Кто на ком стоял?

«	— Мы — управление дома, — с ненавистью заговорил Швондер, — пришли к вам после общего собрания жильцов нашего дома, на котором стоял вопрос об уплотнении квартир дома. — Кто на ком стоял? — крикнул Филипп Филиппович. — Потрудитесь излагать ваши мысли яснее.	»
— Михаил Булгаков, «Собачье сердце»

«	Подъезжая к сией станцыи и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа. И. Ярмонкин	»
— Антон Чехов, «Жалобная книга»

(link)

Пародия Григория Горина на поэзию Александра Иванова, которая хорошо раскрывает суть тропа.

Русский язык велик и могуч. В нём, как нас учили ещё в школе, существуют аж три вида подчинительной связи: согласование, управление и примыкание, умело пользуясь которыми можно составить предложение длиной в целую страницу и даже больше… и благополучно в нём запутаться. В итоге подчинённые слова, особенно указательные местоимения «который» и «каковой» и неизменяемые наречия и деепричастия, оказываются подчинены совсем не тем словам, которым должны быть подчинены по смыслу. И если в устной речи госпожи и рабы управляющие и управляемые слова можно выделить хотя бы интонацией, то на бумаге всё становится очень грустно (для чего писателям и рекомендуется прочитывать всё написанное вслух). Так что глядящие на природу шляпы и стоящие на домах вопросы составляют достойную конкуренцию скрипучим сердцам и одетым сапогам в славном деле порождения бафоса-нежданчика и выставления на посмешище тех, кто этого заслуживает.

Кстати, Чехов вынесенным в эпиграф отрывком пародировал, на самом деле, не банальную безграмотность — подобные обороты ещё в начале века и тем более раньше считались… ну, не то чтобы нормативными, но вполне привычными, ибо были скалькированы из французского, на котором большая часть образованной публики говорила и думала куда лучше, чем на русском. На это бухтел ещё Ломоносов. А вот к концу века это смотрелось уже смешно — галлицизмы вышли из моды. Но потешаться над предками не спешите: в XX—XXI веке аналогичная проблема существует с английским языком.

Отдельный комический эффект создаёт излишне старательное избегание сабжа и наводнение текста уточнениями: кто, какой и чей у кого, на чём и где стоял. Это, кстати, тоже общая беда калек с английского.

Родственное явление — джавахарлание и батареяние.

Примеры

Книги разных авторов в твёрдых и мягких обложках

• Ещё примеры из эпохи, спародированной Чеховым:
  • Вообразив себе, что трубка для меня смертельна, мне показалось, что я умираю. (Лев Толстой, «Юность»)
  • Проснувшись на другой день, первою мыслию моею было приключение с Колпиковым. (там же)
  • Прокричав эти слова, ему стало стыдно, и он оглянулся. (Лев Толстой, «Воскресение»)
• Эдуард Успенский, «Трое из Простоквашино» — при первом появлении Печкина троп избегается через мягкую подсветку: «А навстречу им какой-то дядя бежит. Румяный такой, в шапке. Лет пятидесяти с хвостиком. (Это не дядя с хвостиком, а возраст у него с хвостиком. Значит, ему пятьдесят лет и ещё чуть-чуть.)»
  • Отдельный прикол ещё и в том, что «лет пятидесяти с хвостиком» с тем же успехом могла оказаться шапка.
• Журнал «Мир Фантастики» во время оно публиковал подборку ляпсусов из присланных в редакцию рассказов читателей, а равно и редакторов дружественных издательств, в которой почётное место занимает сабж. Комментарии редакции цинично сохранены.
  • …продолжил начавший разговор мужчина, обладатель круглого живота, из-за которого он ходил в грязных сапогах. (Вот будь живот ромбовидным или пятиугольным, сапоги были бы чище)
  • Она поцеловала дочь в щёку, которая в ответ скорчила гримасу. (У мутантов тоже есть семьи!)
  • Он — из тех головорезов, что готовы в одиночку броситься на орду французских рыцарей, словно они неуязвимы. (Бросаться на неуязвимых рыцарей — безнадёжное дело)
  • Клет снял обёртку с мятной конфеты, покрытой тонкими зелёными полосками, и положил её в рот. (Переводчики, перестаньте заставлять героев есть фантики!)
  • Глядя в окно на резвящихся в ветвях дуба малиновок и свисавшие с них гирлянды испанского моха. (Бедные птички)
  • Пикап Гретхен, припаркованный на углу, открытый двигатель которого мерцал в полутьме. (Новое в архитектуре: модная модель угла с открытым двигателем)
  • Он разжимает кисть, его оружие уже на земле и пытается освободиться от моего захвата, но я не отпускаю его. (Вероятно, это был магический летающий меч)
  • Он всегда бежит мне навстречу, стоит мне открыть входную дверь, мяукая и задирая голову — он всегда страшно рад меня видеть. (Ещё бы кот не был рад мяукающему хозяину)
  • Когда он ступил на подстриженный газон, расположенный вокруг здания, полдюжины мужчин вышли из него. (Как из-под земли)
  • Вспышки молний опаляли тёмное ночное небо, озаряя осунувшиеся лица людей, которые налегали на длинные деревянные вёсла драккара. (Грести лицами было неудобно, но настоящие викинги не жалуются)
  • Один из моих людей подстрелил из лука оленя, его тут же ободрали и зажарили на костре. (Ох, суров Гринпис!)
  • …смотрела на Фреда, который предлагал ей сэндвичи с очаровательной улыбкой. («Спасибо, — ответила она, — но я предпочитаю сэндвичи с ветчиной»)
  • Он увидел предателя на знакомом гнедом коне в зелёном халате. (Ради такого случая конь мог бы и в пальто переодеться)
  • Эдуард ехал чуть позади авангарда, его сопровождал солдат с королевским штандартом, на котором был изображён белый дракон, отец Коэнвульф, заткнувший длинные полы своей рясы под седло, и ещё два олдермена, Этельнот и Этельхельм. (Экая затейливая геральдика)

Посмотрев кино, ваше настроение улучшится

• «Двенадцать стульев» Гайдая, в свою очередь, пародируют уже самого Чехова: «Постигло меня большое огорчение: любуясь из окна чудной природой, с моей головы ветром сдуло картуз» — пишет отец Фёдор своей попадье. В романе, если что, оборот был грамотный.

Если дом подключён к телевидению, из него можно узнать много интересного

• Автору правки лет двадцать назад встречалась реклама пиццерии, в которой (в рекламе, не в пиццерии) говорилось «Заказав у нас три пиццы, ваша жажда утолится!».