Кондуит и Швамбрания

Материал из Posmotreli
Перейти к навигации Перейти к поиску
« — Мама, а наша кошка — тоже еврей? »
— Самая популярная фраза из книги

«Кондуит и Швамбрания» — самое популярное произведение Льва Абрамовича Кассиля, классика советской детской литературы. Благодаря лёгкому языку и эмоциональности отношению книга пользовалась заслуженной любовью юных читателей.

Но она не входила в одобренный список must read. И неудивительно: главные герои — и вдруг лица еврейской национальности, да ещё и гнилые интеллигенты? Неполиткорректно! Не по-пролетарски!

  • Простите, с какого бока это не входила? У автора правки дома лежит советская детская энциклопедия 1956 года выпуска и там Швамбрания удостоилась отдельной статьи. И про национальность главных героев там вообще ничего не говорилось!
  • 1956 — это оттепель. Потом отношение к книге изменилось

Да, кстати. Оська в реальной жизни был репрессирован, что почему-то не помешало литературной карьере старшего брата.

Персонажи[править]

Семья главного героя[править]

  • Лёля (Лев) — POV-персонаж.
  • Ося, его младший брат. Вундеркинд — «Оська преждевременно научился читать. Все прочитанное он запоминал, но от этого в голове его царил кавардак».
    • Дети в подвале играли в гестапо — Оська вовсе не злой мальчик, и животных мучает не из жестокости, а потому, что маленький и глупый. «Рыбы жили в аквариуме. Однажды заметили, что маленькие золотые рыбки стали исчезать одна за другой. Оказалось, что Оська выуживал их, клал в спичечные коробки и зарывал в песок. Ему очень нравился похоронный церемониал. Во дворе обнаружили целое кладбище рыб. Потом произошла неприятность с кошкой. Кошка отчаянно исполосовала Оськины руки. Оська папиной зубной щеткой почистил кошке зубы…»
  • Их папа, врач, добрый доктор. «Высоченный пышно-курчавый блондин. Невероятно работоспособный человек. Наработавшись, он может выпить целый самовар. Движется он быстро и говорит громко. …Отец знаком со всей слободой. Нарядные свадебные кортежи почти всегда считают долгом остановиться перед нашими окнами». Отважный человек. И до кучи секретарь родительского комитета.
    • До того, как поселился в Покровске, работал в деревне около «далекой и глухой Вятки». «При зыбком свете лучины, в овчинной духоте, папа делал неотложную операцию».
  • Их мама, учительница музыки.
  • Митька Ламберг, их старший двоюродный брат, восьмиклассник. Его «исключили из 2-й Саратовской гимназии за непочтительный отзыв о законе божьем. Он поступил в Покровскую гимназию. Митя считал священным долгом делать всякие гадости начальствующим лицам. „Я мстю, то есть, я хотел сказать, мщу, начальству во всех его видах: в жидком, твердом и газообразном“. Начальство в жидком, каплющем состоянии представлялось Мите в виде родителей. Твердым приходилось признать директора гимназии и учителей. Под газообразным, всепроникающим начальством подразумевались правительство, полиция и земский начальник».
  • Дядя Лёшка, который позвонил из Саратова. «Сидит в тюрьме за то, что он против царя и войны».
  • Три тётушки. «Самарская и витебская тетки были сестрами, обе носили пенсне на черном шнурке и очень походили друг на друга. Папа шутя прозвал их „учледиркой“, а мы — тетей Сэрой и тетей Нэсой. Потом приехала из Питера третья тетка»..
  • Дина, двоюродная сестра из Москвы. «Донной ее прозвали за черные волосы и глаза, блестящие, как крышка пианино, и зубы, ровные и чистые, как клавиши». Помощница Чубарькова и заведующая детской библиотекой-читальней.

Ученики в гимназии и потом в школе[править]

  • Стёпка «Атлантида» Гавря, который научился читать верх ногами через стол букварь старшего брата (потому долго потом читал, держа книгу вверх ногами; еле отучили) и мечтал отыскать затонувший материк. Славился своими турманами на весь Покровск. Ему «принадлежала добрая четверть скандальной чести всех кондуитных записей». Убит на Уральском фронте.
    • «Из Степкиных карманов посыпались пробки для пугача, патроны, куски макухи, гвозди, литой панок, дохлая мышь и книжка „Нат Пинкертон“.»
  • «Биндюг» Мартыненко, сынок богатых родителей, хулиган и буйный силач. «Одной левой всех борет. А кулаком может прямо парту сломать… Только ему не позволяют». Раскулачен и сослан.
  • Аркаша Портянко, кухаркин (в прямом смысле) сын. Был мал ростом и веснушчат. Лицо его было похоже на парусину с рассыпанной пшеницей. «Хозяйка Аркашиной матери состояла в благотворительном дамском комитете. По ее настоянию комитет принял участие в способном мальчугане, и Аркаша, сдав без сучка и задоринки экзамен, был принят бесплатным учеником».
  • Костя «Жук» Руденко, смуглый ВНУчок (т. е. ученик высшего начального училища).
  • Тая Опилова, возлюбленная главного героя, обладательница толстой золотой косы. Внезапно тоже обречённая любовь. «Лучше быть докторовым сынком, чем буржуевой дочкой!»
  • И ещё куча эпизодических персонажей.
    • Алеференко, который спутал себя с Алексеенко, когда вызывал учитель.
    • Володька Лабанда. Играл в гляделки с Лизой-Скандализой и проиграл. Оказалось, она не отводила глаз, потому что была в обмороке
    • Николай Макухин, тоже ВНУчок.
    • Кузьменко, Куфельд и Куховаренко, второгодники.
    • Реклинг, хитрый Гешка Крейберг, Карл Виркель, Фрицлер (и Куфельд) — «все немцы. Враги! Неприятель в классе!» (порезано в поздней редакции).
    • Четвероклассника Шурка Гвоздило, выборный от учеников.
    • Аккуратный Петя Ячменный.
    • Гришка Федоров, второй силач класса после Биндюга и родной сын настоящего парикмахера из настоящего театра.
    • Колька Анфисов, чемпион первой ступени.
    • Форсунов, старшеклассник, член городского Совета депутатов.
    • Ротмеллер, старшеклассник, сын богатого колбасника.
    • Упоминаются в конце книги: Алипченко Вячеслав, Горбан Виктор, Новик Иван, Мурашкин Кузьма, Тальянов Виталий, Шалферов Николай.
    • Гимназистки (эпизодические персонажи): Лисичка, Бамбука (строгая девочка), Шпингалеты (две маленькие девочки), Мадам Халупа (полная девочка), Соня-Персоня, Фря, Оглобля, Букса, Люля-Пилюля, Нимурмура, Шлипса и Клякса.

Учителя[править]

Дореволюционные[править]

Большинство представляет собой типаж Педагог-садист с синдромом вахтёра.

  • Ювенал Богданович «Рыбий Глаз» Стомолицкий (а вовсе не «Воблый»!), директор. «Был худ, высок, несгибаем и тщательно выутюжен. Был ставленником прославившегося своей мерзостью министра народного просвещения Кассо. Больше всего на свете любил муштровку, тишину и дисциплину. Всюду, где он ни появлялся, стихали разговоры; все, встав, напряженно молчали. Становилось душно». Сместили по совместному решению учителей, родителей и учеников.
    • Бесцветные рыбьи глаза «Глаза у него были круглые, тяжелые, оловянные. За это прозвали его „Рыбий Глаз“.». «— Ой!.. — с уважением охнул Ося и внимательно осмотрел директора. — Вы и есть директор? Я даже испугался. Леля говорит, вы строгий… Вас все, даже учителя, боятся. А как вас зовут? Рыбий… нет, Рыбин… вспомнил! Воблый Глаз?»
  • Цезарь Карпович «Цап-Царапыч», надзиратель. «Он был кривым и ходил со стеклянным глазом… Это Цап-Царапыч всеми силами скрывал. Но стоило ему только повернуться к нам искусственным глазом, как ему уже строились безобразные рожи, показывались „носы“, кукиши…»
  • Николай Ильич Ромашов (Два капитана? Нет, не тот), инспектор. «Это был красивый, плотный человек. Волосы ершиком. Темные прищуренные веселые, хитрые глаза. Пушистая, расчесанная надвое, как ласточкин хвост, борода. Языкаст он был, однако, до грубости. И у него были свои собственные методы воспитания (подержать класс стоя часик-другой)».
  • Вениамин Витальевич «Тараканий Ус»/«Тараканиус» Пустынин, латинист. Прозван так за длинные, торчком стоящие усы. «Была у него и другая весьма распространенная в нашем классе кличка: „Длинношеее“. Был Тараканиус худ, носат и похож на единицу. Шея у него была длиннющая, по-верблюжьи раскачивалась она над крахмальным воротником с острыми углами».
  • Кирьяк Галактионович «Рыжий баргамот» Монохордов, учитель алгебры. «У него были неописуемо рыжие волосы и толстые бегемотовы щеки. Отличался непонятной, зловещей и неистребимой веселостью. Вечно хихикал».
    • Он ещё и козёл, потому что не только отобрал у Аркаши письмо к Люсе, но и прочитал его вслух всему классу.
  • Кирилл Михайлович Ухов, историк. «Белокурые мягкие волосы на пробор. Худое, совсем молодое бледное лицо. Громадные голубые глаза. Голова чуть-чуть склонилась ласково набок». Любил подержать учеников стоя весь урок.
    • Последние четверо уволены по решению Совета депутатов.
  • Матрена Мартыновна Бадейкина, француженка. «Она требовала, чтобы мы ее звали Матроной: Матрона Мартыновна. Мы не спорили. До третьего класса она звала нас „малявками“, от третьего до шестого — „голубчиками“, дальше — „господами“.».
  • Александр Карлович, математик. Хороший.
    • Замещавший его Геннадий Алексеевич «Гнедой Алексев» Самлыков, скучнейший акцизный чиновник, скрывавшийся от мобилизации. После того как его-таки призвали, стал прапорщиком и весьма вредным ротным в стоящем в городе запасном полку.
    • Ученики досадили ему всерьёз. «За доской выстрелила печка… Трррах!!! Та-та… Кто-то, зная ненависть Самлыкова к выстрелам, положил в голландку патроны. Учитель, бледнея, вскакивает. По классу ползет вонючий дым. Учитель бежит за доску. По дороге он наступает на невинный комочек бумаги. Хлоп!!! Комочек с треском взрывается. Педагог отчаянно подпрыгивает. Едва другая его подошва коснулась пола, как под ней происходит новый взрыв». «Мы избавились от Гнедого Алексева».
  • Единственный нормальный человек — веселый длинноусый Никита Павлович Камышов, географ и естественник. По-настоящему любит учеников.
  • Эпизодические персонажи:
    • Учитель русского языка Мелковский, кудрявый и русобородый. На вступительных экзаменах возражал против того, чтобы инославный ученик был экзаменован по церковнославянскому языку. Продолжает работать и после преобразования гимназии в школу.
    • Учитель закона божия. Пастырь недобрый — «Батюшка на уроках закона божьего бьет гимназистов корешком евангелия по голове, приговаривая: „Стой столбом, балда“».
    • Озерников, словесник. На занятии по выразительному чтению читали «Тараса Бульбу», и единственному еврею в классе было велено «читать место, где запорожцы кидают в Днепр ни в чем неповинных евреев, а те тонут…» (Присутствует только в первом издании.)
    • Сморщенная классная дама «Тигрёнка» — так прозвали ее гимназистки за привычку вечно напевать себе под нос легкомысленную песенку о каком-то пылком тигрёнке.

