Град обреченный

«	Если у еврея отнять веру в бога, а у русского — веру в доброго царя, они становятся способны чёрт знает на что…	»
— Изя Кацман.

Картина Рериха. Гигантский змей оплёл своим телом ни о чем не подозревающий город.

«Град обрече́нный» — роман братьев Стругацких 1972 г., который был опубликован только в 1989. Представляет собой одно из самых философских и неоднозначных творений мэтров советской фантастики. В книге очень заметно уже нескрываемое авторами разочарование позднесоветской действительностью, что нашло отражение в названии: они позаимствовали его у картины Николая Рериха «Град обрече́нный», по их словам, поразившей их «своей мрачной красотой и ощущением безнадёжности, от неё исходившей» (Б. Стругацкий). Слово Божие гласит, что читать и писать надо с той же орфографическо-фонетической оговоркой, что и у художника, как бы по-церковнославянски.

Сама идея «Града» возникла у писательского дуэта еще в 1967 г., во время работы над «Сказкой о Тройке». Концепция романа несколько раз менялась, как менялось и название: «Новый Апокалипсис», «Мой брат и я» (что свидетельствует о первоначальной автобиографичности задуманного произведения) и, наконец, «Град обрече́нный». Как писал Б. Стругацкий, задачей их произведения было показать, как «под давлением жизненных обстоятельств кардинально меняется мировоззрение молодого человека, как переходит он с позиций твердокаменного фанатика в состояние человека, словно бы повисшего в безвоздушном идеологическом пространстве, без какой-либо опоры под ногами».

Сеттинг

Вернее, антисеттинг. Проводится Эксперимент. Именно так, с большой буквы. Некто или нечто на сугубо добровольных началах отбирает людей и переправляет… куда-то. Непонятно, то ли это иной мир (или… мир иной?), то ли какое-то иное измерение, то ли вообще искусственно созданная среда в карманной вселенной. В общем, есть некое пространство, очень большое, но ограниченное. И здесь расположен Город, все горожане которого должны регулярно менять профессию, независимо от желания и образования, и примыкающие к нему фермерские земли. Здесь встречаются носители самых различных культур и верований, с разной моралью, взглядами на жизнь и мотивами, которые побудили их дать согласие на участие в Эксперименте. Кто-то разочаровался и бежит от действительности, с которой не смог ужиться на Земле, кто-то прибыл сюда по идейным соображениям (например, как Воронин, который жаждет строить светлое коммунистическое будущее), кто-то — от страха, просто из любопытства или скуки. А кому-то предлагают Эксперимент как альтернативу смерти.

Как бы то ни было, есть несколько принципиальных моментов: во-первых, цели Эксперимента людям, участвующим в нём, абсолютно неизвестны (а по мнению некоторых из них, Эксперимент, если и имел какую-либо цель, давно её утратил и вышел из под контроля); во-вторых, таинственные Они, ведущие Эксперимент, отправляют в одно место людей из разных стран и времён. В описываемом в романе Городе, например, живут люди из XX века, от сталинского СССР и нацистской Германии 1940-х годов до демократичных США и либеральной Швеции 1970-х… Весь этот гремучий коктейль, естественно, пенится и взрывается время от времени, что добавляет проблем в местной, и так сюрреалистичной, действительности; наконец, в-третьих, организаторы Эксперимента периодически меняют правила игры, усложняя или облегчая жизнь подопытным. Иногда целые поселения стираются ими под ноль, вместе с жителями. А иногда сами жители уничтожают себя, когда построенное ими общество достигает потолка своего развития и они осознают, что дальнейшее развитие бессмысленно.

