Истерн

Истерн — это вестерн, только в азиатском, на крайний случай, восточноевропейском сеттинге. Все законы жанра соблюдаются: герой-одиночка, злодей-бандит, закон фронтира, где прав тот, кто стреляет первым, типичные коллизии и сюжеты вроде поиска сокровищ и защиты слабых и обездоленных, ограбление поездов и «корованов» — только все это происходит не в США. В этом ключевая разница истерна и остерна — остерн остается фильмом про Дикий Запад, только снятым в Европе. Истерн — фильм про Дикий Восток.

Советский истерн: начало

Тропы будущего истерна, как и вестерна, берут начало ещё в литературе эпохи романтизма. Возьмём, к примеру, «Кирджали» Пушкина — короткий очерк, собравший в себе целое соцветие тропов. Степной бесарабский фронтир, экзотика турецкого ориентализма, безумно крутой (в те времена сказали бы «лихой») разбойник в главных героях, стражи порядка — «в душе такие же разбойники», благородные и обречённые повстанцы, медленно, но верно наступающая империя, сюжеты предательства, побега, поиска клада — всё на своём месте.

В СССР познакомиться с вестерном как жанром в подробностях было трудно: какая-то часть фильмов просочилась через «железный занавес» в виде трофеев. Но были люди, успевшие еще до установления оного занавеса — в их числе Всеволод Пудовкин. Его «Потомок Чингисхана» — пожалуй, первый советский истерн. Нет, стоп — был еще немой фильм «Красные дьяволята» режиссёра Перестиани по одноименной повести П. Бляхина, снятый на Тбилисской киностудии. Но тут штука в том, что это продукт совершенно аутентичный, созданный без какого-либо влияния вестерна. Точнее, влияние имело место быть, но а) литературное; б) не на киношников, а на автора литературной основы П. Бляхина и в) не собственно вестернов, они в молодой советской республике не переводились — а предтечи вестернов, романов Купера, Эмара и Майн Рида.

«Дьяволята» быстро сделались фильмом культовым, началось немедленное опухание сиквелов, и франшиза, к сожалению, надолго впала в летаргию. Жаль, из нее мог бы развиться вполне жизнеспособный жанр, хорошая альтернатива вестерну.

«Сталинские» истерны

Второй толчок жанру, если верить городским легендам, дал не кто иной, как Сталин. Вроде бы он посмотрел классический вестерн «Дилижанс» и обронил: «Неужели у нас некому снять такое кино?» А все, что вождь мимоходом обронил, принято было считать руководством к действию — и вот на «Мосфильме» запустили кино «Смелые люди» — про работников конного завода, которые в тылу врага организуют конный партизанский отряд. Выйдя на экраны, фильм тут же разорвал кассу, и несколько лет спустя номер решили повторить, причем вдохновлялись тем же «Дилижансом» — фильм «Огненные версты» порой цитирует классику Джона Форда чуть ли не по мизансценам.

Есть мнение, что это был не «Дилижанс», а «Потерянный патруль», или вовсе даже «Большая тропа», но факт остается фактом: вождь был не прочь глянуть приключенческого кинца, и в итоге все-таки снимались такие фильмы как «Джульбарс», «Тринадцать» (1936, Михаил Ромм — о красноармейцах в Каракумах, которые защищают колодец в пустыне от басмачей), «Золотое озеро» и т. д.

Несмотря на коммерческий успех, истерн оставался идеологически подозрительным. Оно и понятно: незаконнорожденный отпрыск вестерна, он слишком сильно напоминал папу. А герой-одиночка, пусть даже сражающийся за освобождение пролетариата, — это, прямо скажем, не то, что вписывалось в идеологию коллективизма.

Зато у югославов идеологические гайки были закручены значительно слабее, и производство истернов они поставили на поток.

Оттепель и возрождение истерна

В 1960 году закупочной комиссии «Совэкспортфильма» ударила в голову хрущевская «оттепель» и на экраны СССР вышла «Великолепная семерка» Джона Стерджеса. В Штатах фильм пошел не особенно хорошо, жанр вестерна переживал трудные времена, и расчет Стерджеса влить в него новую кровь с Востока (отремейкировав «Семь самураев» Куросавы) не оправдался — фильм приняли сдержанно. Но в СССР на безрыбье он вызвал массовое безумие.