Послереволюционные[править]

  • Временно заведующий первой ступенью маляр и живописец Кочерыгин.
  • Историк Семён «Э-мюэ» Кириков. «Старичок в чистеньком кителе. Он был хил, близорук и лыс. Вокруг лысины росли торчком бурые волосы, лысина его была подобна лагуне в коралловом атолле». Ментор-дурак и ментор-вредительанархист по убеждениям, использовал свою должность учителя истории для пропаганды анархизма среди школьников и даже немного преуспел, подговорив школьников на всеобщий дебош. Говорит высоким штилем.
    • Лёля вспомнил, что встречал его раньше (летом, в деревне Квасниковке, в двенадцати километрах на юг от Покровска) и окрестил «человек-поганка» за сходство с грибом. Его сопровождал крапивный человек. Они были банальными спекулянтами. А потом выяснилось, что он ещё и самогонщик. Помогали ему Филенкин и какая-то толстая баба в расписных чесанках и цветной шали по имени Аграфена… то бишь, Агриппина.
  • Преподаватель гимнастики, борец Ричард Синягин, Стальная Маска, бывший грузчик. Силач. «Чтобы доказать свою силу, Синягин позволил желающим вскарабкаться на него. Человек восемь взобрались на Синягина. Они лазили по нему, как мартышки по баобабу. Потом Синягин поднял парту, на которой сидела Мадам Халупа с двумя подружками. Он поднял парту со всеми обитателями и поставил ее на соседнюю».
  • Александр Карлыч оказался в неприятном амплуа слабохарактерный педагог. «Учитель после звонка ловит в коридоре учеников и умоляет их идти на урок. „Вы же хорошо учились, — с отчаянием говорит добрый математик, поймав меня за рукав. — Идемте, я вам объясню преинтересную штуку относительно тригонометрических функций угла“. Из вежливости я иду. Мы входим в пустой класс». Зигзаг, потому что дело не только и не столько в учителе — пока в классе Лёли играли собачью польку, танцевали, дрались и даже пьянствовали, пришедшие в экс-гимназию ученики бывшего Высшего начального училища (из менее благополучных семей) активно занимались и «за квадратные уравнения взялись».

Прочие граждане[править]

  • Аннушка, кухарка Кассилей.
  • Марфуша, горничная. Сыграла роль Золушки, когда семья Кассилей решила пошутить над земским начальником.
  • Клавдюшка с соседнего двора, кухаркина дочь. «Она приглашена в игру специально на роль пленной и по очереди считается то швамбранской, то пилигвинской сестрой милосердия».
  • Бонна Лёли Августа Карловна (в первой редакции), на редкость злобная ведьма (в плохом смысле этого слова), идейная юдофобка и, по словам Аннушки, старая хрычиха. Проработала недолго.
  • Фектистка, ученик жестянщика, сирота. После революции он жил в детдоме и стал дружинником. Оказалось, что у него есть фамилия — Ухорсков.
    • Тяжёлое детство, деревянные игрушки — «Фектистка показал нам на своем золотушном теле вполне реальные синяки, подлинные кровоподтеки — несомненные следы суровых наставлений хозяина. Жестянщик бил Фектистку. Он заставлял мальчика работать круглый день, кормил его всякой бросовой мерзостью и, дубася по худой Фектисткиной спине, вбивал в него кулаками скобяную премудрость…»
  • Приезжий комиссар Чубарьков. Коронная фраза — «Точка, и ша!». Кажется, влюблён в Дину. В поздней редакции роль значительно расширена, а некоторые эпизоды вырезаны — негоже комиссара пьяным наблюдать.
  • Афонский Рекрут (в поздней редакции). «Руки у Рекрута были, золотые. Был механиком, парикмахером, фокусником, часовщиком — чем хотите». Вероятно, цыган — «Был он крепок и смугл, как каленый орех, худ, гибок, подвижен, как вымпел. В левом ухе болталась громадная круглая серьга. Из-под горбатого носа торчали длинные и черные усы. Левый ус загибался кверху, правый — книзу, и усы были похожи на кран умывальника».
  • Эдмонд Флегонтович Ла-Базри-де-Базан, «изящный военный в шнурованных желтых ботинках до колен». Главным его занятием было устройство всяких лекций, концертов и вечеров, его прозвали «адъютант для особых развлечений». Красноармейцы звали его «Лабаз-да-Базар».
    • «У Лабаз-да-Базара в комнате разило духами. Запонки, флаконы, ящики, рюмки, мундштуки, коробочки, ногтечистки заполняли подоконники. На стене висел портрет киноартистки Веры Холодной…» Оказался банальным вором.
  • Эпизодические персонажи:
    • Тётя с бородой освещенник священник, которого Ося попросил достать мячик с газона.
    • Мариша, соседская горничная, на венчание которой Аннушка взяла Кассильчиков.
    • Земский начальник.
    • Евдокия Константиновна, мать Клавдюши, сыну которой, Петруньке, в лазарете отрезали правую руку по локоть.
    • Обычные гости: податной инспектор Терпаньян, маленький зубной врач Пуфлер.
    • Дмитрий Алексеевич, домашний учитель.
    • Портной Виркель, сшивший Лёле гимназическую форму.
    • Дворник Филиппыч, который не позволял Лёле путешествовать по крышам.
    • Нюра и Вера Живильские, соседки сверху.
    • Костя Гончар, городской дурачок.
    • Каптенармус Сидор Долбанов, который «за один замаранный смолой погон прапорщика получил от Лёли два бутерброда с ветчиной, кусок шоколада «Гала-Петер» и пять отцовских папирос».
    • Мокеич, сторож гимназии.
    • Ветеринарный врач Шалферов aka «скотский доктор», председатель родительского комитета.
    • Громадный и черный машинист Робилко, длинный, как товарные составы, которые он водил, член родительского комитета. Требовал отстранения директора.
    • Перасковия Портянко, мама Аркаши.
    • Китаец Чи Сун-ча, который продавал на базаре бумажные шарики.
    • Пленный австриец-чех Кардач.
    • Комендант города Усышко. В прошлом — сапожник.
    • Комиссары из совдепа, которые назначили отца Лёли заведующим больницы, закрытой при Керенском и вновь открытой при большевиках. В прошлом — слесарь и плотник.
    • Товарищи в Чека — толстяк в очках с бритым до блеска теменем и латыш с белесыми ресницами.
    • «Я узнал многих уличных врагов, худеньких привокзальных ребят, коренастых ребят и девочек с Бережной улицы, где жили рыбаки и лодочники, ребят с Щуровой горы, где стояли лесопилки, с Сазанки, от консервного, с костемольного, веснушчатых немецких девочек из Лютеранского переулка». «Десятки новых ребятишек ежедневно тянулись сюда со всех окраин — из Краснявки, из Тянь-Дзиня, с Осокорьев…»
    • Зорька, помощница Дины, тихая, добрая девушка.
    • Васька Кандраш (Кандрашов), рыжий атаман банды иогогонцев. Водились на Аткарской улице, на Петровской и Саратовской. «Ио-го-го! Ио-го-го! Не боимся никого!..» — таков был воинственный клич иогогонцев.

Сюжет[править]

«

— Ну, а зачем же вам все это понадобилось? — Мечтаем, чтоб красиво было. У нас, в Швамбрании, здорово! Мостовые всюду, и мускулы у всех во какие! Ребята от родителей свободные. Потом еще сахару — сколько хочешь. Похороны редко, а кино — каждый день. Погода — солнце всегда и холодок. Все бедные — богатые. Все довольны. И вшей нет. — Чудасия вы, ребятены! — серьезно и тепло сказал начальник. — Тут не мечтать надо, а дело делать. И у нас будут мостовые, мускулы и кино каждый день. И похороны отменим и вшей упраздним.