Тропы и штампы

• Безумная тролльская логика — большая часть городской политики до переворота Гейгера, кажется, работает именно таким образом.
• Великая Стена — к востоку от Города в километре от него тянулась Жёлтая Стена: неоглядная, вертикально вздымающаяся жёлтая твердь, гладкая, уходящая в небо. Одновременно является пропастью, ограничивающей Город с Запада.
  • Она же — бонус для гениев. Читатели, знакомые с математическим моделированием, легко распознают один из его приёмов — периодические граничные условия по одному из измерений.
• Вечная загадка — какова цель Эксперимента? Кто такие Наставники? Но самая интригующая — что же за страшную тайну содержала папка, которую нашел, а потом уничтожил Изя Кацман?
  • Слово Божие гласит, что в самой папке всего лишь имена и адреса городских диссидентов, но Кацман под пытками действительно разболтал Фрицу главную тайну Города, которая помогла ему захватить власть. Что за тайна? Б. Стругацкий подтвердил догадку одного из читателей: если человека, попавшего в Город из реального мира, убить, он не умрёт, а вернётся в свой мир. Но что происходит с теми, кто родился в Городе? И почему не исчезают Падающие Звёзды (те, кого находили разбившимися у подножия Стены)?
• Вывих мозга — в то время как большинство остальных работ Стругацких представляли собой довольно сложную научно-социальную фантастику, «Град» в значительной степени является психологической сюрреалистической мистикой, полной символизма и гротеска.
• Дойти до самоубийства — Дональд Купер, который так и не смог адаптироваться в Городе. И Дэнни Ли.
• Жизнь пишет сюжет — помните описание Красного здания? «Красное, кирпичное, четырехэтажное, и окна нижнего этажа были забраны ставнями, и несколько окон на втором и третьем этажах светились желтым и розовым, а крыша была крыта оцинкованной жестью, и рядом с единственной трубой укреплена была странная, с несколькими поперечинами антенна.» А теперь смотрим на вид из окна квартиры Бориса Натановича…
• Может, магия, а может, реальность — финал. Герои дошли до начала Города, звучит выстрел, и Андрей просыпается в своей комнате… Были ли Город и Эксперимент? Или всё это — просто странный сон? Или, наоборот, как раз Город и был реальностью, а пробуждение — просто последняя «судорога мозга» после пули, полученной от двойника?
• Подглядывать за голыми — в раздевалке общественной душевой Андрей наблюдал: «…Стоит голый коленками на скамейке и глазеет в щель, где женская раздевалка. Аж окоченел весь от внимательности». А потом этот тип встал и сообщал Андрею: «Оделась. Красивая женщина».
• Философический угар — начинается со второй половины книги.
• Чужеродное место — с прикрученным фитильком: всякие жутики появляются время от времени, а к тому, что некие могущественные силы включают и выключают Солнце как лампочку, привыкаешь быстро.
• Языковых барьеров не существует. В Городе живут представители разных народов, и каждому кажется, что остальные говорят на его языке. Обоснуя нет — это одна из множества загадок мира «Града».
  • Как можно предположить по прозрачным намёкам, Город представляет собой подобие ада, а какие языковые барьеры на том свете (даже искусственном)?
  • У каждого жителя есть свой Наставник. Их возможности велики, они правят Градом. Наставники постоянно проводят какие-то опыты (социальные, исторические, психологические?) над многочисленными попаданцами. Разумеется, Наставникам надо, чтобы все попаданцы легко понимали друг друга. Ну а раз это надо Наставникам — это, их волею, и происходит.
  • И, кстати, никто из героев вопросом о восприятии письменной речи даже ни разу не задался. Предположим, и в газетном тексте и в книге каждый видит родные символы? А если потребуется написать записку на клочке бумаги по английски или вовсе иероглифами — да при «переводе» на русский получившийся текст на клочок бумаги попросту не влезет?? (Но в этом случае, волею Наставников, каждый, по всей вероятности, видит бумажку нужного размера. Что уже открывает интересные перспективы «эксперимента над экспериментаторами», например, плотно забить книжный шкаф книгами на английском языке — а потом показать его носителю немецкого или финского языка).
    • Не исключено, что ввиду восприятия любого языка, как своего, написать на чужом языке вообще ничего не получится. Для эксперимента потребовался бы человек, до попадания в Город владевший двумя или более языками на уровне носителя — тогда было бы больше шансов на то, что получится сделать надписи на двух заведомо разных языках, потому как для него они оба «родные», но он их не спутает. Хотя вполне возможно, что он и сам бы потом не мог с уверенностью сказать, что на каком написано. Мы ведь не знаем, на каком языке на самом деле говорят в Городе. Может статься, что в каждой личности навыки владения всеми земными языками попросту заменяют навыком владения одним универсальным, а человеку он только кажется родным, потому что вставлен на место родного.
  • Или допустим стихи. В романе упоминается хоровое пение, хоть и под изрядным градусом. Участвуют русские, немцы, японец, китаец и шведка. Но будь ты хоть под каким градусом, как немец может петь песню про замерзающего в глухой степи ямщика, а русский — про сынов Ямато, рассевшихся по берегам Ганга и удочками ловящих крокодилов, на «общечеловеческом», в то время как любая песня привязана, как минимум, к локальным рифмам родного языка?

