Я не Сью!

Короче, Склихосовский! Рассказчик всячески подчеркивает достоинства своих товарищей в сравнении с собой.

Троп используется как правило в произведениях от первого лица. Если типовая Мэри Сью является средоточием всех мыслимых и немыслимых достоинств, отягощенных незначительными недостатками, и остальные персонажи в подмётки ей не годятся, то в данном случае рассказчик, напротив, всячески превозносит своих товарищей/героев своей истории, о себе любимом отзываясь куда более скромно, если не уничижительно. Это повелось ещё с тех времён, когда скромность считалась высшей добродетелью, а самовосхваление — дурным тоном. Также это вполне логично, когда рассказчик — новичок, не успевший понюхать пороху, и его товарищи значительно превосходят его в опыте и сноровке (тогда как эталонная мэрисья, впервые в жизни оказавшись, скажем, во флоте, быстро покажет всем закоснелым морским волкам, как они все делают через задницу). Кроме того, рассказчик может откровенно описывать собственные моменты слабости и малодушия, но ему остается лишь предполагать, что происходит в душе у его героического товарища в минуты опасности, а у того за невозмутимым профилем, вполне возможно, таится лишь одна мысль — только бы не обделаться!

В принципе, читатель вполне может не соглашаться с автором касательно личности рассказчика, считая, что тот к себе несправедлив. Иногда это может изначально быть авторским замыслом. А иногда даже отыгрываться в ироническом ключе, от противного, по типу «мой рассудительный друг послал бы оборванку с её детишками куда подальше, но я, будучи с рождения дурачком, сжалился и отдал свой последний кусок хлеба».

Если переборщить, из рассказчика получится Анти-Сью, что тоже не есть гуд.