»
— Диалог в Чека

Время действия — 1910-е гг. Место действия — захолустный городок Покровск (ныне Энгельс) около Саратова. Образ действия — интеллигентная светская еврейская семья и два мальчика, которым скучно в этом мире. И вечером 08.02.1914 г. они начали придумывать свой сеттинг — страну под названием Швамбрания, в которую играли несколько лет. Параллельно идёт повествование о реальной жизни — быт Покровска, Первая мировая война, революция (обе), Гражданская война в России… Автор вспоминает яркие моменты детства, так что более-менее внятного сюжета нет. Один из этих ярких (прямо-таки обжигающих) моментов — это кондуит, журнал, в который записывались все проступки гимназистов. Послушный домашний мальчик Лёля умудрился попасть туда уже в самом начале учёбы: «Воспитанникам средних учебных заведений воспрещается посещать кафе, хотя бы и с родителями».

Условно книга делится на 2 части: «Кондуит» и «Швамбрания». Видимо, кондуит — это проклятое царское прошлое, а Швамбрания — светлая мечта о будущем. Хотя можно трактовать и по-другому: кондуит — непростая реальность, Швамбрания — идеальная выдумка. В самом конце проводится своего рода виртуальная перекличка одноклассников Лёли и небольшой очерк на тему «Сказка — прах, сказка — пыль! Лучше сказки будет быль!»

Тропы и штампы[править]

«Он путал помидоры с пирамидами. Вместо „летописцы“ он говорил „пистолетцы“. Под выражением „сиволапый мужик“ он разумел велосипедиста и говорил не сиволапый, а „велосипый мужчина“.
  • Слова путал и Лёля, когда играл в Швамбранию. «Нью-Шлямбург был весь иллюстрирован. (Ошибка: адмирал хотел написать „иллюминован“)». Или «небольшой однобортный корабль. (Опять ошибка: однобортными бывают пиджаки, а не пароходы)».
  • А Кириков никак не мог запомнить слово «Швамбрания» и предложил кучу вариантов: Швабрия, Швамбромания, Швамбургия, Швамбардия.
  • Библиотека — именно она стала культурным центром для детей и подростков из рабочих семей, а главным организатором была Дина.
  • Война — это труд — в конце братья просто влачат полуголодное существование, а их отец работает борется с сыпным тифом без выходных уже многие месяцы.
  • Гидра. «Я читаю ему [комиссару] вслух о подвигах Геракла. Я стараюсь читать с выражением и сам незаметно вхожу в раж, когда Геракл отхватывает одну башку за другой у девятиголовой Лернейской гидры. Я нарочно выбрал именно этот второй подвиг Геракла, потому что не раз слышал на митингах о лютой многоголовой гидре контрреволюции».
  • Дезертир — в «Комиссию по борьбе с дезертирством» «паломничали раскаивающиеся дезертиры».
  • Длинное имя — пример троллинга в дореволюционной гимназии: «Сидай ко мне. У меня место свободное. Как твоё фамилие?.. А моё Фьютингеич — Тпрунтиковский — Чимпарчифаречесалов — Фомин — Трепаковский — По-колено — Синеморе-Переходященский! Повтори без передышки!».
  • Жадина-говядина — «На костемольном заводе катастрофа: рухнула высокая стена сушилки. Хозяин велел положить на нее слишком много костей для сушки, а она была старая. Хозяина предупреждали. Стена не выдержала, упала. Пятьдесят рабочих под ней осталось».
  • Задолбало быть примерным! — своеобразная аверсия: примерные мальчики не собирались совершать что-то предосудительное, но всё равно были попали в этот кондуит.
    • Лёля Кассиль с родителями зашёл в кондитерскую.
    • Аркаша Портянко читал на уроке письмо к любимой девочке.
  • Золушкашутки ради. Горничная Марфуша собирала марки. Не зная правил филателии, она просто складывала в коробки марки с приходивших Кассилям писем. Марфуша мечтала их продать и сшить красивое платье, но реальность оказалась ещё круче. Работодатель пригласил её пойти на бал ради троллинга земского начальника, а для оригинального маскарадного костюма «Анонимное письмо» использовали марки. Эта Золушка получила в награду за наряд, а не за добродетели, золотые часы — и осталась служанкой.
  • Избиение младенцев (метафора) — «Мальки ликовали. Тогда Биндюг ринулся на них. Он швырнул наземь их чемпиона и занялся потом избиением младенцев. Он загнал мальков в угол двора и сложил их штабелем».
  • Торобоан Ями. «Фамилии актеров сразу прельстили нас поистине швамбранским изяществом: Энритон, Полонич, Вокар… Правда, выяснилось, что некоторые фамилии были просто начертаны задом наперед. Так, в паспорте Вокар значился Раков».
  • Интерьерное порно — дом, построенный под наблюдением немца Угера, которого называли «Угорь». «Это было действительно совершенно диковинное сооружение. Угорь самолично составил проект своего дома. Постройка шла под его неусыпным наблюдением. Дом вырос в три этажа, да еще с полуподвалом. Одноэтажные покровчане задирали головы и считали этажи по пальцам. Дом Угря был похож сразу на старинный боярский терем, на ярмарочный балаган и на висячие сады Семирамиды. В каждом этаже окна были не похожи друг на друга. Окна были и длинные, и круглые, и квадратные, и узкие… Сбоку шли галереи из разноцветных стекол. С этого боку дом был похож на лоскутное одеяло. Весь фронтон дома был расписан живописцами. Внизу баловались русалки. На втором этаже плыли корабли. Разнообразные генералы были нарисованы на третьем. А под крышей охотники в альпийских шляпах с перьями стреляли в тигров и львов. При малейшем дуновении ветерка дом начинал жужжать и звенеть: то мотались на башенках двадцать два флюгерка, крутились пятнадцать жестяных вертушек и вращались, гремя, в окнах восемь огромных вентиляторов». Субверсия: «Висячие сады Семирамиды стали при ветре раскачиваться, полы гнулись, рамы трещали. Дворец стал рассыпаться, словно карточный домик. Угорь скончался от горя».
  • Используй штык. «На площади перед гимназией происходит ученье — строевые занятия солдат 214-го полка». «Вперед коли, назад коли, вперед прикладом бей! Бежи ще раз!.. Арш!»
  • Киты — Оську очень занимал вопрос: «Если слон на кита налезет, кто кого сборет?» Кодификатор тропа «слон против кита», который зажил собственной жизнью и даже получил экранизацию.
  • Колебаться с линией партии (первая редакция). Инспектор Ромашов: «…Я разве виноват, что царь и Керенский дураки? Они виноваты, а не я. А при советской власти и я хороший буду. Мне не жалко. Я ведь сочувствующий…»
«

Весной, в конце последней четверти, мы жгли учебные дневники. Таков был древний гимназический обычай. Но на этот раз он приобретал совсем особый смысл. Вокруг сгорающих единиц, пылающих выговоров и истлевающих отученных дней мы скакали в диком индейском танце. — Ура! — декламировали мы хором в триста глоток. — Урра! Мы! жжем! последние! дневники старого режима! Больше уже не будет их! Конец дневникам! Крышка «безобедам», смерть кондуитам! Ура! Горят последние в истории гимназические дневники! Огонь пожирает страницы позора и зубрежки. Горят дневники старого режима! … — В огонь кондуит! Поджарим, ребята, Цап-Царапову брехню! Но всем захотелось потрогать «Голубиную книгу», прочесть в ней о себе, раскрыть ее тайны. На костре сожгли все кондуитные журналы прошлых лет. Последний же кондуит был прочтен у костра вслух, и немало потешались мы над его злыми страницами. Его решили сохранить «для истории».