Персонажи

Главные

• Протагонист и POV Андрей Воронин, в прошлом — звёздный астроном © из Ленинграда-1951.
  • Антигерой — эволюционирует из молодого идеалиста-коммуниста в типичного советского чиновника, вполне довольного своим положением и «местом у корыта». Лицемерит и предает своего друга Кацмана, фактически натравив на него Фрица:

«	— А ведь я ещё кое-что понял, Наставник… Пейте, пейте на здоровье, мне не хочется. — Не мог он больше смотреть на это румяное лицо. Он повернулся к нему спиной и снова отошел к окну. — Поддакиваете много, господин Наставник. Слишком уж вы беспардонно поддакиваете мне, господин Воронин-второй, совесть моя желтая, резиновая, пользованный ты презерватив… Все тебе, Воронин, ладно, все тебе, родимый, хорошо. Главное, чтобы все мы были здоровы, а они нехай все подохнут. Жратвы вот не хватит — Кацмана пристрелю, а? Милое дело! Дверь у него за спиной скрипнула. Он обернулся. Комната была пуста. И стаканчики были пусты, и фляга была пуста, и в груди было как-то пусто, словно вырезали оттуда что-то большое и привычное. То ли опухоль. То ли сердце…	»
— Андрей Воронин и его Наставник.

• Еврей-насмешник и Мудрый еврей Изя (Иосиф) Кацман, в прошлом — учитель из Ленинграда-1967.
  • Прямо назван неопрятным. На скромной вечеринке у Андрея «на подбородке и на груди его сорочки явственно обнаруживались следы мясного соуса». И даже в гостях у президента он пролил на скатерть соус и рассеянно растер лужу салфеткой.
  • Имеет привычку дергать себя за бородавку на шее. После того, как отросшая борода делает бородавку недоступной, он вместо этого приобретает неэстетичную привычку совать в рот и грызть бороду.
• Фриц (Фридрих) Гейгер, в прошлом — унтер-офицер вермахта из 1945. «Под Кенигсбергом попал в плен». Белобрысый, глаза истинно арийские, серо-стальные.
  • Возглавил партию Радикального возрождения, выделившуюся из левого крыла партии радикалов, и стал выпускать газетку «Под знаменем Радикального возрождения» на двух полосах. «Листок был ядовитый, агрессивный, злобный, но люди, издававшие его, были всегда великолепно информированы». «Откуда у Фрица столько денег на штрафы?»
  • Когда Фриц работал следователем, он устроил допрос Изи с пристрастием. «Румер, горилла этакая, опять перестарался. Сломал ему руку». Как результат — «Изя как-то неловко двигает левой рукой и три пальца на этой руке у него не сгибаются вовсе». Но после всё это не мешало шестидесятнику Иосифу Кацману приходить на гулянки к диктатору. Старая дружба, однако…