Ответом на повальную народную любовь был шквал официальной критики. Гвоздь в крышку гроба забил сам Хрущев: «Я смотрел картину „Великолепная семерка“. Артисты, занятые в ней, прекрасно играют. Мы выпустили ее на экран и получили за это много упреков. В нашей печати выступали педагоги. Была опубликована критическая статья под названием „Двойка за семерку“. В этой статье говорилось, что кинофильм плохо воздействует на воспитание молодежи. Я согласен с педагогами. У вас, американцев, сплошь и рядом на экранах идут такие кинофильмы, где бьют друг друга в лицо, истязают, убивают людей, в фильмах много извращенного. У вас это считается интересным. У нас же проповедование подобных явлений считается вредным…»

Больше вестернов Совэкспортфильм не покупал. Но коммерческий успех отрицать было трудно — что «Дилижанс», что «Великолепная семерка» прокатывались на ура. Поэтому на Мосфильме зажмурились, поморщились и дали добро на возрождение помершей было франшизы «Красные дьяволята».

И тут обнаружилась страшная штука: оказывается, весь киноархив по «Дьяволятам» уничтожен. О римейке не было смысла говорить, потому что куда-то пропал сам фильм, сохранились только отрывки (потом полную копию все же откопали в провинции, но это было потом).

Экранизировать собственно литературную первооснову тоже смысла не имело: повесть писалась еще до того, как Махно был разбит, и концовка, в которой его в мешке привозят к Буденному, уже никуда не годилась. В конечном счете от литературного первоисточника остался только титр «по мотивам повести Павла Бляхина „Красные дьяволята“». Фильм получил название «Неуловимые мстители» и стал классическим образцом советского истерна.

В том же году вышел еще один залихватский истерн — «Никто не хотел умирать». Народной любви к нему значительно меньше, потому что фильм получился в высшей степени серьезным и непопсовым, но свое место на золотой полке истерна он занимает по праву.

Вермишель-истерн, или спагетти а-ля рюс

Вестернов Совэкспортфильм больше не покупал — но советские режиссеры с ними все же знакомились, когда ездили на фестивали. Поэтому не стоит удивляться, что Н. Михалков цитирует Серджио Леоне в «Своем среди чужих, чужом среди своих», а Мотыль — в «Белом солнце пустыни».

После знакомства со спагетти-вестернами, советский истерн сделал важный шаг вперед: там появился антигерой.

Истерны сталинских времен, равно как и «Неуловимые мстители», пребывали под идеологическим диктатом, обязывающим их повторять то, что сгубило класический вестерн: строгое разделение на «белые шляпы» и «черные шляпы» (в нашем случае — на буденновки и папахи). Красноармейцы всегда выглядели сиропно-хорошими, белые и атаманы — аццкими сотонами.

Конечно, настоящего, полновесного антигероя советская цензура на экраны пропустить не могла. Но опять же, на безрыбье вполне сработали «фальшивые» антигерои: комиссар Шилов успешно изображает циника, задумавшего украсть золото, собранное в помощь голодающим, в «Достоянии республики» авантюрист Маркиз делает предсказуемый поворот направо, а товарищ Сухов, прежде, чем взяться за спасение «нежеланного гарема», решительно отказывается от возложенной на него миссии и мечтает о Катерине Матвеевне в откровенно эротическом ключе (кадры, где на Катерине Матвеевне задирается юбка, в конечный вариант фильма не вошли, но были сняты!).

Но зато со злодеями выгорело: и есаул Брылов, и ротмистр Лемке у Михалкова по-своему очаровательны. В «Белом солнце пустыни» Черный Абдулла, хотя и полное чудовище, получился в высшей степени харизматичным.

Еще один элемент спагетти-вестерна, пришедший в истерн — превращение интриги из «биполярной» (хороший-плохой) в «треугольную», как в «На несколько долларов больше» и «Хороший, плохой злой»: в «Своем среди чужих» это Шилов-Лемке-Брылов, в «Белом солнце пустыни» — Сухов-Абдулла-Верещагин.

И стоит упомянуть малоизвестный истерн 1980 г. «Кто заплатит за удачу?» — хотя бы потому, что про него можно прочитать у нас на сайте.