»
— Костры из книг
  • Костюмное порно — так Лёля описывал себя-адмирала, играя в Швамбранию. «На мне были белые брюки клеш, белые туфли со шпорами, крахмальный воротничок, голубой галстук бабочкой, лиловая черкеска с золотыми газырями и эполетами, пурпуровый ментик-накидка, подбитый тигровой шкурой, и капитанская фуражка с плюмажем. Я шел впереди всех, высокий и стройный…»
  • Кнопка берсерка — Лёля приходит в бешенство, когда про него говорят «докторов сынок».
  • Красавица Икуку. Ося услышал «Сатана там правит бал», ему показалось, что «Сатанатам» — фамилия персонажа, и он спросил: «Кто такой Сатанатам? Дирижёр?»[1]. Потом сделал это имя своим внутришвамбранским игровым никнеймом.
  • Кровавый спорт. «На пустырях играли в особый „футбол“ вывернутыми телеграфными столбами и тумбами. Столб надо было ногами перекатить через неприятельскую черту. Часто столб катился по упавшим игрокам, давя их и калеча».
  • Ложись и лечись — Чубарьков болел сыпным тифом. (Только в поздней редакции.)
  • Мальчиковое имя — гендерная инверсия: главного героя зовут Лёля, полное имя — Лев. «Лёля? Это женское имя! — Если б женского рода, то с мягким знаком было бы».
  • Матросский воротничок — на многих иллюстрациях в матросский костюмчик наряжают Оську, и это логично. Но в тексте его (нет, не Оську) носят другие персонажи:
    • Во время вступительного экзамена Лёли в гимназию «огромного роста детина в гимназической форме мрачно и презрительно оглядел мой матросский костюмчик».
    • Дина «носила настоящую матроску, подаренную ей знакомым кронштадтским моряком».
  • Молодец против овец и старый козёл. «„Фулиганы“ (так называли здесь хулиганов) были пожилыми, солидными, семейными людьми. От их безобразных выходок в слободе не было никому житья. Полиция боялась тронуть их. Тогда грузчики, лодочники и рабочие костемольного завода, лесопилок и железнодорожных мастерских составили список главарей-хулиганов и в одну ночь перебили их всех».
  • Мотив игральных карт. «Аннушка сообщила нам, что „наука умеет много гитик“. Такова была секретная формула одного карточного фокуса. Карты раскладывались парами по одинаковым буквам, и загаданная пара легко находилась».
  • Мы с Тамарой ходим парой. «Я объяснил девочкам, что мы теперь будем учиться вместе и будем как подруги и товарищи, как братья и сестры, как Минин и Пожарский, как „Кавказ и Меркурий“, как Шапошников и Вальцев, как Глезер и Петцольд, как Римский и Корсаков…»
  • Направо кругом — банда иогогонцев во главе с рыжим атаманом по имени Васька Кандраш (Кандрашов), к которым сумела найти правильный подход Дина. «Хотите быть „боевой дружиной порядка“? Будете охранять порядок в читальне, нести караул у книжной выставки. А то у нас разные хулиганы книги рвут и сорят. А я на вас надеюсь».
  • Не знает униформистики — портной, который шил Лёле гимназическую форму. Инспектор возмутился: «Это зачем у тебя на обшлаге пуговицы? Здесь по форме не полагается, значит, нечего и выдумывать», вынул из кармана какие-то странные щипцы и вмиг отхватил лишние пуговицы. «Теперь я весь был по уставу».
    • Причём ещё до того две пуговицы с обшлагов были оторваны безымянным второгодником. Неужели хотел как лучше?
  • Несовместимое с жизнью хамство: «В офицерском собрании какой-то прапорщик назвал другого армянской мордой. Оскорбленный выстрелил в обидчика и убил его наповал».
  • Носит старую форму — бывшие гимназисты, уже став советскими школьниками, продолжают донашивать старую форму, хотя она им дико мала.
  • Однополая школа — до революции территория Покровской гимназии забором делилась на мужскую и женскую. А после революции стала Единая трудовая школа.
  • Опосредованная передача ругательств — «прескверная ругань увенчала это вступление».
  • Плохой хороший конец — концовка была бы хэппи-эндом, если бы не гибель Стёпки Атлантиды.
    • Справедливости ради, Стёпка погиб отнюдь не в финале, а пораньше.
  • Поддаться ереси — папа и игра в «лапки-тяпки».
  • Повержен я во прах — отстранённый директор Стомолицкий покидает гимназию под свист и насмешки гимназистов.
  • Принцессы не какают — из эпилога вырезали реплику папы «Были у вас такие шприцы или мочеприемники подобной конструкции?». Строители коммунизма не писают! В то же время в фантазиях героя придворный врач спрашивает короля: «Стул… то есть трон, был?»
    • Что характерно, эпизод с Оськой, описавшимся прямо во время известия об отречении царя, оставили. Для Октябрьской революции подобного бафоса точно не пропустила бы, но сомнительный пафос буржуазно-демократической революции не грех разбавить фарсом:
«

Взгляд мой падает на Оську. Он стоит смущённый. — Эх, ты! — возмущаюсь я. — А еще знает, отчего Земля круглая! Как не стыдно!.. — Я терпел, терпел, пока ты кончишь по телефону… и не заметил. — Аннушка!.. Во-первых, теперь революция… свобода… и без царя!.. А во-вторых… Оське надо штаны переодеть

»
— Два важных события
  • Прощай, Алиса — именно этим и кончается: дети рано выросли, сказочной стране пора на свалку.
  • Публика — дура — весной 1917 года на стене гимназии, вместо портрета государя-императора, появляется портрет Александра Федоровича Керенского. С какого перепугу именно Керенского, если он возглавит Временное правительство только летом? Да просто о князе Львове мало кто из читателей слышал, и Кассиль решил не нагружать их лишней информацией.
  • Религия — это смешно — главы «Бог и Оська» и «Небесная Швамбрания».
  • Сапогами попирают из Вселенной — «Мы, божьей милостью император швамбранский, царь кальдонский, бальвонский и тэ пэ»…
  • Свинья — это смешно. «Громили винно-гастрономический магазин… Предназначаемые для детского дома апельсины рассыпались по Брешке. В апельсинах рылись свиньи. Большая, обвислая хавронья купалась в болоте из мадеры. На углу страдал пёстрый боров. Его рвало шампанским».
  • Серенький козлик. «Козленок был маленький, черный, крутолобый, мелко завитой. Тонкие ножки козленка разъезжались на линолеуме. Козленок сказал „бе-е-е“ и тотчас посыпал „кедровых орешков“ на ковер. Потом он объел обои в кабинете и намочил на кресле. …Папа натянул в темноте брюки и, зевая, вышел в столовую. Мы с испугу разом сели оба на один стул. Мама всплеснула руками. Папа взглянул вниз и обмер… Одна из штанин доходила ему лишь до колен. Изжеванные, мокрые, измусоленные клочья висели на ноге…»
  • Снобы против жлобов. «А в душе этажи тихонько презирали друг друга. „Подумаешь, искусство, — говорил уязвленный папа: — раковину в уборной починил… Ты вот мне сделай операцию ушной раковины! Или, скажем, трепанацию черепа“. А внизу думали: „Ты вот полазил бы на карачках под паровозом, а то велика штука — перышком чиркать!“»
  • Совпадающая неверная аббревиатура. «А Швамбранию — вы это толково выдумали, — признал Степка. — Только Е. Т. Ш. — это из другой губернии вовсе. Это вместо гимназии будет Е. Т. Ш. — единая трудовая школа, значит!»
  • Спортсмен — профессиональные борцы.
  • Стрельба по толпе народасубверсия: трусливым погромщикам винного магазина хватило очереди поверх голов, чтобы разбежаться.
  • Тарабарский язык — так пытается говорить двоюродный брат Лёли, когда прикалывается над земским начальником: «Труакар вуазем Нотр Дам де Пари Абракадабра!»
  • Убийство в больницеаверсия. Папа Лёли не позволил толпе, которая хотела расправиться с одним из главарей хулиганов, сделать это, пока он был болен и лежал в больнице.
  • Умереть может каждый — «— Что это за игра, где никто не умирает? — доказывал Оська. — Живут без конца!.. Пусть умрёт кого жалко».
  • Фальшивая награда — дурачок Костя Гончар любит украшать себя вообще любыми яркими вещами. Но предмет его особой зависти и страсти — полицейские регалии, включая медаль городового Козодава.
  • Фальшивый пейзажинверсия: висящий на стене прекрасный зимний пейзаж оказывается обычным окном с золотой рамкой.
  • Фефекты фикции — тёти Лёли. Тётя Сэра из Витебска вместо «л» произносит «р» ( как японка) («По симпатиям своим я социаристка-реворюционерка»), тётя Нэса из Самары — наоборот («Я по своим воззлениям — налодная социалистка»). Потому и прозваны «учледиркой» (от «учредилка» — Учредительное собрание).
  • Хорошие родителизигзаг. «Сейчас я понимаю, что нельзя особенно бранить наших родителей. Они были только люди своего времени, и, уж конечно, совсем не худшие. В огромном большинстве интеллигентских семей ребята воспитывались ещё в тысячу раз хуже».
  • Хутор — там живут многие ученики гимназии. Стёпка Атлантида — хороший хуторянин, а Биндюг — плохой, т. к. «кулак». «У нас хуторишко был с гулькин нос, а у вас и сад, и палисад, и река, и берега — целая усадьба».
  • Школьные наказания — целая система, он простого «вон из класса!» до фактических пыток (заставить стоять пару часов или оставить после уроков, чтобы поголодали).
  • Эскапизм — это плохо — братья отказались от игры, когда новая, послереволюционная жизнь вызвала интерес и дала возможность активно участвовать.
    • «Никогда я еще так не стыдился своей Швамбрании. Динка улыбнулась. „Леля все еще в плену швамбранском… Эх ты, братишка, кузнечик мой!..“»
    • Старшего опять понесло годы спустя, но меньшой его быстро спустил на землю.
  • Эгополис — «Нет и Покровска. Он переименован в город Энгельс».

Избранные цитаты[править]

Город Покровск раньше был слободой. Слобода Покровская. Слобода была богатая. На всю Россию торговала хлебом. На берегу Волги стояли громадные, пятиэтажные деревянные, с теремками, амбары. Миллионы пудов зерна хранились в этом амбарном городке. Тучи голубей закрывали солнце. Зерно грузили на баржи. Маленькие буксирные пароходы выводили громадные баржи из бухты, как выводит мальчик-поводырь слепца. Жили в слободе Покровской украинцы-хлеборобы, богатые хуторяне, лодочники, грузчики, рабочие, немного русских крестьян и немцы-ремесленники. Летом калились до синевы под степным солнцем, гоняли верблюдов. Ездили на займище, дрались на берегу. Гонялись на лодках с саратовцами. Зимой пили. Справляли свадьбы, танцуя по улицам перед домами друзей. По воскресеньям гуляли по Брешке, лущили подсолнухи. Зажиточные хуторяне собирались в волостном правлении «на сходку». И, если подымался вопрос о постройке новой школы, о замощении улиц и т. д., горланили обычную «резолюцию»: — Нэ треба!

Снедь, рухлядь, бакалея, зелень, галантерея, рукоделье, обжорка… Тонкокорые арбузы лежали в пирамидках, как ядра на бастионах в картине «Севастопольская оборона».

Мы наизусть знали азбуку пароходных высказываний. Мы читали гудки, как книгу. Вот бархатный, торжественный, высоко забирающий и медленно садящийся «подходный» гудок парохода общества «Русь». Где-то выругал зазевавшуюся лодку сиплый буксир, запряженный в тяжелую баржу. Вот два кратких учтивых свистка: это повстречались «Самолет» с «Кавказ-и-Меркурием». Мы даже знаем, что «Самолет» идет вверх, в Нижний, а «Кавказ и Меркурий» — вниз, в Астрахань, ибо «Меркурий», соблюдая речной этикет, поздоровался первым.