Второстепенные

• Ван Лихун. «Широкий, приземистый, почти без шеи, в стареньком, аккуратно заштопанном ватнике, широкое бурое лицо, курносый носик, благожелательная улыбка, темные глаза в щелках припухших век».
  • Аллюзия — прежде он занимал высокое положение, а теперь работает садовником и счастлив. Не намёк ли это на последнего императора Пу И, который после свержения одно время был как раз садовником? Или это Чан Кайши? Или какой-то крупный чин-маоист (в прошлом)?
  • Путь наверх — радикальная инверсия: отчаянно пытается НЕ подняться. «Лучше всего быть там, откуда некуда падать. Но это обязательно. Или приходится прилагать такие усилия удержаться, что лучше уж сразу упасть. Я знаю, я всё это прошёл».
  • Дополнительного шарма добавляет тот нюанс, что в Городе должности получают непредсказуемо. С одной стороны, даже задача «не подняться» превращается в вялотекущий майндгейм с закулисными экспериментаторами, с другой — никакой выгоды в этом в принципе нет, только явно унаследованная из его китайского опыта паранойя.
• Шведка Сельма Нагель, в прошлом — шлюха-«фокстейлер». Идейная: «Это же не для денег. Просто интересно. Скука же…». «На ней был грубый свитер с широченным воротом и узкая короткая юбка, на бледном мальчишеском личике ярко выделялись густо намазанные губы, длинные светлые волосы падали на плечи… Когда она проходила, он ощутил крепкий запах духов и еще какой-то парфюмерии». В начале книги Андрей осуждает её облико морале, в конце — женится на ней.
• Японец с Окинавы Убуката, в прошлом — литсотрудник в издательстве «Хаякава»; в Городе был министром коммунального [хозяйства], контролёром на литейном заводе, полицейским, заместителем главного редактора газеты в лице Андрея. Его убил представитель захватившего власть Фрица, некто младший адъютор Раймонд Цвирик.
• Дональд Купер, в прошлом — профессор социологии, американец из 1967. «Длинный, сутулый, в выцветшем комбинезоне, длинное лицо со складками возле рта, острый подбородок, поросший редкой седой щетиной». В Городе был водителем мусоровоза. Застрелился, так и не сумев приспособиться к жизни в Городе. Оставил Андрею записку видимо с намеками на сущность Города и револьвер, с которым Андрей и встретил своего двойника в конце романа.
• Дядя Юра Давыдов, фермер (фермеры профессию не меняли), в прошлом — из советской деревни-1947. «Пришел с фронта — жены нет, померла. Сын без вести пропал. Предлагают мне председателем. Согласился. Сорок шестой кое-как протянули, ну, думаю, теперь полегче станет… Нет, думаю, в деревне — это дело мертвое. Это ошибка какая-то, думаю. До войны — за грудь, после войны — за горло».
  • Когда он воевал, артиллерийской болванкой ему начисто снесло одну из двух ягодиц, причём он даже не сразу это заметил.
• Румер, подручный Гейгера, в прошлом — профессиональный боксёр, приземистый и вислоплечий.
• Отто Фрижа, в прошлом — коллега Фрица, маленький, тощий, золотушный юноша с сильно оттопыренными ушами. Дюже робеет перед геноссе Гейгером. Товарищ министра профессионального обучения.
• Гофштаттер, в прошлом — зеленщик из Эрфруфта-1946. После военных пертурбаций слегка тронулся умом на почве нацистской идеологии. Держал некую помесь зеленной с бакалейной; продуктов у Гофштаттера было мало «(на полках стройными рядами тянулись одинаковые баночки с розовым хреном», прямо как в карикатурных советских продмагах), и он сам выбирал себе покупателей по принципу «только для немцев». (Для арийца Отто он наполнил «тяжеленную кошелку, битком набитую ядреной чистой морковью, крепкой свеклой и сахарным луком, из под которых торчало залитое сургучом горлышко бутылки и поверх которых бурно выпирал наружу всякий там порей, укроп и прочая петрушка»). Проникся почтительностью к Фрицу, который кратко, по-военному, приволокнулся за белокурой Эльзой (дочкой лавочника), осатаневшей без перспектив на приличное замужество.
• Сент-Джеймс, в прошлом — полковник британской армии.
• Амалия, секретарша (сначала как редактор газеты, потом как советника) и постоянная любовница Андрея.

