатель православного детского лагеря и литератор-любитель. Плохой, ибо мракобес и фошызд. Проницательные читатели быстро узнали в Минищукине писателя Верещагина (см. выше). Забавно, что настоящий Верещагин критически относится к православию, а в особенности к православному воспитанию.
    • Впрочем, при том незаслуженно обойдя вниманием могилу некоего «отца Олега» на неких Пристанях в некоем более раннем произведении ВПК.
    • Тот же Крапивин в романе «Острова и капитаны. Наследники» прошёлся по культовому в своё время американскому фильму «Спартак» с Кирком Дугласом, за то, что там приписали Спартаку не очень-то героические обстоятельства гибели.
    • Он же в некоторых поздних книгах (например, «Семь фунтов брамсельного ветра») критикует «Гарри Поттера». Добро и зло, мол, там «какое-то выдуманное», и, если бы герой был волшебником, магию бы не так использовал. Правда, создаётся впечатление, что автор с сагой Роулинг просто не очень хорошо знаком, и в силу консерватизма не признаёт современных книг. Вот старинные книги, автору хорошо знакомые, вполне могут быть у его персонажей настольными. Хотя в них (в «Томе Сойере», скажем) до настоящих понятий о добре и зле вообще далеко может быть. Но главное — что их автор хорошо знает.
  • Андрей Круз, серия «Эпоха Мертвых». Былинное «На тебе!» персонально в адрес Ксении Собчак. Ей, впрочем, можно сказать, вскользь прилетело, за компанию. А вот её папашку-мэра автор откровенно недолюбливал и знатно прокатился по его личности.
  • «Оригинальный свод правил грамотного драконоборца» от сообщества ММАА является открытой насмешкой над писателем Джорджем Локхардом (Григорием Эгриселашвили) и его помешанностью на драконах.
  • Лукин Е. Ю. и Лукина Л. А., Слепые поводыри - на тебе в сторону любителей мысленно попримерять на себя образ попаданцев прогрессоров, которым бы родиться/попасть в другое время и уж тогда... Главный идеолог исправления будущего через прошлое в итоге неплохо устраивается в современности и говорит что если уж ты мог что-то активно менять, то можешь это и в настоящем (что он и намерен делать)
  • Сергей Лукьяненко, «Спектр»: на одной из станций ключников имеется группа молодых людей, которая провоцирует людей на драку (дабы увидеть, как агрессора буквально сотрут из реальности ключники) темами гомосексуализма и евреев — очевидная отсылка на кащенитов, с которыми Лукьяненко в своё время сталкивался в интернете[7].
    • Известна история о том, как Лукьяненко схлестнулся в соцсети с неким хейтером по имени Алексей Сапожников. Трудно сказать, чем посторонний и никому не известный гражданин так задел популярного фантаста, но в результате в «Последнем Дозоре» появилось упоминание «Алексея Сапожникова, мелкого, слабоумного, но именно поэтому долго остававшегося вне поля зрения Дозоров серийного вампира».
    • Лукьяненко вообще регулярно вставляет «На тебе!» в свои произведения — помимо кащенитов досталось, например, аж Юрию Нестеренко и Андрею Валентинову (что характерно, последний не умолчал и в ответ сказал «На тебе!» Лукьяненко в своих произведениях).
    • Богатый пример — роман «Черновик». Герой, с которым происходят очень странные вещи, пришел посоветоваться с писателем-фантастом. Тот задумчиво прикидывает, как бы эту историю изложили его коллеги, «некие» Чудов, Громов, супруги Иноченко и т. д. Особый смак — упоминание в этом ряду Ярослава Зарова. Кто читал «Осенние визиты», тот помнит персонажа с таким именем — фантаста, автора книги «Солнечный котенок», «про то, как пацан попал в мир, где всегда темно».
      • Причём в процессе он проехался ещё и сам по себе. Для тех кто ещё не понял — в лице того самого Зарова, пародии на раннего Лукьяненко «алма-атинского периода», когда у него ещё сильно чувствовалось влияние Командора.
  • Ю. М. Медведев, «Протей» — несмотря на предуведомление («Во избежание инотолкований автор просит считать всех персонажей повести, равно как и все события в ней от начала и до конца, вымышленными») всё равно многими воспринимается как прямое обвинение Стругацких в доносе на Ефремова.