Наш дом — тоже большой пароход. Дом бросил якорь в тихой гавани Покровской слободы. Папин врачебный кабинет — капитанский мостик. Вход пассажирам второго класса, то есть нам, запрещен. Гостиная — рубка первого класса. В столовой — кают-компания. Терраса — открытая палуба. Комната Аннушки и кухня — третий класс, трюм, машинное отделение. Вход пассажирам второго класса сюда тоже запрещен. А жаль… Там настоящий дым. Труба не «как будто», а настоящая. Топка гудит подлинным огнем. Аннушка, кочегар и машинист, шурует кочергой и ухватами.

— И тебя самого бог произвел, — говорил поп. — Неправда! — сказал Оська. — Меня мама! — А маму кто? — Ее мама, бабушка! — А самую первую маму? — Сама вышла, — сказал Оська, с которым мы уже читали «Естественную историю», — понемножку из обезьянки. — Уф! — сказал вспотевший поп. — Безобразие, беззаконное воспитание, разврат младенчества!

Бог возник когда-то из ночных причитаний няньки, потом он вошел в квартиру через неплотно закрытую дверь из кухни. Бог в нашем представлении состоял из лампадки, благовеста и аппетитного святого духа, который шел от свежих куличей.

(Первая редакция) Новый доктор провел у себя в квартире звонки с электрическими батареями. На двери рядом с карточкой выпятился беленький кукиш кнопочки звонка. Пациенты нажимали кнопочку, и тогда в передней оживал голосистый звонок. Это страшно всем нравилось. Через пять лет не осталось почти ни одного домика с крылечком, на котором не было бы кнопочки. Звонки звенели на разные голоса. Одни трещали, другие переливались, третьи шипели, четвертые просто звонили. Около некоторых кнопок висели вразумляющие объявления: «Прозба не дербанить в парадное, а сувать пальцем в пупку для звонка». Покровчане гордились своим культурным звоном. О звонках говорили снежностью и увлечением. При встрече справлялись о здоровье звонка: — Петру Степановичу! Мое вам… Ну, як ваш новенький? Справил мастер? — Спасибо, справил. О це ж и гарный звоночек. Милости просим послухать. Чистый канарей. Свахи, расхваливая невесту, хвастали: — Дом за ей дают флигерем, на парадном звонок ликстрический. А слободской богач Млынарь завел у себя семь разных звонков на все дни недели. Самый веселый разливался по воскресеньям. В постные дни дребезжали большие звонки самого мрачного тембра. … В ранцах, там, где бывал обычно многоводный «Саводник» и брюхатый цифрами «Киселев», лежали срезанные кнопки звонков. Белые, черные, серые, перламутровые, эмалевые. желтые, тугие и западавшие кнопочки (раз нажмешь — звонит без конца) смотрели из деревянных, металлических кружков, квадратиков, овалов, розеток, лакированных, ржавых, мореных и крашенных под дуб и под орех. Оборванные провода торчали из них, как сухожилия.

(Первая редакция) Дурачок Костя Гончар ходил в лохмотьях, на которых висели картинки из «Нивы», крышки чайных ящиков, рекламы папирос «Бабочка» и «Ю-Ю», ландриновские коробки, бусы, бумажные цветы, карты, обрывки сбруи, сломанные ложки. В городе его любили, как блаженненького, и дарили разные яркие ненужные вещички. До сих пор в Покровске про человека, одевшегося слишком ярко и пестро, говорят: «Ось! Понарядился, как Костя Гончар».

Однажды расшалившиеся старшеклассники перекинули меня через забор на женский двор. Вид у меня был несколько живописный, как у Кости Гончара. Из кармана у меня торчали цветы. Губы были в шоколаде. За хлястик засунута яркая бумажка от шоколада «Гала-Петер». В герб вставлено голубиное перышко. На груди болтался бумажный чертик. Одна штанина была кокетливо обвязана внизу розовой лентой с бантиком. Вся гимназия, даже учителя и те чуть не лопнули от смеха.

Шли празднично одетые рабочие лесопилок, типографии, костемольного, слесари депо, пухлые пекари, широкоспинные грузчики, лодочники, бородатые хлеборобы. Гукало в амбарах эхо барабана. Широкое «ура» раскатывалось по улицам, как розвальни на повороте. Приветливо улыбались гимназистки. Теплый ветер перебирал телеграфные провода аккордами «Марсельезы». И так хорошо, весело и легко дышалось в распахнутой против всех правил шинели!..

Человек крапива принялся вынимать из карманов галифе часы, часики, будильники, хронометры, секундомеры… Крапивный человек вытаскивал из сумки и уже заводил часы-ходики и часы с кукушкой, а человек-поганка с ловкостью факира тянул из живота шелковую материю. При этом он худел у всех на глазах. Затем он стал вынимать из вещевого мешка два чернильных прибора, ночные туфля, маленький аквариум (правда, без рыб), икону, щипцы для завивки, несколько граммофонных пластинок, собачий ошейник, крахмальную манишку, эмалированное судно и мышеловку. А шляпа его оказалась матерчатым абажуром для лампы. — А машины швейной не будет? — спросила какая-то баба. — Была, — ответил человек-поганка, — да под Тамбовом сменял.

Я бойко объяснил девочкам, что мы теперь будем учиться вместе и будем как подруги и товарищи, как братья и сестры, как Минин и Пожарский, как «Кавказ и Меркурий», как Шапошников и Вальцев, как Глезер и Петцольд, как Римский и Корсаков…

Рыдали, удушенно запрокидывая голову, обозные верблюды. Тягучая слюна их падала на Брешку. Подняв хобот орудия, топтался на площади слонообразный броневик. За живыми верблюдами бежали вприпрыжку железные страусы: куцые одноколки с высокими трубами — походные кухни. И нам с Оськой казалось, что на площади играют в наше любимое лото «Скачки в Камеруне»: там на картах тоже торопились слоны, верблюды и страусы… А тут еще у цейхгаузов люди ворочали груду бочек с черными цифрами на днищах. Толстый человек выкрикивал номера, другой смотрел в бумаги и ставил печать, как большую фишку. Иногда подъезжал взмыленный всадник. — Квартира? — спрашивали его, как спрашивают всегда при игре в лото. — Все заполнил! — отвечал квартирьер. И проигравшие заползали спать под грузовики.

Невиданный караван шествовал по Брешке. Десять верблюдов Тратрчока везли наш скарб. Были свернуты, подобно походным знаменам, гардины и портьеры. Сложенные кровати со сверкающими шишками гремели, как коллекция гетманских булав. Сияли доспехи самоваров. Большое трюмо лежало озером. В нем плескалась опрокинутая Брешка. Дрожало пружинное желе матрацев. На другой подводе скакали, топтались стреноженные венские стулья, похожие на жеребят. В белом чехле ехало стоя пианино. Сбоку оно напоминало хирурга в халате, прямо — рысака в попоне. Оська шел впереди всех с кошкой в руках. На переднем возу высоко вверху, как раджа на слоне, сидела Аннушка. Ее опахивал лист пальмы. Аннушка держала чучело филина. Далее следовал я. Я нес драгоценный грот с шахматной узницей. Швамбрания переезжала на новую географию.

Шрамы от цензуры[править]

Стандартный текст КиШ заметно отличался от первоначального.

  • Убрали рассказ об Афонском Рекруте — специалисте по электрическим звонкам, который вместе с гимназистами (всеми, кроме двух!) разработал и осуществил акцию протеста против запрета бедным учащимся гулять в городском саду. Акция заключалась в срезании звонков на всех домах. Наверно, цензоры боялись, что советские дети последуют этому дурному примеру.
    • Вероятно, убрали не во всех изданиях: автор правки хорошо помнит этот эпизод, читанный в детстве.
    • Ровно наоборот: арки с Афонским Рекрутом нет в первом издании.
  • Убрали рассказ о неудачной попытке создать «буржуазные» скаутские отряды — очевидно, дабы не смущать октябрят и пионеров идеологически чуждыми материями. Сжигаемый жаждой политической деятельности Лёля решил организовать отряд бойскаутов. Они «Попробовали заниматься добрыми делами. Ребята должны были ходить патрулями по городу, чинить скамейки, поправлять изгороди, помогать старушкам нести кошелки с базара. Но гимназисты пользовались очень дурной славой в городе. Первая же старушка, у которой Атлантида попробовал взять сумку, подняла такой крик, что сбежался народ. Потом выяснилось, что скауты делали „добрые дела“ таким манером: ночью пробирались к какому-нибудь целехонькому палисаднику и ломали его. А утром те же ребята появлялись в роли благодетелей и с чинными великопостными рожами поправляли палисадник. За это они получали десять очков на конкурсе добрых дел».
    • Аналогично: в двух изданиях 1970-80-х годов автор правки читал и этот, и предыдущий эпизод.
  • Убрали рассказ о том, как гимназисты пришли посмотреть на пленных австрийцев. Тут причина вообще непонятна — в «Школе» А. Гайдара аналогичный эпизод остался.
  • Оставили единственное упоминание о немцах, которых было немало, (и ещё одно о меннонитах) и вычеркнули большинство персонажей этой национальности. Советские дети не должны были знать об антинемецких настроениях, вспыхнувших в России с началом Первой мировой, и задумываться о том, куда после Второй мировой делась республика немцев Поволжья с делением на кантоны, а также почему Покровск был переименован именно в Энгельс.
  • Оставили всего два упоминания о евреях: одно в эпиграфе (видимо, рука не поднялась вычеркнуть такую чудесную фразу), второе — отказ отцу героев в вакансии гимназического врача по причине «желательности врача не иудейского вероисповедания». Советские дети не должны знать про иудаизм. И нехорошее слово «жид», которым обзывали протагониста — тоже.[2] Странно — ведь это слово спокойно можно узнать из пресловутого «Тараса Бульбы» (кстати, в первой редакции Лёля жаловался, что его заставили читать как раз то место, где бедных невинных жидов топят в реке).
  • А ещё автору пришлось дописать несколько глав про Чубарькова. И если эпизод с болезнью — действительно важный момент характеристики, то игра в шашки и тяпки-ляпки… в общем, без неё можно было спокойно обойтись. Зато убрали несколько абзацев, где описан пьяный комиссар. Нельзя порочить светлый образ большевика!
    • Похоже, редакций было больше двух. Ибо автор правки помнит пьяного комиссара в вышедшем в 1975 г. переиздании редакции от 1965 г.
  • Ну, и по мелочи — образ Биндюга сделан темнее и острее, убраны грубые и жаргонные слова типа «фартовый», упоминание о принесённых из театра вшах, сочувствие Лёли к Ромашову, использование ночного горшка как звонка на собрании… В общем, сосну отредактировали, по возможности приблизив к идеальному телеграфному столбу.
  • Сахар и сахарин, что как добывают?
    • В первой редакции временно заведующий школой Кочерыгин утверждает, что «Сахар из земли вынимают, на манер соли», а Оська поправляет, что «это не сахар, а сахарин находят в керосине, который брызгается из-под земли». Временно заведующий смутился. На другой день он пришел в класс и сообщил, что, по наведенным им справкам, в земле добывают сахарин… Только не из керосина, а из угля.
    • В поздней редакции, видимо, было решено, что не к лицу заслуженному пролетарию нести чушь, так что «сахар на манер соли» убран и акценты смещены: Оська не поправляет заведующего, а умничает не к месту; а уж заведующий в обеих редакциях наводит справки и начинает относиться к Оське с большим почтением.