Третьестепенные и эпизодические

• Оскар Хайдерман.
• Гаитянский негр Сильва.
• Питер Блок, по прозвищу Копчик, уголовник, следствие по делу о нападении которого на лавку Гофштаттера безуспешно вёл Андрей.
• Итальянец Мартинелли, шеф Андрея-следователя.
• Люди, исчезнувшие в Красном Здании:
  • Оле Свенссон, 43 лет, рабочий бумажной фабрики
  • Стефан Цибульский, 25 лет, полицейский.
  • Моника Лерье, 55 лет, швея.
  • Иосиф Гумбольдт, 63 лет, парикмахер.
  • Семен Заходько, 32 лет, фермер.
  • Рэй Додд, 41 год, ассенизатор.
  • Элла Стремберг.
  • Франтишек. А этот всё же выбрался.
• Свидетели по делу о Красном Здании:
  • Лео Палтус.
  • Теодор Бух.
  • Давид Мкртчан.
  • Эйно Саари, 43 лет, саксофонист 2-го городского театра, разведён.
  • Матильда Гусакова, 62 лет, вязание на дому, вдова. «Могучая старуха с маленькой, сплошь седой головкой, румяными щечками и хитрыми глазами. В прокуратуру явилась со своей корзинкой, мотками разноцветной шерсти, набором спиц, в кабинете немедленно взгромоздилась на табурет, надела очки и заработала спицами»
    • «- Следствию стало известно, что некоторое время назад вы в кругу своих друзей рассказывали о происшествии с Франтишеком, который попал в Красное Здание. — Было такое, только вот откуда это стало известно следствию, хотела бы я знать… кто же это мог сообщить? Вот уж не ожидала!.. И здесь, оказывается, надо соображать, кто да с кем… При немцах сидели — рты на замке. Сюда подалась — и тут, значит, та же картина…»
  • Петров активно помогал следствию — у него пропала жена… вероятно, в Здании.
• Грузин Чачуа. Будучи следователем, вёл дело о падающих звёздах. Потом был приглашён на застолье к президенту Фрицу.
• Голландка Марта, жена дяди Юры, и парочка их сыновей.

Паприкаки, цензор «Городской газеты», главным редактором которой был Андрей.

• Раймонд Цвирик, младший адъютор, представитель захватившего власть Фрица. Убил Убукату.
• Дольфюс, в прошлом — австрийский аристократ, с супругой.
• Дагон, денщик Сент-Джеймса.

Сюжет

Книга делится на шесть частей, соответственно статусу Андрея.

Мусорщик

Читатель знакомится с главными героями и сеттингом. Познакомившись с новенькой Сельмой, Андрей пригласил её на вечеринку, на которую собрал близких приятелей. Этакий момент характеристики.

• А оружие отнимем у противника — аверсия:

«	— Я один на сорок домов. И оружие запретили носить. — Да что они, ей-богу, сдурели, что ли? Как это так — в городе полно шпаны, а полиция без оружия! Не может этого быть. — Было разъяснение. «В связи с участившимися случаями нападения гангстеров на полицейских с целью захвата оружия»… и так далее.	»
— Аналогично у бобби в реальной жизни

