Дела магические

Материал из Posmotreli
Перейти к навигации Перейти к поиску
− Извольте откушать, господин бар-Аба!

«Дела магические» — серия детективных с примесью фэнтези повестей русско-израильского писателя и барда Даниэля Клугера. Сеттинг серии — не наше время или викторианская эпоха, а Междуречье — древнéе расцвета Греции, здесь чуть ли не первобытной, с действующим шумеро-аккадским пантеоном, но при этом достигшее формы правления президентской республики и уровня цивилизации, напоминающей более-менее современный Израиль (действие всех повестей происходит в республике Шенаар, преимущественно в её столице Тель-Рефаим) — то ли альтернативное, то ли смытое Потопом.

Основные и неоднократно действующие персонажи[править]

  • Ницан бар-Аба — главный герой. Частный детектив, «Шерлок Холмс алкоголика». Неплохо владеет профессиональной магией, но отпетый алкоголик, не способный эффективно работать на трезвую голову (исключение - завершение уже расследованных дел с предъявлением преступника и доказательств клиенту или полиции). Допился до личных демонов из Изнанки Мира, один из которых обеспечивает хозяину выпивку, другой же, девек (зеркальный демон) Красавчик, корча рожи в зеркале сыщика, мешает ему бриться — не то чтобы он сам часто пытался прилично выглядеть, — но однажды исподволь спас его от казни при подставе за чужое преступление. Однако в питии легко перейти границу стимулирующего эффекта, да и в собственных его принципах — завершать дело на трезвую голову. От первого Ницана несколько раз избавлял его друг — маг Лугальбанда; разгадав же тайну преступления, он трезвеет и сам. На время второй повести примерно «тридцати лет от роду», хотя некоторые места цикла подсказывают более старший возраст. Учился в полицейской академии, но вылетел оттуда за курс до выпуска: он вышиб ректору Амар-Зуэну четыре зуба, а тот вышиб курсанта. Не получив в итоге части профессиональной подготовки и табельного магического жезла, как-то возместил их самообразованием и купленным контрабандным инструментом (в конце второй повести легализован), попутно познакомившись с работавшей на контрабандистов Нурсаг, к которой питает нежные чувства. Автору исходного текста статьи представляется похожим на детектива Коломбо в исполнении Питера Фалька.
  • Умник — материализованный Ницаном и получивший от него прозвище демон-рапаит (поставщик выпивки). Большинство людей могут видеть лишь «проставленное» им, для тех же, его видит (что означает потенциальный, вылеченный или действующий алкоголизм), выглядит как прямоходящий крысёнок с птичьими ногами и симпатичной мордочкой. Ватсон на четверть ставки — медицинской лицензии не имеет, членораздельной речью не владеет, мемуаров не пишет, но подчас помогает сыщику дойти до разгадки, отыгрывая предложенную тем роль при попытке восстановления событий или подсказывая телодвижениями по собственной инициативе.
  • Лугальбанда — старый друг Ницана, полицейский маг-эксперт-криминалист. С подачи Ницана после третьей повести чуть не стал министром полиции вместо Амар-Зуэна, но не вышло, так как «технарь», а ни разу не политик. Периодически пытается отучить Ницана от алкоголя.
  • Астаг — рыжеволосая и веснушчатая юная магичка, неоднократная помощница Ницана в расследованиях. Держит собственную магическую контору, но из-за несолидности собственной внешности — под маркой «лицензированного мага и чародея Арама-Лугальты» (всё время «отсутствующего и временно оставившего контору на дочь»).
  • Баалат-Гебал с полной фамилией и титулом «досточтимая Шульги-Зиусидра-Эйги, сиятельная энси княжества Рефаим, покровительница священного Ниппура» — монументальная дама преклонного возраста, живущая в доме престарелых. Иногда одевается в мужской костюм и тогда напоминает скорее «недавно вышедшего в тираж, но всё ещё опасного кулачного бойца». Косвенная клиентка Ницана (сестра убитого Шульги), впечатлённая его детективным талантом, впоследствии — его верный друг.

Сюжет по повестям[править]

«Дело об украденном саркофаге»[править]

К Ницану обращается владелец похоронной конторы, организовавший похороны крупнейшего магната и потомка князей-энси Тель-Рефаима, миллионера Навузардана Шульги, умершего на праздновании собственного юбилея. Помимо прочего, он обеспечил покойному саркофаг из драгоценнейшего дерева яшпаа и из почтения к трауру выдержал две недели, прежде чем предъявить счёт его семье, но внезапно наткнулся на отказ и обвинения в мошенничестве — якобы подменив заказанное простым ящиком из тиса. При вскрытии семейной усыпальницы по требованию гробовщика, к его потрясению, это и подтвердилось, но кто и как мог подменить гроб в защищённом магией склепе? Да и зачем — гроб это явно не то, что сторонний вор мог бы сбыть скупщику, а на миллионеров Шульги это тоже не похоже. Дело начинается как дурной розыгрыш, за расследование которого детектив берётся, чтобы расплатиться с долгами домовладельцу и зеленщику, но впоследствии оказывается изощрённым убийством, по пути расследования обрастающим еще парой не менее изощрённых.