  • Ю. Нестеренко и М. Харитонов, «Юбер аллес» — многие персонажи (как правило, не вызывающие симпатии) выведены под реальными именами. Правда, авторы оговариваются, что в альтернативной истории они могут значительно, вплоть до полной противоположности, отличаться от своих прототипов. Там же ГГ весьма едко критикует Толкина[8] и «Звёздные войны».
  • Ю. Нестеренко:
    • «Чёрная топь» — главарями нежити оказываются мэр Егор Михайлович и оттесняющий его от власти чекист Владимир Владимирович.
    • Повесть «Место» — фигурируют омерзительные карлики-хохотунчики, которым смешно даже тогда, когда у них отрывают руки и ноги. Как выясняется, в них превращаются интернет-тролли и «стебушники» (вероятно, в первую очередь особо «любимые» этим писателем авторы Луркоморья). Хотя хронологически это может быть такой своеобразный оммаж в адрес Стэнли Вейнбаума и его «Идиотской луны»: пурпурные лунарики же, ага.
    • Рассказ «Право» — «На тебе!» в адрес бывшего соратника по антисексуальному движению Алексея Татаренко.
  • Различными «на тебе!» богаты миры Антона Орлова. Чаще всего от автора достаётся бюрократам; в частности, разных книгах очень узнаваемо выведены аллюзии на российское здравоохранение и американскую ювенальную юстицию. Несколько раз доставалось также религиозным фанатикам, коммунистам и правозащитникам. В последней на момент правки книге «Крысиный вор» в общественном движении против «срамотизма» легко узнаются «борцы против гомопропаганды». Слэшерам тоже прилетело; впрочем, незлобно.
  • Вадим Панов в цикле «Тайный город» регулярно прохаживается по Советскому Союзу (в цикле именуемому «Империей»), коммунизму и советским деятелям. В «Наложницах ненависти» оказывается, что Владимир Ильич Ленин на самом деле являлся гиперборейским (читай, лавкрафтианским) чу-чу по имени Азат-Тот, который стремился захватить мир и распространить на него своё учение: «Ненависть есть сила», адептами которого были все члены Ленинского окружения, кроме Сталина. И теперь лежит в мавзолее, потому что если его похоронить, то его тело, разложившись, смешается с землёй и дух Азат-Тота получит доступ к Золотому Корню — источнику силы гиперборейцев, а следом — и возможность возродиться.
    • Также в одном из романов досталось «певцу Грише Квадратовскому» (Михаил Круг) и директору музея Пьянтриковскому (Михаилу Пиотровскому).
    • В романе «Атака по правилам» Панов проехался по существовавшей в те времена программе «Свобода слова с Савиком Шустером» выведя её на страницах романа под названием «Свобода высказываний со Славиком Тостером».
    • Там же приведён гимн Красных Шапок. Всего две строки, но этого достаточно, чтобы вспомнить подходящую под них музыку. Да, Советский Союз Панов очень не любит.
    • В романе «Куколка последней надежды» попытался постебаться над легендарным сериалом «X-Files».
    • В романе «Тень инквизитора» выведены два кандидата на патриарший престол — хамоватый стяжатель Феофан (карикатура на тогда ещё митрополита Кирилла) и образцовый монах и жертвенный лев Даниил, намекающий на митрополита Токийского, которому сетевые тролли шутки ради накручивали рейтинг на предварительном голосовании.
    • В романах «Наследие великанов» и «Красная угроза» продолжает прохаживаться по украинцам, как в других своих романах, не относящихся к данной серии. И, конечно же, Панов не смог удержаться, чтобы не клюнуть многострадальную Ксению Анатольевну.
      • Кроме того, ряды Красных Шапок в них существенно пополнились за счёт представителей внесистемной оппозиции, в частности, Леонида Гозмана и Люси Штейн. За компанию досталось и Ольге Бузовой.
    • В цикле «Герметикон» — галаниты. В первых романах это были негативно выписанные евреи (ср. «Галана» и «Галаха», из наиболее очевидных намёков), в дальнейшем образ галанитов стал смещаться в сторону обобщённого Запада и конкретно США — за счёт деталей вроде поощрения гомобраков и крейсеров, названных в честь Джеральда Форда и Гарри Трумэна. Впрочем, внешнеполитические методы Галаны на протяжении всего цикла особо не менялись.