Швамбрания[править]

«

«У-ра, у-ра! — закричали Тут швамбраны все. — У-ра, у-ра — и упали… Туба-риба-се! Но никто совсем не умер, Они все спаслись. Всех они вдруг победили И поднялись ввысь!..»

»
— Гимн Швамбрании

Идея играть в выдуманную страну пришла в голову Лёле, когда они сидели с братом в тёмной комнатушке, наказанные за то, что засунули куда-то королеву из папиных шахмат (которые им строго запрещалось трогать). Через неделю выяснилось, что «кошка закатила ее в щель под сундуком. Токарь к этому времени выточил для папы нового ферзя, поэтому королева досталась нам в полное владение. Мы решили сделать ее хранительницей швамбранской тайны. У мамы в спальне стоял красивый, всеми забытый грот, сделанный из ракушек. Маленькие решетчатые медные дверцы закрывали вход в уютную пещерочку. Она пустовала. Туда мы решили замуровать королеву. На бумажке мы выписали три буквы: „В. Т. Ш.“ (Великая Тайна Швамбрании). Слегка отодрав суконку от королевской подставки, мы засунули туда бумажку, посадили королеву в грот и сургучом запечатали дверцы. Королева была обречена на вечное заточение». На деле заточение продолжалось всего около 5 лет — подробнее см. ниже..

«У меня сохранились „швамбранские письма“, географические карты, военные планы Швамбрании, рисунки ее флагов и гербов. По этим материалам, по воспоминаниям и написана повесть», — писал автор.

География[править]

Карта v. 1.0
Карта v. 2.0
  • Первую карту Швамбрании начертил Оська. Он срисовал с какой-то зубоврачебной рекламы большой зуб с тремя корнями. Зуб был похож на тюльпан, на корону Нибелунгов и на букву «Ш» — заглавную букву Швамбрании. Было заманчиво усмотреть в этом особый смысл, и мы усмотрели: то был зуб швамбранской мудрости. Швамбрании были приданы очертания зуба. По океану были разбросаны острова. Вокруг зуба простирался «Акиан». Ося провел по глади океана бурные зигзаги и засвидетельствовал, что это «волны»… Затем на карте было изображено «морье», на котором одна стрелка указывала: «по тичению», а другая заявляла: «а так против». Был еще «пляж», вытянувшаяся стрункой река, столица, ещё пара городов, бухта Заграница, «тот берег», пристань, горы и, наконец, «место, где земля закругляется».
  • Позже Лёля утвердил Швамбранию на земном шаре. Материк Большого Зуба лежал в Тихом океане, на восток от Австралии, поглотив часть островов Океании. Северные границы швамбранского материка, доходя до экватора, цвели тропическим изобилием, южные границы леденели от близкого соседства Антарктики. Таким образом, «когда у нас была зима, в Швамбрании было лето, а ведь играть интересно только в то, чего сейчас нет».
  • «Повзрослев, мы убедились, что в мире мало симметрии и нет абсолютно прямых линий, совсем круглых кругов, совершенно плоских плоскостей. Природе, оказалось, свойственны противоречия, шероховатость, извилистость. Эта корявость мира произошла от вечной борьбы, царящей в природе. Сложные очертания материков также являли след этой борьбы. Море вгрызалось в землю. Суша запускала пальцы в голубую шевелюру моря. Необходимо было пересмотреть границы нашей Швамбрании». Так появилась новая карта.
  • В Швамбрании были мужественные леса. (Таких лесов, конечно, не бывает. Про леса иногда говорят, что они девственны. Но адмирал был женоненавистник). Там водились свирепые коньяки, взятые из рекламного ребуса известной виноторговли Шустова. Голова у них была как у буйвола, а все тело конское. Они бодались и лягались.
  • Другие географические объекты: столица Швамбраэна, города Аргонск, Баламутинск, Драндзонск, Кондора, Нахлобучи, Нью-Шлямбург, Рыбьежирск, порт Фель, порт Ной, порт Сигар, порт Янки, Порт-у-Пея, гавань Матчиша, Кудыкины горы и недосягаемая вершина Ребус, горы Канделябры, Гориясное и Фиолетовое моря, мысы Шарада, Гиальмар, Кегли, Юла, Кулички, Клек, Рич-Рач, Биль-Боке, острова Лукоморье, Шелапутия, Пришпандорил, Гирляндия (в Ядовитом океане), остров Наказань (входил в Пилюльский архипелаг, там был мыс Угол), опасные острова Хина, Биомальц, Микстура, Какао, пролив Семи Школяров; река Хальма, пустыни Кор и Дор; Канифолия; Лилипутия, Шелапутия, Пришпандория; плоскогорье Козны с ущельями Ныки, Плоцки и Сок-Панока; местность Каршандар и Каршандарская Ривьера.
  • Герб: на разделённом на четыре поля щитье были изображены Зуб Швамбранской Мудрости, пароход Джека, Спутника Моряков, Черная королева — хранительница тайны — и автомобили.

История[править]