• Злобная обезьяна — в порядке Эксперимента на улицы запустили стаи павианов. Ведут они себя, как и положено зверям этого вида. (Возможна отсылка к «1000 и одна ночи» — в одном из своих путешествий Синдбада-Морехода угораздило попасть в город, которым ночью владеют обезьяны).
• На войне законы молчат. Убуката: «У меня есть двоюродный дядя, полковник Маки. …Он командовал дивизией, высадившейся на Филиппинах, и организовал „марш смерти“ пяти тысяч американских военнопленных — извините меня, Дональд… Потом его направили в Маньчжурию и назначили начальником Сахалинского укрепрайона, где он, между прочим, в целях сохранения секретности загнал в шахту и взорвал восемь тысяч китайских рабочих… извини меня, Ван…»
• По уши в… — внутримировой пример. Андрей рассказал коллегам анекдот. «Жили-были в одном городишке два ассенизатора — отец и сын. Канализации у них там не было, а просто ямы с этим самым. И они это самое вычерпывали ведром и заливали в свою бочку, причем отец, как более опытный специалист, спускался в яму, а сын сверху подавал ему ведро. И вот однажды сын это ведро не удержал и обрушил обратно на батю. Ну, батя утерся, посмотрел на него снизу вверх и сказал ему с горечью: „Чучело ты огородное, тундра! Никакого толка в тебе не видно. Так всю жизнь наверху и проторчишь“.»
  • Коварная кучка — один из уже упоминавшихся павианов прицельно обгадил жидким человека, пытавшегося прогнать его.
• Пьяный философ — все знакомые Воронина, особенно Кацман, хотя тот и в трезвом виде не дурак поразглагольствовать.
• Хаос брачного сезона:

«	— У кого гон? — с живейшим интересом осведомился интеллигент, протискавшийся со своими очками в первый ряд. — …Ведь я биолог, и мне до сих пор не удается… Бородач (фермер) снисходительно пояснял, что гон на болотах бывает, брат, у краснух, а краснухи, брат, это вроде крокодилов. Видал крокодилов? Ну вот, только шерстью обросшие. Красной такой шерстью, жесткой. И когда у них гон идет, тут уж, браток, держись подальше. Во-первых, они здоровые, что твои быки, а во-вторых, ничего во время этого дела не замечают — дом не дом, сарай не сарай, все разносят в щепки…	»

Следователь

Эта работа идёт очень туго, а вот у Гейгера успехи куда более заметные (как потом выяснилось, благодаря применению пыток). Но хуже всего, что надо раскрыть загадку Красного Здания, а это сплошная мистика…