  • Виктор Пелевин:
    • «S.N.U.F.F.» — один из самых мерзких персонажей книги, дискурсмонгер Бернар-Анри Монтень Монтескье, явно назван в честь Бернара-Анри Леви. Да и деятельность у них схожая.
    • Вообще в 2000-10-е очень многие романы стали именно вереницей эссе со слабо замаскированными пинками всем попало, от Дугина до либеральной интеллигенции.
    • И даже на общем фоне творчества выделяется роман «Числа», жёсткое «на тебе!» издательству «Вагриус» и персонально его директору Скорондаеву в отместку за слишком маленькие гонорары (см., например).
  • Ник Перумов: злодей-Спаситель из последних книг «Войны мага» — очень толстый намёк на христианство (или по крайней мере на его «ультра-фундаменталистский вариант с чертами патологии»). От обвинения в таком намёке сам автор пытается отвертеться, но безуспешно: текст книги говорит сам за себя. «Что это за смерть, за которой незамедлительно следует чудо воскрешения?» ©.
  • Александр Рудазов вообще навтыкал всем сёстрам по серьгам:
  • Владимир Сорокин. Его романы («Голубое сало», «Норма» и др.) — сплошное и чрезвычайно грубое «на тебе!» в адрес самых разных людей — не только советских вождей, но и, например, Ахматовой, Бродского и других литературных классиков. От наездов Сорокина, в принципе, не застрахован никто. Даже Небо, даже Аллах.
  • Сергей Тармашев ― в количествах. Особенно выделяется использование реально существующей песни в качестве настолько плохой, что уже хорошо в серии "Жажда Власти".
  • Владимир Титов, повесть «Лесное лихо» — достопочтенный абир ар-Пигиди напоминает российского общественного деятеля ультраконсервативного толка, уличённого Невзоровым в незнании трудов отца Пигидия.
  • Почти все книги Дмитрия Черкасова переполнены «На тебе!» в адрес правозащитников, диссидентов и прочих оппозиционеров.
    • Её же «Сердце меча» подвергает подобной деконструкции концепцию Вавилона Александра «Могултая» Немировского. Есть там и более мелкие шпильки в виде узнаваемых карикатур на недругов автора.
  • Е. Чудинова, антиутопия «Мечеть Парижской богоматери» — Сергей Ковалёв погибает бесславной смертью (как и в одной из книг Бушкова, см. выше). Достаётся и Ванессе Рэдгрейв (в книге — Блэктомб) и другим деятелям, заступавшимся за чеченцев во время чеченских войн и таким образом, по мнению автора, торившим дорогу мусульманской диктатуре (восторжествовавшей, однако, не в России, а в Западной Европе)
  • Иван Шевцов, «Тля»: один из главных отрицательных персонажей художник-космополит Лев Барселонский — «На тебе!» в адрес Ильи Эренбурга.
  • Борис Штерн:
    • В одном из своих рассказов он описал альтернативный мир, где Чехов прожил долго и дожил до 1990-х годов. Там Чехов утверждает, что «литература — это как стол: за ним можно и есть, и работать, на нём можно и оперировать, и играть, и заниматься любовью, только одно нельзя делать — срать на него! А писатель NN на него срёт!». Вероятно, этот выпад метит именно в Сорокина.
    • Повесть «Шестая глава Дон Кихота», в которой многократно насмехается над романом «Полыхающая пустота» большого писателя Аристарха Кузанского (см. w:Пылающий остров). Прочие деятели отечественной фантастики упомянуты шаржированно, по-доброму.
  • Также Казанцеву (Самозванцеву) досталось от Брайдера и Чадовича в романе «Жизнь Кости Жмуркина, или гений злонравной любви». Надо бы расшифровать прочих упоминаемых писателей.
  • «До третьих петухов» В. М. Шукшина. Снова протест против бюрократии и не только. Вообще у этого великолепного (по мнению автора правки) автора очень много таких моментов. Причём не только в художественной литературе, но и в интервью, заметках и так далее.