Где встречается

Литература

• Артур Конан Дойл:
  • «Приключения Шерлока Холмса» — Ватсон всячески подчеркивает гениальность Холмса и постоянно демонстрирует собственную стереотипность мышления и неуспешность собственных попыток в дедукцию.
    • То ли Конан Дойл перестарался, то ли первые экранизации задали определенную традицию, но среди отзывов зарубежных зрителей на советский сериал постоянно встречаются такие, как «Надо же, оказывается, Ватсона можно показывать не только занудой и остолопом!»
      • И это при том, что даже в советском сериале простодушие Ватсона и его обожание в адрес Холмса просто зашкаливает. Но советский сериал Игорь Масленников снимал под двумя девизами: 1. «Долой замшелые приёмы старых адаптаций, укоренившиеся как „традиционный неканон“! Назад к Конан Дойлю!», 2. «Несмотря на некоторую условность действа, пародирующую „английский юмор“ — показывать всех персонажей как можно более живыми, правдоподобными и разносторонними. Особенно Ватсона».
  • «Затерянный мир»: Нэд Мэлоун — парень явно не робкого десятка и не стыдится об этом упоминать, но без стеснения описывает и все свои промахи и моменты слабости, в то время как лорда Рокстона представляет рыцарем без страха и упрёка. Да и в описаниях Челленджера сквозь мягкую иронию проглядывает неподдельный восторг перед умом и отчаянностью профессора.
• Астрид Линдгрен, «Братья Львиное Сердце» — Сухарик восхищается своим братом Юнатаном, его мужеством и красотой, себя же считает некрасивым трусишкой. Правда, этот некрасивый трусишка в любую минуту готов умереть за своего брата, как, впрочем, и Юнатан за него.
• Тетралогия «Неаполитанский квартет» Элены Ферранте — рассказчица постоянно превозносит достоинства своей подруги Лилы (первый роман так и называется «Моя гениальная подруга»), и неоднократно пишет, что, по её мнению, это у Лилы должна была быть та счастливая судьба, которая досталась ей.
• Джеймс Хэрриот практически во всех своих рассказах подчеркивает талант своих коллег-ветеринаров — Зигфрида и Тристана Фарнонов, Гранвилла Беннета, Колема, Джона… При этом он беспощаден к собственным ошибкам и вообще подаёт свои умения как достаточно заурядные, хотя друзья, родные и современники утверждали, что ветеринар он был очень хороший.
• Стивен Кинг, «Рита Хэйворт и побег из Шоушенка» — Рэд многократно подчеркивает, какой удивительный и мужественный человек Энди Дюфрейн, и что на месте Энди он бы давно сломался.
• Р. Л. Стайн, «Атака мутанта»: «Уилсон направился к двери, я последовал за ним. Мы оба отразились в большом зеркале. Уилсон рослый, тощий, голубоглазый блондин. Рядом с ним я выгляжу черномазым коротышкой. Будь мы персонажами комикса, Уилсону досталась бы роль супергероя, а мне — его закадычного друга, забавного растяпы, который вечно попадает впросак и все путает. Хорошо, что в жизни все не так, как в комиксах!» С прикрученным фитильком, так как в целом герой чувствует превосходство над другом из-за того, что тот ни черта не разбирается в комиксах.
• Комиссар Кайафас Каин из цикла Сэнди Митчелла, герой Империума, объясняющий свои решения и поступки исключительно трусостью, ленью и категорическим желанием оказаться как можно дальше от любых сколько-нибудь рискованных событий. Тот факт, что он при этом постоянно оказывается втянут в опаснейшие авантюры, полагает результатом лишь собственного невезения. То, что из столкновений с самыми жуткими и опасными противниками выходит если не победителем, то уж точно не побеждённым и не сильно потрёпанным — наоборот везения. Ну а то обстоятельство, что все вокруг считают его выдающимся героем (что, в общем-то, совершенно обоснованно) — недоразумением.
• Гарри Пэджет Флэшмен, точнее его ипостась описанная Джоном Макдональдом Фрезером (впервые Флэшмен появился в качестве антагониста в романе Томаса Хьюза «Школьные годы»). Антизлодей (в более поздних романах уже скорее антигерой) — циничный, лицемерный и довольно-таки подлый тип, временами балансирующий на грани уже полноценного без всяких приставок злодейства, но при этом обладающий устойчивой репутацией героя и джентльмена, и вынужденный ради её сохранения ввязываться в приключения и совершать вполне себе героические поступки, объясняя их в мемуарах опять же ленью, трусостью, циничным расчётом и неудачным стечением обстоятельств. Прототип вышеуказанного Каина.
• Анатолий Алексин, «В Стране Вечных Каникул» — герой восхищается своим другом Валериком и сам на его фоне представляется в не слишком выгодном свете. Даже споря с ним, он всегда ощущает его моральную правоту.
• Ирина Пивоварова, «Рассказы Люси Синицыной, ученицы третьего класса» — Люся всячески превозносит достоинства своей подруги и тёзки Люси Косицыной, и даже когда обижается на нее, все равно комплексует. Правда, читателю почти сразу становится ясно, что серая мышка, неумеха и троечница Синицина — добрая и порядочная девочка, тогда как красавица и отличница Люся Косицина в свои юные годы уже законченная эгоистка и ябеда, готовая в любой момент подставить подружку.
• Юрий Коваль, «Пять похищенных монахов» — мальчик-рассказчик (исмаил этого произведения) время от времени восхищается крутостью своего старшего товарища Юрки (и великолепием милиционеров, которым они оба помогают), а себя выставляет недотёпой. Тем ярче момент, когда он счёл, что Юрка тупит, и вслух обрушился на него с филиппикой, содержащей заметно больше двух слов (обычно этот молчун говорит окружающим вслух только фразу «Ещё бы!», хотя обладает живым умом и большой наблюдательностью).
• «Хоббит, или Туда и обратно». В последних строках — нечто вроде игры с тропом: Гэндальф напоминает протагонисту, в том смысле, что (цитата неточная) «Смотри не зазнайся, несмотря на всё, что свершил. Тебе всё удавалось не только и не столько ввиду твоих собственных достоинств, были и другие факторы… ведь ты, в сущности, самая обыкновенная персона…» А Бильбо, нисколько не обидевшись, совершенно искренне отвечает: «Ну и что? Зато у меня отличный табачок!» — и протягивает Гэндальфу табакерку.