• Борец за нравственность — Изя утверждал, что видел в Красном Здании двойника протагониста. В ответ на вопрос Андрея, чем же этот двойник занимался, Изя с удовольствием ответил, что тот занимался «непотребством». «Совокуплялись сразу со многими девочками и одновременно проповедовали кастратам высокие принципы. Втолковывали им, что занимаетесь этим делом не для собственного удовольствия, а для блага всего человечества». Впрочем, Изя уточнил, что «это вроде сна». Иначе говоря, Изя видел не реального двойника, а своё представление об Андрее.
  • Или просто наврал, чтоб побольнее Андрея уесть. Андрей заслужил.
• Бродячая локация — Красное Здание. «Началось все с того, что начали систематически пропадать люди. Довольно быстро обнаружились свидетели, которые утверждали, что накануне исчезновения пропавшие люди заходили в некий дом, по описаниям — вроде один и тот же, но относительно местоположения этого дома разные свидетели давали разные показания. Одни утверждали, что он трехэтажный, другие — что четырех. Одни обратили внимание на окна, замазанные мелом, другие — на окна, забранные решетками. И не было двух свидетелей, которые указали бы одно и то же место его нахождения. Красное Здание ни разу не видели при солнечном свете; не менее половины свидетелей видели Здание, находясь в состоянии опьянения; смущали мелкие, но почти обязательные несообразности чуть ли не в каждом показании». Протагонисту Андрею Воронину даже удалось попасть внутрь и вырваться оттуда, а потом он увидел, как дом уползал. Через длительное время он снова увидел здание, но оно никуда не уходило и было не роскошным, а разлагающимся. Обоснуй: никакого здания нет, «Это что-то вроде сна. Бред взбудораженной совести».
  • Проклятый старый дом: неизвестно, насколько стар дом, но проклятый — точно. «Легенда о страшном Красном Здании, которое само собой бродит по городу, пристраивается где-нибудь между обычными домами и, жутко приоткрыв пасти дверей, притаившись, ждет неосторожных. Каменные кишки коридоров вдруг сжимались и норовили расплющить жертву; под ногами распахивались черные провалы люков, дышащие ледяным кладбищенским зловонием; неведомые силы гнали человека по мрачным сужающимся ходам и туннелям до тех пор, пока он не застревал, забивал себя в последнюю каменную щель, — а в пустых комнатах с ободранными обоями, среди осыпавшихся с потолка пластов штукатурки жутко догнивали раскрошенные кости, торчащие из-под заскорузлого от крови тряпья…»
  • Жизнь пишет сюжет: помните описание Красного здания? «Красное, кирпичное, четырехэтажное, и окна нижнего этажа были забраны ставнями, и несколько окон на втором и третьем этажах светились желтым и розовым, а крыша была крыта оцинкованной жестью, и рядом с единственной трубой укреплена была странная, с несколькими поперечинами антенна.» А теперь смотрим на вид из окна квартиры Бориса Натановича…
• Наглая ложь — допрашивая упрямого уголовника, Фриц (в родном мире — обычный унтер вермахта, не штурмовик СА или СС, не полицейский и не партиец) врёт: «Кто был моим начальником раньше, тебе известно? Некто рейхсфюрер эс-эс Генрих Гиммлер! А знаешь ли ты, где я работал раньше? В учреждении, именуемом гестапо! А знаешь, чем я прославился в этом учреждении?» Запугивание оказалось эффективным.
• Шахматы — Воронин в этом Здании играет с «пожилым человеком в полувоенной форме», у которого «пышные усы — редкие и аккуратно подстриженные, а лицо — желтоватое, с неровной, как бы изрытой кожей». Только вместо фигур — живые люди.
  • На тебе! — под видом «великого стратега и шахматиста» изображён Сталин. Среди живых фигур, которыми он играет на шахматной доске, угадываются С. Будённый, М. Тухачевский, Л. Троцкий, Р. Меркадер.

Редактор

В городе творится чёрт-те что: солнце выключили, в народе брожение, цензоры мешают выпускать газету. И наконец Гейгер совершил переворот…

• Диктатор — Фриц. Убуката назвал совершённый им переворот «фашистским». Патерналист, который «отнял у людей заботу о хлебе насущном и ничего не дал им взамен».
• Цензура — у «Городской газеты», которую редактирует Андрей, как и у всех СМИ в Городе, есть цензор, конкретно — г-н Паприкаки. Этот г-н отказался подписать очередной выпуск и получил отлуп: «— Мы будем вынуждены выпустить газету без вашей санкции. — Очень хорошо, — сказал Паприкаки с тоской. — Очень мило. Просто очаровательно. На газету наложат штраф, а меня арестуют. И тираж арестуют. И вас тоже арестуют».

Господин советник

…И сделал Фриц приятеля Андрея советником, сиречь министром. Среди других особ, приближённых к императору — Дольфусы, Сент-Джеймс, Чачуа и внезапно Изя.

• Здесь прусский дух, здесь Пруссией пахнет. «Дольфюсиха рассказывала Чачуа про милый Кенигсберг, на что Чачуа кивал носом и страстно приговаривал: „А как же! Помню… Генерал Черняховский… Пять суток пушками ломали…“»
• Люди имеют свою цену — внутримировой пример. «А вы знаете, полковник? — орал Изя. — Союзное командование предлагает за голову Чапаева двадцать тысяч!…» И Андрей сразу вспомнил продолжение: «Союзное командование, ваше превосходительство, могло бы дать и больше».
  • Не в ладах с историей. «…Чапаев? — спрашивал полковник. — А, это ваш кавалерист. Но его же, кажется, расстреляли?…»
  • Конечно, персонаж может путать Чапаева с кем-то другим. Но с тем же успехом это может быть и намек на то, что людей в Эксперимент набирают не из одного, а из разных альтернативных вариантов истории.
• Поджог, убийство и переход на красный свет. «Полковник рассказывал Изе: „…ему дали десять суток за хулиганство и десять лет каторжных работ за разглашение государственной и военной тайны“.»