  • Юрий Яковлев, сказка «Лев ушел из дома» — интеллигентнейший (у него даже клетку не запирали) лев, выросший в Московском зоопарке, попал под влияние балбеса-школьника и собрался в Африку на воссоединение с родственниками, попутно наведя немалый переполох в столице; правда, потом решил, что его Родина — здесь. Если это не «На тебе!» в адрес московских евреев, ломанувшихся в те поры на историческую родину, то я таки прям даже и не знаю…

Фантастика на других языках[править]

  • Способный ученик Тома Клэнси Марк Грени, когда пишет про Россию вообще и Пути… Волонина в частности, так вдавливает в асфальт троп «Чекистско-бандитский мордор», что напрашивается вопрос, не отжали ли у него самого siloviki какой-то бизнес с целью забашлять Vory v zakone за очередную диверсию против демократии?
  • Стивен Кинг:
    • «Оно» — охранник психбольницы Джунипер-Хиллс, убитый Пеннивайзом во время побега Генри Бауэрса, носит фамилию Кунц. As in «конкурент Кинга на рынке литературных ужастиков Дин Кунц». Более того, Генри в ночь побега называет Кунца «самым худшим».
    • «Сияние» — в миллиардере-авиапромышленнике (и при этом полном чудовище в моральном смысле), стоявшем у истоков всех ужасов отеля «Оверлук», угадывается Говард Хьюз, столь нелюбимый многими западными авторами (подробнее см. ниже).
  • Гарри Гаррисон, сатирический цикл «Билл — герой Галактики»: первый том писался как пародия на «Звёздный десант» Хайнлайна, но потом автор вошёл во вкус и отпинал ещё много кого (особенно болезненно и грубо прилетело Р. Говарду и Г. Ф. Лавкрафту; есть сцена, в которой они пререкаются между собой — кто из них двоих больший псих XX столетия? «я!» — «нет, я!»).
    • Гаррисон в том эпизоде упростил и опошлил рассказ Роберта Силверберга «У каждого свой ад» — впрочем, в оригинале Говарду тоже досталось.
  • Карел Чапек, «Война с саламандрами» — речи Верховного Саламандра пародируют выступления Гитлера. Сам автор в последней главе это подсвечивает: «Верховный Саламандр — человек. Его настоящее имя — Андреас Шульце[10], во время мировой войны он был где-то фельдфебелем».
  • Гарри Поттер: Джоан Роулинг утверждает, что только один её персонаж от начала до конца срисован с реального человека.
    • В книге Gilderoy Lockhart (Златопуст Локонс) — самовлюблённый, подлый, шизоидный и трусливый волшебник; эгоманьяк-нарцисс, позёр, незаслуженно сделавшийся кумиром экзальтированных дамочек; шарлатан, приписывающий себе несуществующие способности; фальсификатор, присвоивший себе чужую славу.
    • Прототип — некая британская знаменитость. С этим деятелем Роулинг короткое время проживала на одной жилплощади (но, вопреки домыслам фанатов, никогда не была за ним замужем). По утверждению писательницы, этот человек при ближайшем рассмотрении оказался лживой, хвастливой, чёрствой и напыщенной мразью; в реале он будто бы ещё гаже, чем карикатура на него, представленная в книге. Но поскольку это публичный человек, Роулинг опасается судебного преследования и категорически отказывается называть фамилию прототипа.
    • Справедливости ради, данный персонаж схож до степени смешения с второстепенным персонажем написанной в 1971 годы «Операции Хаос» Пола Андерсона (превращённый в конце концов в обезьяну Аберкромби). Так что заявление Роулинг… скажем так, не вполне убедительно.
    • Фанаты теряются в догадках: кому бы могло быть адресовано данное «На тебе!»? Некоторые даже грешат на… Тони Блэра!
    • Автор подтвердила, что реальных прототипов имели Северус Снейп и Пэнси Паркинсон. Был у юной Джоанны похожий на Снейпа зловредный учитель и похожая на Пэнси подлая снобка-соученица. Обоим Роулинг отплатила за унижение, пережитое в школьные годы.
    • Среди авторов волшебных учебников упоминается провидица Кассандра Ваблатски, составившая учебник прорицаний под названием «Как развеять туман над будущим» — явная насмешка над эзотериком Еленой Блаватской (1831—1891).
    • А переводчики превратили Амбридж в Кхембридж. Отсылка к Кембриджу?