Истерн восточноевропейский

Так называемое Дикое Поле: восточная территория Речи Посполитой и запад России. Степи, казаки, бандиты, станицы и кабаки, набеги татар на деревни, набеги казаков на татар, постоянные войны соседних стран между собой, кровная месть за сожженую хату и т. д. С ограблением поездов совсем туго, ибо времена не те, зато можно грабить все остальное и легко быть ограбленным самому. Российских произведений на эту тему мало, возможно в Польше и Украине их больше, если поискать.

ЮФО и СКФО одно из немногих мест где истерн спокойно можно снять в наше время. Да «Дикое поле» сегодня не такое дикое, однако местные нравы таковыми являются: сватовство, кланы, кровная месть, коррупция, процветание на крови. Кроме того, ковбоев легко заменят казаки, а индейцев народы Кавказа или Поволжья. Представителей немного, но они есть.

Истерн дальневосточный

Собственно Восток, за исключением СССР, небогат художественными произведениями про исторические периоды подобные вестерну или Красному Октябрю. Основной сеттинг здесь — Бакумацу. Редкий пример неяпонского истерна — южнокорейский фильм «Хороший, плохой, долбанутый» о приключениях корейцев в степях Манчжурии (вот он — азиатский фронтир), во времена нахождения Кореи в составе Японии. Сюда же можно причислить эпоху Варлордов в Китае, от распада Цинь до японского втрожения. Вроде фильма «Шанхайский экспресс» с Джеки Чаном, где он одет по-ковбойски. Что касается Ближнего Востока, то у них там своя атмосфера в жанре «нефть и война», так что ближневосточный истерн невостребован, но потенциал есть. Также достойна внимания манга Golden Kamui о приключениях солдата-японца и девочки-айнки на Хоккайдо и Сахалине Карафуто после войны с Россией.

Истерн про Сибирь

Очень интересная тема, но слабо раскрытая. Суровая первозданная природа, сибирское казачество, войны с сибирскими татарами и местными племенами (одни русско-чукотские войны чего стоят!), первопроходчество, основание острогов и городов, ссыльные поселения и беглые каторжники, Строгановы в качестве «Юнион-Пасифик», пушной промысел в качестве «золотой лихорадки», православное миссионерство среди местных, казацко-китайские отношения, Русская Америка.

В художественных произведениях представлено в основном произведениями про Ермака Тимофеевича, однако это только начальный период, что в принципе дает широчайшие возможности творчества для последующего периода, который длился вплоть до Красного Октября. Весьма атипичное, но значимое произведение — «Богатство» Валентина Пикуля, о молодом журналисте, получившем от дальневосточного генерал-губернатора должность губернатора дикой Камчатки аккурат перед русско-японской войной. Там его ждали коррумпированные торговцы пушниной, обманутые аборигены-камчадалы, новый друг — колоритнейший казачий урядник (и в его закромах склад берданок для ополчения), ещё один новый друг — не менее колоритный таёжник, сражения за свободу Камчатки и подлости от торговцев и нанятого ими единственного на всю Камчатку доктора-пьяницы, с помощью которого акулы фронтирного на…бизнеса попытались объявить некоррумпируемого идеалиста сумасшедшим.

В Забайкалье отдельным предметом культа является роман Константина Седых «Даурия» о судьбах забайкальских казаков в эпоху революции и гражданской войны. За пределами края его знают по знаменитой советской экранизации, в которой среди исполнителей главных ролей засветились Виталий и Юрий Соломины, Василий Шукшин и Ефим Копелян.

Некоторый положительный толчок теме на рубеже тысячелетий дало творчество Алексея Иванова — в частности, его исторические романы «Сердце пармы», «Золото бунта», «Тобол», о временах, когда фронтиром был ещё Урал, либо когда Сибирь толком осваивали, либо когда Урал оправлялся после хаоса пугачёвщины. Некоторые рудименты своеобразного «уральского истерна» можно найти даже в его романе «Ненастье» уже о 1990—2000-х. Но кроме последнего, никакой из романов пока так и не получил достойной экранизации, особенно это касается «Тобола», от которого в сериале настолько мало осталось, что Иванов убрал своё имя из титров. В 2021 году запланирован выход фильма по «Сердцу Пармы», так что ждём, что получится.