Разрыв непрерывности

Андрей наконец-то смог удовлетворить жажду познания, отправившись в экспедицию по пустыне — исследовать этот мир. С ним — Изя, который тоже рвётся делать открытия, только гуманитарного характера. Разумеется пришлось преодолевать трудности.

• Дневник катастрофы. «Жили они здесь под управлением Самого Доброго и Простого. Потом все погибли. Я тут нашел дневник. Хозяин забаррикадировался в квартире и повесился от голода — сошел с ума… Последняя запись у него такая… „Не могу больше. Да и зачем? Пора. Сегодня утром Добрый и Простой прошел по улице и заглянул ко мне в окно. Это улыбка. Пора“. Квартира у него на пятом этаже».
  • Опосредованная передача ругательств: в оффлайн-интервью за апрель 2000 года Бориса Натановича как-то спросили, что означает странная фраза «Это — улыбка» из дневника. Борис Натанович ответил, что это можно рассматривать, например, как эвфемизм, соответствующий нашему «Это — п…ц». А что бы вы написали в дневнике, если бы вам в окно заглянула статуя Самого Доброго и Простого?
• Каннибализм — в ленинградскую блокаду «кто-то охотился с топором в переулках, ел человечину, пытался даже торговать человечиной».
  • Крысбургеры — «…Нас спасли кошки. Двенадцать взрослых кошек и маленький котёнок».
• Лицемерие — это смешно — «Я ненавижу жидов, — объяснялся он [Эллизауэр] своему главному мотористу. — Нет ничего на свете хуже жида. Однако я никогда ничего не имел против евреев! Возьми, скажем, Кацмана…»
  • Готтентотская мораль — антисемитизм Эллизауэра «сделался в значительной степени абстрактным» только после того, как вышеупомянутый Кацман смог найти склад с соляркой, которая очень сильно помогла экспедиции.
• Немой — безымянный персонаж, которого так и зовут. Потом выясняется, что это своего рода «аватар» одного из Наставников; его глазами Наставник наблюдал за происходящим.
• Ожившие статуи — одно из местных чудес. Не то чтобы злые, но на нервы действуют.
• Плохие люди — «Они здесь убивали друг друга в приступе неистовой ярости, как взбесившиеся хищники, как остервеневшие тарантулы, как обезумевшие от голода крысы. Как люди».

Исход

В конце главы Андрей вернулся домой и услышал, как за окном мама зовёт домой Изю Кацмана (только попадает он, по всей видимости, обратно в свой 1951, то есть тому Изе, которого зовут домой, ещё только предстоит побывать в Городе спустя шестнадцать лет).

• Остров Удовольствий — Хрустальный Дворец. Своеобразный философский вариант, т. к. явной конечной цели и нет. Тут стоит выбор — просто идти вперёд, до конца (начала) мира, имея какую-то цель, или остаться тут в бесцельности.
• Я профессор, моя жена профессор…. Изя: «Ты, может быть, думаешь, что строители этого храма [здания культуры] — не свиньи? Господи, да еще какие свиньи иногда! Вор и подлец Бенвенуто Челлини, беспробудный пьяница Хемингуэй, педераст Чайковский, шизофреник [вообще-то эпилептик] и черносотенец Достоевский, домушник и висельник Франсуа Вийон… Господи, да порядочные люди среди них скорее редкость! Но они, как коралловые полипы, не ведают, что творят».