    • Там же, в Поттериане, но это скорее совпадение — основателя факультета Слизерин, считавшего, что магией должны владеть только чистокровные волшебники, звали Салазаром - точно так же, как и португальского диктатора фашистского толка.
    • Снова Роулинг, но уже не поттериана: свежий детектив «Дурная кровь». Травили меня за «трансфобные высказывания»? Я вам покажу, дебилы, что такое трансфобия. Получите книгу, где убийца — трансвестит!
  • Роберт Шекли, «Координаты чудес» — тут досталось религии, а в образе Дворца Мусора явно проступает злая сатира на постмодернизм.
    • В том же произведений Шекли описывает параллельный мир, помешанный на потребительстве и рекламе: «Уж если вы отважились ввязаться в соревнование Потребителей, если хотите показать себя достойным не какого-нибудь барахла, а Вещей, Которые На Этом Свете Имеют Настоящую Цену, например, швейцарское шале в девственных дебрях штата Мэн или лимузин „Порше 911-S“, который предпочитают Люди, Считающие Себя Солью Земли, — ну так вот, если вы хотите иметь вещи такого класса, вы должны доказать, что вы их достойны!».
  • Макс Брукс, «Мировая война Z» — зомби сжирают толпу нью-йоркских знаменитостей. По именам никто не назван, но многие вполне узнаются (в том числе Пэрис Хилтон).
    • Скандальный радиоведущий Говард Стерн (тоже не названный по имени, но узнаваемый), не погибает, но удостаивается от рассказчика комментария в духе «надо же, этот выжил, а столько хороших людей погибло».
  • Рэй Брэдбери, «Попугай, который знал Папу» — Шелли Капон, ненавидящий Хемингуэя писатель, явно похож внешне на Трумэна Капоте.
  • Д. Свифт, «Путешествия Гулливера»: четвёртая книга — эталонное «На тебе!» в адрес человечества как такового.
    • Да там девяносто процентов книги состоит из тропа. Скажем, придворным в Лилипутии за ловкие прыжки через палку вручают яркие ленты для ношения на поясе. Их цвета (синий/голубой, красный и зелёный соответственно) повторяют цвета важнейших британских орденов — Подвязки, Бани и Святого Андрея. Тупоконечники и остроконечники — явные католики и протестанты, а партии низкокаблучников и высококаблучников — виги и тори. То, что император Лилипутии носит один каблук низкий, а другой высокий и оттого прихрамывает, указывает на правящего монарха, который покровительствовал представителям обеих партий. Во второй части досталось, например, ученым, которые все непонятное называют игрой природы. В третьей части тоже получили свое ученые, оторванные от жизни схоластические науки, а также британский Тайный комитет и цензура, которые буквально в каждом чихе видели намек на государственную измену и шифровки.
  • Айзек Азимов, «Путь марсиан»: Джон Хильдер — тонкая аллюзия на Джозефа Маккарти с его антикоммунистической паникой. Настолько тонкая, что никто даже не отреагировал.
  • Как насчёт «Хроник Нарнии» Клайва Льюиса?
    • Калормен/Тархистан/Алладиния. Коварные жулики, подлые завоеватели, жестокие рабовладельцы. В последней книге цикла они устроили настоящий библейский Апокалипсис.
    • Гномы, которые в первой книге показаны просто прислужниками Белой Колдуньи, в «Принце Каспиане» и «Покорителе Зари» подробно раскрываются: под гномами автор подразумевает безбожников. При этом есть Рыжие гномы, атеисты, которые не верят в Аслана, но при этом интуитивно придерживаются правильных поступков и держатся подальше от Зла с большой буквы «З», и Чёрные гномы — беспринципные оккультисты, способные добровольно пойти на сделку с тёмными силами, если сочтут это выгодным. Рыжие гномы, впрочем, не будучи злыми, упрямы и склонны к фанатизму: вплоть до того, что после рождения Истинной Нарнии большая их часть остаётся навсегда заперта в Хлеву из-за нежелания поверить в случившееся.
  • Майк Мак-Кай, «Хьюстон, 2030: Дело о пропавшем теле» — ещё один профессор Выбегалло, некто Андреа Росси, итальянский шарлатан, последние 20 лет непрерывно осчасливливающий прогрессивное человечество лохов дармовой энергией.
  • Дэвид Эддингс, «Эления» — если вы мусульманин, то главы про Рендор лучше пропустить.