Бонус для гениев — выясняется, что превращение материала вызвано свежеподаренным (и оставшимся на пальце покойного) кольцом-артефактом, а сам он отнюдь не умер своей смертью от сердечного приступа, а отравился на собственном юбилее вином из кубка из яшпаа, претерпевшим ту же метаморфозу. В реальности тис действительно очень ядовит, и отравления людей, пивших из тисовых кубков, описаны еще Плинием Старшим. Производные этой отравы, паклитаксел и доцетаксел, со времени открытия и по настоящее время — важнейшие противораковые лекарства.

«Дело об убийстве в винограднике»[править]

Проснувшись однажды утром с похмелья и взглянув в зеркало, Ницан понимает, что в предмет интерьера вселился зеркальный демон девек. Это будет явно мешать его нормальной жизнедеятельности — не только бритью (чем Ницан все равно занимается не каждый день), но что хуже — выпивке, высасывая ровно половину потребляемого перед зеркалом, не отвернувшись. Внезапно проникший в квартиру детектива старый приятель из полицейской лаборатории Лугальбанда открывает, что это были еще цветочки — за дверями квартиры стоят шестеро полицейских, готовых арестовать его за предумышленное убийство жреца из местного храма накануне вечером. Как назло, Ницан не помнит о вчерашнем дне решительно ни-че-го. Старый приятель оттягивает проблемы Ницана на несколько дней, «арестовав» его за контрабандный магический жезл, однако дальнейшее расследование, фактически на нелегальном положении, приходится делать ему самому.

Билингвальный бонус — Ницан явно понял, что спасён, вспомнив о пятне красноватой глины на рукоятке кинжала, которым был убит младший жрец посреди битумной площадки в храмовом винограднике. Далее он действовал с определённой стратегией, чтобы показать, что один из «свидетелей», знакомый ему пока лишь по листам допроса, подёнщик Адуми — не человек, а голем, лишённый собственной воли и транслирующий чужое лжесвидетельство. Люди со знанием иврита или хотя бы начала Библии с хорошими комментариями легко вспомнят сходные слова «адóм» (красный) и «адамá» — в широком смысле земля (почва), а в более узком — та самая красная глина или «прах», послуживший материалом для первочеловека Адама.

«Дело о показаниях покойника»[править]

Проснувшись однажды утром с похмелья (похожее начало, да?) Ницан видит рядом с кроватью президента своей страны, республики Шенаар. До президентиков он ещё не допивался… Однако выясняется, что президент настоящий, а в его загородной резиденции только что произошло загадочное убийство приглашённого на переговоры лидера оппозиции Шаррукена Тукульти, которое необходимо срочно — не более чем за три дня — и тайно раскрыть во избежание политического кризиса, равно неприятного и для власти, и для наследников Тукульти по партии. Кандидатуру Ницана в качестве следователя — не обладающего правами полицейского управления и фактически запертого в резиденции на время следствия — как выясняется, предложил участвовавший в переговорах министр полиции Амар-Зуэн — с явным намерением сделать его козлом отпущения. Сцена преступления представляет из себя почти классическое убийство в запертой комнате. Убитый был найден в предоставленной ему для отдыха комнате со смертельной ножевой раной, нож из которой вытащили явно не сразу — но помещение ни на секунду не оставалось без охраны, ножа нигде нет, и никто не оставался наедине с политиком достаточно даже для самого убийства, не говоря уже о спокойном выжидании, пока запечётся кровь. Магокриминалистика сеттинга, конечно, позволяет попробовать допросить самого убитого. Но владыки царства мёртвых Нергал и Эрешкигаль очень не любят, когда смертные маги, даже «коллеги»-полицейские, многократно лезут в их владения, и даже за попыткой Ницана и Лугальбанды единожды «приоткрыть глаза» жертве явно следили снизу строже обычного…

«Дело о вещих снах»[править]

Утренние кошмары детектива-алкоголика продолжаются. Полиция, президентики… это всё фигня по сравнению с кошмаром, когда пытаешься опохмелиться с утра рюмкой от верного рапаита и обнаруживаешь, что этот хвостатый предатель дал тебе чистую воду! Предложив «второму алкоголику в семье» (девеку в зеркале) угощение сначала от себя, а потом напрямую от рапаита, Ницан понимает, что стал жертвой медвежьей заботы абстинента Лугальбанды, агитировавшего его отказаться от пития и раньше, а в последнее время основательно испортившегося характером на фоне периодических подколок министра полиции, место которого Лугаль чуть не занял. Детектив мог бы как-то и сам себе наколдовать выпивку или попробовать снять порчу с рапаитовской — но эта сволочь заодно поставила шокер на его рабочий инструмент.На этом фоне Ницан соглашается заняться делом богатой вдовы Нурит Барроэс (согласившейся принести ему авансом пару бутылок пива), к которому иначе и не притронулся бы. Супруг клиентки Шу-Суэн скончался почти год назад, и авторитетная маго-медицинская комиссия выдала заключение о естественном характере смерти. Однако буквально за неделю до годовщины, после которой недорасследованная смерть приведёт к продолжительному скитанию души покойного, вдова находит в доме артефакты, пометки на которых в точности совпадают с датой и временем смерти, попутно припоминая слова рассказы мужа о вещих снах, предупреждавших его о смертельном враге… Ницан уговорил друга снять заклятие, аргументируя невозможностью вести в таких условиях расследование, однако после героического воздержания на фоне пересохшего горла при завершении последнего описанного дела обнаруживает, что оно вернулось.