  • Швамбрании надо было обзавестись историей. История всех порядочных государств была полна всякими войнами, но Швамбрании воевать было не с кем. Пришлось низ Большого Зуба отсечь двумя полукругами. Около написали: «Забор». А в отсеках появились два вражеских государства: «Кальдония» — от слов «колдун» и «Каледония» — и «Бальвония», сложившаяся из понятий «болван» и «Боливия». Между Бальвонией и Кальдонией находилось гладкое место. Оно было специально отведено под сражения. На карте так и значилось: «Война». По бокам «войны» помещались «плены». Туда забирали завоеванных солдат. На карте это тоже было отмечено троекратной надписью: «Плен». Разумеется, из всех войн Швамбрания выходила победительницей, как Россия в старых учебниках истории. Бальвония была завоевана и присоединена к Швамбрании. Не успели подмести «плац-войну» и проветрить «плен», как на Швамбранию полезла Кальдония. Она была тоже покорена. В заборе крепости проделали калитку, и швамбраны могли ходить в Кальдонию без билета во все дни, кроме воскресенья.
    • Получив вызов на войну, «император сердился. Он снимал со стены саблю и звал точильщиков. Потом он посылал бальвонскому обидчику „телеграмму с нарочным и заплоченным обратом“. В телеграмме было написано: „ИДУ НА ВЫ“. В учебнике русской истории подобные предупреждения посылал своим врагам не то Ярослав, не то Святослав. „Иду на вы“ — телеграфировал великий князь каким-нибудь там печенегам или половцам и мчался „отмстить неразумным хозарам“. Но с таким нахалом, как бальвонский царь, не стоило говорить на „вы“, поэтому швамбранский император зачеркивал в сердцах „иду на вы“ и писал: „иду на ты“.»[3]
  • На «том берегу» было отведено на карте место для заграницы. Там жили дерзкие пилигвины — путешественники по ледяным странам, нечто среднее между пилигримами и пингвинами. Швамбраны несколько раз встречались с пилигвинами на плаце войны. Побеждали и здесь всегда швамбраны. Однако мы не присоединили пилигвинов к Швамбранской империи, иначе нам просто не с кем бы стало воевать. Пилигвиния была оставлена для «развития истории».
  • Великий поход швамбранского флота вокруг материка происходил с середины 1916 до ноября 1917. Список кораблей: флагман «Бренабор», кораблей «Беф Строганов», «Жюль Верн», «Металлопластика», «Принцкурант», «Каскара Саграда», «Гратис», «Покоритель бурь», «Гамбит» и «Доннерветтер». Цель похода — установить истинные очертания и границы Швамбрании.
    • «Военно-пассажирский дредноут „Бренабор“ был так велик, что по палубе его ходили трамваи и ездили извозчики. От кормы до носа они брали двугривенный, хотя овсы в Швамбрании были дешевы». «Гудок его был в десять тысяч верблюжьих сил, а мачты так высоки, что на верхних реях лежали вечные снега». От гудка «Всадники попадали, кони разбежались. Кто стоймя стоял, тот сидьмя сел. Кто сидьмя сидел, тот лежмя лег. Ну, а кто лежмя лежал, тому уже ничего не оставалось делать». Корабль «тянул сто узлов в час».
    • В походе они столкнулись с флотом Пилигвинии под командованием Уродонала Шателены, и произошла битва при Шараде. «Вышел морской бой. Корабли наши и ихние налетели друг на друга и хотели устроить абордаж. Но началась настоящая Ходынка, которая кончилась для нас прямо Цусимой. Корабли „Металлопластика“, „Доннерветтер“ и „Беф Строганов“ пошли на дно, а остальных взяли на буксир пилигвины. Они повели их в свой плен, который помещался на необитаемом острове Гирляндия в Ядовитом океане».
    • «Только „Бренабор“ вырвался из огненного кольца. По синим волнам океана корабль одинокий несся на всех парусах. Был остров на том океане. Пустынный и мрачный гранит. Назывался он островом Наказань и входил в Пилюльский архипелаг. Там был мыс Угол. На мысе, в ракушечном гроте, жила Черная королева. Мы пристали к острову. Королева выглядела неплохо, только заплесневела немножко».
  • Когда в России произошла революция, Швамбрания последовала её примеру:
    • Во время похода пришла телеграмма: «В Швамбрании народ волнуется. Возмущены битвой при Шараде. Бренабор немножко отрекся. Временный правитель — Уродонал Шателена». Через полчаса «Бренабор» запломбировал трюмы и поднял красный флаг. Мы переименовали наш корабль в «Каршандар и Юпитер». Корабль стоял за республику: мы отреклись от царя-изменника. Бренабор, чтоб не упускать власти, временно передал ее негодяю Уродоналу. В северных отрогах Канделябров, в окрестностях Порт-у-Пея, скрывались республиканские заговорщики. Мы взяли их на борт и двинулись к Каршандару, который был объят революционным восстанием. Чтобы подготовить переворот на всем материке, я отправился в запломбированном трюме одного парохода и жил, загримировавшись в дикого индейца. Но почти накануне восстания Бренабор узнал меня по рассеченной левой брови. Уродонал арестовал меня и предал военному суду.
    • Процесс адмирала Арделяра Каршандарского длился целый день. «Зал был весь полон от публики, которая оглядывала меня с любопытством. Я сидел на лавке подсудимых, красивый и стройный. Четыре часовых целились в меня из ружья, чтобы я не убег. Главным председателем всех судей был бывший Бренабор, который очень на меня обозлившись. Прокуратом служил лично граф Уродонал Шателена, весь чернокурый и подлец. Музыки никакой не было, а адвокатом был Сатанатам, которого они побожились не арестовывать в тюрьму. Прокурат врал при всей публике, будто я какой-нибудь мошенник, а адвокат, наоборот, сказал, что Уродонал — сам! А Бренабор говорит мне; „Господин подсудимый! Даю вам пять минут, можете выразиться последними словами“. Тут я встал, высокий и стройный, и вся публика стала совсем тихая. „Господа судьи! — вскричал я. — Вы арестованы от имени Свободного Материка Большого Зуба!“ В это мгновение ока в залу вбежал с революционерами Джек, Спутник Моряков, и они свергли тиранов. Вся публика как закричит „ура“, и получилась бурная овация».
  • После революции швамбранская молодежь раскололась на несколько партий. Правительство Швамбрании отвело под междоусобия специальную местность в Каршандарской ривьере, на севере Швамбрании. Три огромных лагеря молодежи поделили ее между собой — три враждующих республики: Скаутингия, Милитария и Атлетика. Войска Скаутингии и Милитарии осадили нас, правителей Атлетики, в деревне Квасниковке, милитары выпустили на нас несметные полчища крапивы. В серых и темных местах залегла разведка Скаутингии — патрули грибов-поганок. Мы их узнали по скаутским шляпкам.
  • После того, как учителем физкультуры в школе стал борец и силач, французская борьба целиком завладела школой. И Швамбранией. «Мир всегда был в наших головах рассечен на две доли. Сначала это были „подходящие и неподходящие знакомства“. Затем мореходы и сухопутные (Вообще мир для нас — это бухта, заставленная пароходами, жизнь — сплошная навигация, каждый день — рейс. Все швамбраны, само собой понятно, — мореходы и водники. У каждого во дворе ошвартован свой пароход), хорошие и плохие. После памятного разговора со Степкой Атлантидой стало ясно, что мерка „хороший“ и „плохой“ тоже устарела. И теперь мы увидели иное расслоение людей. Это было наше новое заблуждение. Мир и швамбраны были разделены на силачей и слабеньких. Отныне жизнь швамбран протекала в непрерывных чемпионатах, матчах и турнирах».

Население[править]

  • Монарх Бренабор Кейс IV (по названию известной тогда автомобильной фирмы), божьей милостью император швамбранский, царь кальдонский, бальвонский и тэ дэ и тэ пэ. Типичная аристократия из фольги; представляет собой смесь книжных монархов и реального отца главных героев. Впрочем, неудивительно, потому что Лёля и Ося — МТА. Очень М.
  • Арделяр Кейс, адмирал и капитан. Автора Лёли. После революции сменил фамилию на Каршандарский.
  • Сатанатам, вице-адмирал и главный матрос (от оперной арии «Сатана там правит бал»). Автора Оси.
    • Жили на главной улице города Драндзонска, в бриллиантовом доме, на 1001-м этаже.
  • Каскара Саграда, дочь герцога Каскара Барбе. Аватара Таи Опиловой. Раскрыл ей глаза кадет: «Каскара Саграда — это пилюли от запора!»
  • Уродонал Шателена, кровожадный граф, злодей и предатель, перебежавший к пилигвинцам. «В то время во всех журналах рекламировался „Уродонал Шателена“, модное лекарство от камней в почках и печени. На объявлениях уродонала обычно рисовался человек, которого терзали ужасные боли. Боли изображались в виде клещей, стиснувших тело несчастного. Или же изображался человек с платяной щеткой. Этой щеткой он чистил огромную человеческую почку. Все это мы решили считать преступлениями кровожадного графа».
    • «Шателена засадил нас совсем новорожденными в кадушку из-под кислой капусты и пустил по морю. Бренабор катался на лодке, услышал, что откуда-то разит, и спас нас».
  • Джек, Спутник Моряков. Разговаривает цитатами из брошюры «Карманный спутник моряков и словарь необходимых разговорных фраз». «Книжку эту, засаленную до прозрачности, мы купили на базаре за пятак». Так как в книжке был, кроме краткой лоции и навигации, словарь, то Джек стал настоящим полиглотом. Он разговаривал по-немецки, по-английски, по-французски и по-итальянски. Я, изображая Джека, просто читал подряд словарь разговорных фраз. Получалось очень здорово. «Гром, молния, смерч, тифон. Доннер, блитц, вассерхозе!.. Здравствуйте, сударь или сударыня, гоод морнинг, бонжур, говорите ли вы на других языках? Да, я говорю по-немецки и по-французски. Доброго утра, вечера. Прощайте, гутен морген, абенд, адье. Я прибыл на пароходе, на корабле, пешком, на лошадях; пар мер, а пье, а шваль… Человек за бортом. Ун уомо ин маре. Как велика плата за спасение? Вифиль ист дер бергелон? … Пронта ля машина, штее фертиг бей дер машине! … Грот-бом-брам-рей! Форбом-брамфордуны и бакштаги! Унтер лиссель левый, тоже правый… Пломбирен зи ди шифсреуме!.. Запломбируйте все трюмы! … Же вез а… Я иду в… их гее нах!.. Ферма ля машина!.. Стоп ди машина!..»
    • Оська настоял на введении в Швамбрании смертности. В Швамбрании учредили кладбище. Мы долго выбирали, кого же похоронить. Я пытался отделаться мелкими швамбранами, например бывшим Придворным Водовозом или Иностранных Дел Мастером. Но кровожадный Оська был неумолим. После продолжительных и тяжких сомнений в Швамбрании скончался Джек, Спутник Моряков. Ему наложил полные почки камней жестокий граф Уродонал Шателена. Его похоронили с музыкой. Вместо венков несли спасательные круги и на могиле поставили золотой якорь с визитной карточкой.
  • Гермоген Гематоген, патриарх. «Католических прелатов звали „ваше преподобие“. Мы величали Гематогена „ваше неправдоподобие“…»
  • Мухомор-Поган-Паша («чудовищный» гриб, или воображаемый пленник). Получил имя в честь настоящего гриба. «Ножка его была величиной с кеглю, а красно-бурая шляпка, нашпигованная белыми бугорками, выглядела словно щедрый ломоть какой-то огромной колбасы. Несомненно, эта был грибной вождь. С великими почестями несли мы домой Мухомора-Пашу. Мы шли под тенью гриба».
  • Пафнутий Синекдоха, чемпионом Швамбрании по борьбе.
  • Жорж Борман, главный повар Швамбрании. Его взяли с рекламы какао и шоколада. Герой чисто желудочного происхождения.
  • Поставщик медицины двора его величества, лейб-обер-доктор, осматривал Бренабора перед призывом. «Стул, то есть трон, был?..»
  • После свержения Бренабора в стране появился президент, но его имя не упоминается.
  • Обитатели заповедникаа героев на острове Лукоморье. «Знакомые образы населяли остров. Остров Лукоморье был заповедником всех вычитанных нами героев. Герои были изъяты из книг. Они жили здесь вне времени и сюжета».
«