Прочая иноязычная литература[править]

  • Dogs of War — в книге хорошо проехались, как по западной политике в отношении Африки, так и по советской.
  • «Арсен Люпен против Херлока Шолмса» — сплошное «на тебе!» в сторону собственно Шерлока (пусть и под изменённым именем). Правда, с определённым фитильком: Холмс всё-таки срывает планы Люпена.
  • Умберто Эко, «Имя розы» — антагонист романа, Хорхе из Бургоса — выпад в сторону Хорхе Луиса Борхеса. Сеньор Борхес, как и книжный Хорхе, был директором Национальной Библиотеки Аргентины, а также потерял зрение. Сам образ монастырской библиотеки отсылает к «вавилонской библиотеке», как метафоры цивилизации, предложенной Борхесом.
    • Это не выпад, это такой странный оммаж. На самом деле Эко восхищался Борхесом.
  • «Королевский стрелок Шарп»: два бездарных трусливых офицера носят фамилии адвокатов бывшей супруги Корнуэлла при бракоразводном процессе.
  • Скандально известный рассказ Евгения Дударя «Красная шапочка» (на украинском языке) — «На тебе!» на грани демонизации (показать главную героиню просто альфа-сукой автору почему-то оказалось мало, по ходу рассказа она раскрывается, как откровенный некропедозоофил, с таким перегибом, что уже даже не смешно) в адрес подростков как социальной группы. В общем-то, есть основания полагать, что эйджистский комментарий был единственной целью написания рассказа.
  • «Цепочки командования» Дэйла Брауна: безымянный президент США показан марионеткой своей жены, взбалмошной, но коварной, властной и авторитарной женщины, причем персонажи не сомневаются, кто́ является реальным главой государства. Явный намёк на Билла и Хиллари Клинтон, о которых подобные идеи бытовали во время президентства Клинтона.
  • «Гризли» Оливера Кервуда — в седьмой главе один охотник рассказывает другому о неком писателе-натуралисте, который выдумает всякую ерунду про медведей. Например, этот писака считает, что у медведей есть контролируемая ими территория (по словам охотников — такого нет, медведи могут жить рядом и питаться на одном участке земли), которую они помечают, вставая во весь свой рост у дерева и оставляя отметины (герои книги настаивают, что медведи так не делают, а их следы на коре — только от необходимости точить когти). Чем выше медведь, тем его больше боятся, а его рост определяется высотой отметин. Потому у писателя возник сюжет о том, как мелкий медведь хитростью вытеснил большого — он подкатывал к деревьям бревно, вставал на него и с него скрёб кору, тем самым «прибавляя» в росте. Для героев Кервуда эта история просто смешна. К чему всё это поведал автор? А к тому, что «некий писатель» — вполне себе реальный человек. Вся эта история — пересказ «Жизни серого медведя» Эрнеста Сетона-Томпсона. Жили эти писатели примерно в одно время, оба писали про природу лесов и гор Северной Америки. Так что неудивительно, что Кервуд читал Сетона и мог «поправлять» его из благих (чтоб читатели знали, как оно на самом деле) или не очень (всё ж конкурент в схожей жанровой нише) побуждений.

Сетевая литература[править]

« Никто и никогда не скажет, что только что родившийся человек по своим возможностям, по своему мышлению и т.д. равен зрелому человеку. Даже не назовёшь комической ситуацию, когда младенец, ещё даже не научившийся самостоятельно ходить, выходит на битву со зрелым, опытным воином, витязем, владеющим боевой магией! Конечно, боевой маг даже не станет сражаться с младенцем, а если станет — то тогда он явно чёрный витязь, ибо это уже преступление. Не стоит даже говорить о том, с каким результатом окончится такое сражение! Только в единственном случае недавно родившийся младенец может одержать победу в таком столкновении — если младенец уже владеет боевой магией на уровне гораздо более высоком, чем витязь. И что, даже на уровне понимания и возможностей младенца, младенец превышает по своим возможностям зрелого витязя. Такое возможно, но маловероятно, а если учесть, что подавляющее большинство младенцев в этом нежном возрасте предпочитают только соску и тёплую постельку — то вообще о подобном противостоянии даже речи быть не может!!! »
— Как Николай Левашов проехался по франшизе Роулинг
    • Он же в "Зеркале моей души" проехался по циклу о Харухи Судзумии, даже не зная о существовании этой серии.