Тропы[править]

  • Гурман-порно, точнее, «алкогольное порно». Когда «трубы горят», главный герой может удовольствоваться и пальмовой водкой или пивом (впрочем, тоже со своими предпочтениями), однако чаще потребляет разнообразную и не всегда легко идентифицируемую винопродукцию, поставляемую как «под заказ», так и по собственному разумению Умником. На втором месте — вина из погребов храма Анат-Яху, присылаемые ему живущей в элитном доме престарелых Баалат-Гебал. Когда есть свободные средства, сыщик добавляет к этому ассортимент местных рюмочных, но скорее для сравнения, чем по необходимости.
  • Назван в честь знаменитости пополам с фэнтези-ономастикой — имена многие героев, а также пары ведущих «холдингов» (хотяева которых также побывали клиентами Ницана) позаимствованы у исторических, полулегендарных или мифологических деятелей древнего Междуречья в ивритском произношении, в числе которых:
    • Баалат-Гебал, она же у греков Атаргатис, мать Семирамиды — финикийская богиня, букв. «Владычица Гебала» (он же античный Библ, ныне ливанский город Джебейль).
    • Гудеа — энси Лагаша, правивший в XXII веке до н. э.
    • Зиусудра или Зиусидра, он же Утнапиштим — «шумерский Ной», девятый и последний додинастический царь легендарного периода до Великого потопа.
    • Лугальбанда — полулегендарный шумерский правитель XXVII века до н. э.
    • Лугальзагеси, правил приблизительно в 2336—2311 годах до н. э. — последний царь раннединастического периода древнемесопотамской истории, объединитель Шумера.
    • Навузардан — военачальник вавилонского царя Навуходоносора, сыгравший основную роль при захвате Иерусалима в VI в до н. э.
    • Нарам-Суэн или Нарам-Син — имя нескольких месопотамских царей разных веков и правивших разными городами-государствами.
    • Саргон Древний, он же Шаррумкен или Шаррукин — царь Шумера и Аккада приблизительно 2316—2261 годов до н. э., основатель династии Аккада.
    • Тиглатпаласар (Тиглат-Пилесер, Тукульти-апал-Эшарра) — имя нескольких ассирийских царей разных веков; части имени использованы для двух жертв убийства — Пилесера Шульги и Шаррукена Тукульти.
    • Шульги, Амар-Суэн и Шу-Суэн — цари Ура, Шумера и Аккада конца 3 тысячелетия до н. э. (то ли дед, отец и сын, то ли отец и старший и младший сын)
    • Этана — мифический царь шумерского Киша, начала III тысячелетия до н. э.
  • К ещё одной категории ономастики относятся жрецы храма Анат-Яху (преподобные Сиван, Кислев, Хешван), названные месяцами семитского календаря, что и подсвечено раздражённой этой манерой госпожой Баалат-Гебал; не подсвечено — что к таким с минимальной натяжкой относится и имя протагониста (от месяца Нисана, попавшего даже в «Мастера и Маргариту»), по собственному признанию Лугальбанде, чуть не отданного в юности в послушники того самого храма.
  • Симпатическая магия («Дело об украденном саркофаге») — преступник дистанционно задушил свидетеля, мага Лугаль-Загесси, буквально за минуты до явления к нему сыщика, перетянув горло его подобию. Впрочем, свидетель успел посмертно произнести наводку на путь расследования.
  • Храмовая проституция — в чистом виде, в храмах Иштар. В первой повести присутствует аж в пяти аспектах:
    • Как предыстория Нурсаг, подружки Нисана (сбежавшей из Западного Дома Иштар, разочаровавшись в служении);
    • Как причина, из-за которой Ницан не закончил школу полицейской магии — заинтересовавшись той же жрицей, что и ректор школы.
    • Одной из важных свидетельниц и матерью убийцы является настоятельница Восточного Дома Иштар.
    • Важной, но неверно понятой наводкой становится упоминание убитым магом при попытке посмертного допроса «косметики Иштар».
    • Кроме того, оказывается, что дома Иштар симбиотят с лиллу, позволяя тем охотиться на мужчин чуть ли не прямо на своей территории, при условии, что те не высасывают силы жертв полностью.
  • Штампы, относящиеся к древней Месопотамии — в ассортименте, в частности, известные по изваяниям пятиногие крылатые быки с человеческими лицами шеду, которые здесь, помимо представленности теми же изваяниями, например, при мостах, вполне себе живые и бессмертные хранители памяти, способные перенести все население города во время храмового праздника глубоко в прошлое, позволив им поучаствовать в основании собственной родины.