Принц и Нищий, Макс и Мориц, Бобус и Бубус, Том Сойер и Гек Финн, Оливер Твист, Маленькие Женщины и Маленькие Мужчины, они же ставшие взрослыми, дети капитана Гранта, маленький лорд Фаунтлерой, двенадцать егерей, три пряхи, семь мудрых школяров, тридцать три богатыря, племянники дядьки Черномора, Последний день Помпеи и Тысяча одна ночь вышли встречать нас. — Здравия желаем, ваше ослепительство! — гаркнули они нам. На берегу стоял дуб зеленый. Златая цепь на дубе том. Цепной кот в сапогах с ученым видом ходил вокруг дуба. Направо идет — книжки читает вслух, идет налево — граммофон заводит. Прямо как в цирке у Дурова. А на скале сидел Сфинкс. Он сочинял шарады и ребусы. Навстречу нам скакал сборный эскадрон. Впереди ехал, опустив забрало, Неизвестный Рыцарь, потом Всадник без головы. За ним погонял свою клячу Дон Кихот Ламанчский. И трусил на осле его верный оруженосец Санчо Панса. Санчо Панса вёз крылья ветряной мельницы, которую обкорнал Дон Кихот. За рыцарем печального образа скакал на Коньке-горбунке Иванушка-дурачок и показывал всем язык. Далее следовали на огромных битюгах породы трекенер три богатыря: Илья Муромец, Алеша Попович и Добрыня Никитич. Так их звали по имени и отчеству, а фамилии нам были неизвестны. Битюги были запряжены в царь-пушку. За ними следом крался знаменитый сыщик Нат Пинкертон. Он выслеживал Неизвестного Рыцаря. Ната Пинкертона незаметно преследовал прославленный сыщик Шерлок Холмс. Из кустов вышел обросший человек в звериных шкурах. На плече у него сидел ученый попугай и клювом вынимал из кармана хозяина билетики со «счастьем». — Гобин Кгузо! — картаво крикнул попугай. И мы узнали великого отшельника. За Робинзоном шёл дикарь и нёс разные покупки. Он был совершенно голый. Никаких штанов на нем не наблюдалось, только спереди висел листок календаря, и там было написано: «Пятница». Увидев гостей, Робинзон извинился и попросил Дон Кихота одолжить ему с головы медный бритвенный прибор. Рыцарь дал. Робинзон пошел бриться, а Пятница, посплетничав и посоветовавшись с Санчо Панса, побежал одеваться в дом, на котором висела такая вывеска: ПРИЁМ ЗАКАЗОВ МУЖСКОЙ И ДАМСКИЙ ХИТРЫЙ ПОРТНЯЖКА ОДНИМ МАХОМ СЕМЕРЫХ ОБШИВАХОМ. — Это про нас написано, — сказали семь мудрых школяров. Вечером в честь нашего посещения было устроено большое гулянье с фейерверком в Таинственном саду. Там гуляли Голубые Цапли и летали Синие Птицы. Там пели Золотые Петушки и неслись Курочки Рябы. А белки насвистывали «Во саду ли, в огороде». И мы там были и мёд пили. А так как усов у нас не было, то всё в рот попало.

»
— Чудеса

Швамбрания и реальная жизнь[править]

  • Однажды Оська прибежал из школы в полном смятении. На улице среди белого дня к нему подошёл какой-то солдат и спросил Оську, не знает ли он, как пройти в Швамбранию… Оська высказал робкое предположение, что, может быть, это был настоящий заблудившийся швамбран.
    • Позже это недоразумение разъяснилось. «Где тут в штабармию пройтить?»
  • Оська так поверил в выдумку, что в школе нанёс на большую классную карту контуры Швамбрании и по предложению учителя рассказал всё об этой стране. «Оська вернулся из школы в необычайном сиянии. — Швамбранию уже в школе учат, — сказал он гордо. И я едва не сел на пол».
    • «На другой день новый заведующий сам привел смущенного Оську домой. Он ласково вел его за руку и уговаривал отречься от швамбранской веры. А позади шли Оськины одноклассники и кричали: „Швабра! Швабра!..“ Новый заведующий рассказал папе и маме о странных географических познаниях Оськи. Он просил повлиять на упрямого швамбрана».
  • «Швамбран постиг тяжелый удар. В наше отсутствие мама ухитрилась сменять у вокзала на четверть керосина… ракушечный грот вместе с узницей его — Черной королевой. Так бесславно погибла она для нас. Мы пережили получасовое отчаяние».
    • А потом, принося к бронепоезду плакаты про борьбу со вшами, Лёля увидел грот. Его использовали как пепельницу. «Пепел и окурки сыпались из него, пепел и окурки».
  • «Разнюхав о Швамбрании, тетки пришли в восторг. Они заявили, что это необыкновенно-необыкновенно интересно и чудесно. Они просили посвятить их в тайны мира и обещали помочь нам. Швамбрании грозило тёточное иго. Тогда швамбранские стратеги схитрили. Они завлекли теток в глубь швамбранской территории, а там в порядке посвящения мы раскрасили теток акварелью, заставили их ползать в пыли под кроватями, замуровали в пещеру с дикими зверями, то есть заперли в чулан с дикими крысами, и велели десять раз спеть гимн. — „У-ра, у-ра! — закричали тут швамбраны все“, — старательно пели в темноте усталые и раскрашенные тетки. — Ура… Ой, что-то мне лезет на юбку!.. У-ра, у-ра! — и упали… Туба-риба-се!.. Но когда мы потом объяснили им правила и приемы французской борьбы и велели бороться, несчастные тетки возмутились. Они назвали Швамбранию грубой игрой, глупой страной, недостойной воспитанных мальчиков. За это известный швамбранский поэт (не без влияния Лермонтова) написал в альбом тете Нэсе такое стихотворение: „Три тетушки живут у нас в квартире. / Как хорошо, что три, а не четыре…“»
  • В ходе уплотнения одну из комнат в квартире Кассилей занял некто Ла-Базри-де-Базан. Однажды, «пользуясь его отсутствием, мама пошла проверить, цел ли секретный пакет в столике. Столик был пуст. Сверток, мыло, бывшие деньги, наши манускрипты — все исчезло». Папа позвонил в Чека, товарищи провели обыск и нашли стыренное. «Письмо к царю», — читал, перебирая бумажки, человек с усиками, — «Карта боя», «План города П.», «Тайный приказ», «Список заговорщиков»… Лёле пришлось объяснять: «Этомы играли и спрятали в мыло».
    • В Чека, куда доставили ребят, «начальник попросил нас рассказать ему про всю нашу Швамбранию. Мы наперебой начали описывать жизнь на материке Большого Зуба. Мы объяснили герб и карту, перечислили всех членов династии Бренаборов, описали войны, путешествия, революции и чемпионаты, а Оська даже вспомнил фамилию последнего швамбранского министра наружных дел. Встав, мы спели швамбранский гимн».
  • Во время голода Гражданской войны «швамбранская игра сводилась главным образом к воображаемому обжорству. Швамбрания ела. Она обедала и ужинала. Она пировала. Мы смаковали звучные и длинные меню, взятые из поваренной книги Молоховец. На этих пиршествах мы немножко удовлетворяли свои необузданные аппетиты. Но сахарный фонд Швамбрании [сахарин, который выдавался в школе] убывал только по праздникам».
    • Всё-таки настоящий сахар, а не сахарин. Сахарин упоминается всего трижды: один раз протагонист пьёт арбузный чай с сахарином, другой раз больному Чубарькову «чай с сахарином не велят, плохо для почек после тифа»; третье упоминание по поводу способов добычи, смотри #Шрамы от цензуры.
  • Следующий этап игры в Швамбранию проходил в полуразрушенном доме Угря. Дом быстро был исследован. «Неисследованным остался только один темный, подозрительный проход. Мы предприняли экспедицию в эту неизведанную землю». В ходе экспедиции доски проломились, и браться, связанные одной верёвкой, полетели в подвал. Оказалось, что там стоит «Какой-то железный ящик на ножках. Стеклянные и металлические сосуды. Трубки, причудливо изогнутые или свернувшиеся змеей. Тучные мешки с чем-то». Затем из мрака вылезло «ужасное рыло: сверкающая верхняя губа, яркие ноздри и светлые подбровья». Эта морда пообещала убить мальчиков, но тут появился бывший учитель Кириков, который за них вступился. Оказалось, что он слышал, как братья играли в Швамбранию.
    • Кириков рассказал, что он и его ассистент Филенкин работают над изготовлением эликсира мировой радости. Мальчики стали ходить к ним и вместе играть в Швамбранию. Однажды в их компании появилась толстая баба в расписных чесанках и цветной шали. «Это Аграфена… то бишь, Агриппина». Кириков предложил сделать её царицей Швамбрании, но ей пришлось стать женой президента. А когда ребятам наконец предложили эликсир, Лёля понял, что это отвратительный самогон.
  • Потом к братьям приехала Дина. Они ей рассказали про Швамбранию. Ох, не надо было этого говорить! Она сказала, что «это просто срам и пора работать». И другим рассказала. И другие ребята, включая Клавдюшку, над ними смеялись.
  • Наконец, когда библиотеке не были выделены дрова, Лёля предложил разобрать на дрова дои Угря. Ося уточнил, что «оттуда надо двух алфизиков выгнать. Они там самогоном пьянствуют».
    • И во время разборки Лёля сочинил:
«

Стою на поле брани я… Разрушена Швамбрания. С ней погиб имен набор: Джек, Пафнутий, Бренабор, Арделяр, Уродонал, Сатанатам-адмирал, Мухомор-Поган-Паша, Точка, и ша! Каких имен собрание! Прощай, прощай, Швамбрания! За работу пора нам! Не зевать по сторонам! Сказка — прах, сказка — пыль! Лучше сказки будет быль! Жизнь взаправду хороша…

»
— Последние швамбранские стихи

И все подхватили:

Точка, и ша!

Примечания[править]

  1. Современные дети в этой оперной арии отлично разбирают слово «Сатана» (с готикой, как правило, более или менее знакомы) — но зато им слышится «Сатана там грабит банк».
  2. Но встречающееся несколько раз уничижительное «докторов сын», вероятно, намёк именно на национальность.
  3. Дети, что с них взять. «Иду на вы» в переводе на современный русский будет «Иду на вас». Разумеется, Святослав при этом имел в виду «Иду на вас в целом, неуважаемые половцы», а не «Иду на вас лично, неуважаемый половецкий хан».