  • Андрей «Ом» Подшибякин, «Игрожур» — многочисленные «На тебе!» в адрес реальных игровых журналистов. Само название «лучшего в мире игрового журнала», «Мания страны навигаторов», отсылает одновременно к «Игромании», «Стране игр» и «Навигатору игрового мира». Среди героев произведения: главный герой, Юрик «DarkSkull» Черепанов (прототип — Константин «DarkWren» Говорун, главред журнала «Страна игр»), главред «Мании…» Петр Поплавский (прототип — главред «Навигатора…» Константин Подстрешный), якобы капитан первого ранга в отставке «Фельдмаршал» (прототип — Владимир «Адмирал» Веселов из того же «Навигатора…»). Есть «На тебе!» и неигровым деятелям и изданиям: сборник боевой фантастики «Звездный крейсер Коловрат» (отсылка к творчеству Юрия Петухова), писатель-фантаст Епифаненко, молодежный журнал «Дегенерат» (прототип — молодежный журнал «Хакер», постоянный автор которого, Даня Шеповалов, выведен в романе под непечатным именем Ваня Дристохватов) и рубрика «Мании…» «Притончик Упыря» (недвусмысленный намек на «Тупичок Гоблина»).
  • В повести отечественного писателя-битника Алексея Аляскина «Про командира Петрова…» имеется сочнейший пассаж, блистательно стилизованный под типичную ближневосточную базарную натебейку: «…Потом снизу донеслись ругательства на всех созданных языках, стражники зиндана были людьми образованными, они все были ургенчи, перематерить их было невозможно, даже если самому Ариману наступить сапогом на яйца.
    Рассказывают, что когда медная конница Хулагу-хана подошла к стенам Ургенча, то у жителей этого города нашлось обидное плохое слово для каждой монгольской лошадиной головы, за это Хулагу-хан взял город и велел залить жителям Ургенча глотки свинцом. Остался в живых только один немой ургенчи, монголы думали, что он не ругался, потому что он был немой, но оказалось, что он еще хуже ругался, немыми знаками, которые делал руками и поэтому ему глотку заливать не стали, а погрузили в расплавленный свинец руки и ноги.
    Он потом ничего не мог делать, потому что у него после монгольской операции двигался только его зебб и от него снова пошел народ, поэтому у жителей Ургенча короткие руки и ноги, а своих слов они остерегаются и ругаются в ведро, заткнув уши ватой, чтобы можно было сказать что не слышал сам, что говорил, а сперва спрашивают, нет ли среди слушателей монгола — вай, такие стали теперь осторожные!..»

Значимые фанфики[править]

« МОРФЕУС: Долгое время я не мог в это поверить. Но я видел эти поля своими глазами. Видел, как они перерабатывают мёртвые тела, чтобы внутривенно кормить живых…

НЕО (вежливо): Простите, пожалуйста. МОРФЕУС: Да, Нео? НЕО: Я долго пытался сдерживаться, но по этому поводу считаю необходимым высказаться. Человеческое тело наиболее неэффективный источник энергии, какой только можно придумать. Эффективность тепловой электростанции уменьшается при работе турбин на низких температурах. Любую еду, пригодную для людей, гораздо эффективнее сжечь в топке. А теперь вы говорите, что для кормления живых используются тела мёртвых. Вы когда-нибудь слышали о законах термодинамики? МОРФЕУС: А сам ты где слышал о законах термодинамики, Нео? НЕО: Любой, кто изучал физику в школе, знает о законах термодинамики! МОРФЕУС: А где ты ходил в школу, Нео? (Пауза) НЕО: …В Матрице. МОРФЕУС: Машины придумали изящную ложь. (Пауза) НЕО (робко): А могу я где-нибудь взять учебник по настоящей физике? МОРФЕУС: Такой вещи не существует, Нео. Вселенная не подчиняется математическим законам.

»
— Юдковский проехался по незнанию физики создателями фильма.
« Гарри стал лихорадочно листать книгу. На сто пятой странице, в самом деле, была приведена знакомая ему со школьных лет колдография: летающий Снейп, с которого его отец обещал снять штаны. Возмущенная Лили спорила с Джеймсом Поттером, а поодаль сидели мародеры — Ремус, Сириус и Питер. Ниже красовался текст:

Я не смогла сдержать улыбку. Ведь ночью я отдамся твоему победителю, Северус! Он завоевал меня, и имеет право обладать добычей. Я ругаю его, Северус, чтобы распалить, чтобы твой победитель наслаждался ночью сильнее, усмиряя меня. А я? Я должна принадлежать ему, Северус, ибо для девушки нет ничего блаженнее, чем быть трофеем, завоеванной победителем в бою. Когда в горящей Трое Андромаха бросилась на закованного в латы Неоптолема, разве не знала она, что ей суждено стать его наложницей, которой победитель будет обладать самым унизительным путем?

»
— Korell, «Месть и немного любви», автор высмеивает стринги Арагорна. Прочтя всё это, Гарри пришёл в ярость.
  • «Ещё один человек» Дзиньштейна, по Крузу — крайне бездарный вариант. Вроде как и стандартная басня боевой фантастики о том, что человек с неправильными приоритетами в жизни в кризисной ситуации вынужден или умереть, или переосмыслить своё мировоззрение. Но чёрт подери, нормальному восприятию препятствует клинический уровень очучеливания главного героя: он и алкаш, и гопник (при этом называет себя пацифистом, sic!), и в армии не служил, и налево ходит, и Родину™ не уважает, и консьюмерист, и ветеранов не любит (хотя георгиевскую ленточку носит), и правительству не верит… причём всё это сразу, слито воедино, и подчёркивается при каждом удобном случае. И всё ради того, чтобы, помыкав горя в ходе апокалипсиса, он раскрыл свой потенциал и раскрылся как вполне нормальный парень. Ну как, и трудно было не делать из героя ходячий набор противоречащих друг другу стереотипов о «неправильных» людях? Ещё бы сатанистом его сделали до кучи…
  • Кирилл Еськов, «Последний Кольценосец». Повальная эльфомания умбарцев, стремительно возникшая и стремительно пропавшая, превратившись в подпольную сеть по подготовке тихого госпереворота- явный "На тебе!" в сторону нью-эйджа с хиппи, и, возможно, сайентологии.

Примечания[править]

  1. А. С. Шишков (1754—1841) призывал полностью изгнать из русского обихода иноязычные слова и конструкции — и даже русские слова нерусского происхождения заменить другими лексемами, со славянскими корнями.
  2. Хотя о царе написаны и такие строчки:
    Он человек! им властвует мгновенье.
    Он раб молвы, сомнений и страстей;
    Простим ему неправое гоненье:
    Он взял Париж, он основал лицей.
  3. Магницкий после смены монарха не просто оказался в опале, но и угодил под судебный процесс за все свои художества и был лишён всего имущества. Такого можно было выводить под настоящим именем, не опасаясь проблем со стороны властей.
  4. Из Википедии: Одного только не учел Василевский, когда задумал после окончания книги убить Штильмарка руками блатных, что слушали они каждую главу сочинения и ждали с нетерпением продолжения. Они-то позже и помогли в суде доказать авторство Штильмарка.
  5. Тут нужно уточнить, что во время написания «Крёстного отца» у Пьюзо не было никакой инсайдерской информации о мафии вообще и Синатре в частности, он всё брал из прессы и слухов. Само собой, после выхода «Крестного отца» такие слухи о Синатре сильно укрепились, так что певцу, в общем, было на что обижаться.
  6. помимо прочего, они некрофилы-гомосексуалисты
  7. Что характерно, как именно главный герой победил кащенитов — не раскрывается. То есть заявлено, что он довёл их до кипения, спровоцировав на физическую атаку и немедленное исчезновение, но конкретных слов, оборотов и выражений писатель не приводит. Просто — «у Мартина получилось».
  8. Те, кому интересно, как именно — вам сюда
  9. Тут, кстати, имеет место занятный реткон: в «Шумерских ночах» упоминается, что на кол сажают не за сам факт гомосексуализма, а потому что содомит «не мужчина и не женщина». Точно так же казнят, к примеру, евнухов.
  10. А. Ш. — совпадение инициалов с Адольфом Шикльгрубером. Не исключено, что также отсылка к жюль-верновскому профессору Шульце („Пятьсот миллионов бегумы“).