Столовая «Бывший друг желудка»

TV Tropes Для англоязычных и желающих ещё глубже ознакомиться с темой в проекте TV Tropes есть статья Foul Cafeteria Food. Вы также можете помочь нашему проекту и перенести ценную информацию оттуда в эту статью.

Типичная Утрированная представительница времён Перестройки.

Столовая «Бывший друг желудка» — это такая забегаловка «Жирная ложка» с советским или постсоветским акцентом. В отличие от буржуйского аналога, встречается не только — и даже, пожалуй, не столько — как отдельное заведение, но и при каком-либо предприятии или учреждении, от детского садика или санатория до солидного НИИ, государственного или партийного присутственного места.

В искусстве (впрочем, и в жизни тоже) обладает рядом стереотипных признаков:

• Названия зачастую просто нет — столовая и столовая (вариант — «закусочная»), опционально номер такой-то или с уточнением заведения, при котором она функционирует. Если название всё же есть, то какое-нибудь предельно абстрактное — женское имя или что-нибудь связанное с аграрным сектором, например «Нива».
• Интерьера чаще всего тоже нет. Единообразные столы-стулья, неистребимый бетонный с мраморной крошкой пол — застой во всём его безобразии. Те заведения, что поприличнее, располагаются на первых этажах жилых домов, те, что погаже — в цокольных.
• Официантов нет. Их заменяет линия раздачи, вдоль которой движется очередь с подносами — медленно и уныло, ибо вас много, а работница одна (и хорошо если не в одном лице с кассиром)! Из себя эта работница, равно как и кассир, представляет либо сухопарую серую мышку (не без шансов нерусскую), либо отвратительную толстуху с голосом «будто кто в цинковое ведро ссыт».
• Повара на публику обычно не показываются — и это, пожалуй, к лучшему. Избалованному современному человеку от вида супов и компотов, переносимых в вёдрах (и хорошо, если эмалированных, а не цинковых) может и поплохеть, а тогда просто не знали альтернатив.
• Еда бывает двух видов: разваренная до состояния однородной массы и едва тронутая термической (а в худшем случае и механической) обработкой. Супы и салаты щедро сдобрены крупой (первые обычно перловой, вторые рисовой) в попытке компенсировать недостаток ингредиентов, которые директор толкнул из-под прилавка нужным людям; мясо, если оно предусмотрено рецептом, встречается в остаточных количествах, а то и вовсе в виде одного аромата. На второе будут тощие куриные ножки в склизкой трупно-синей кожице (хотите грудку — либо станьте нужными людьми, которым директор толкнёт её из-под прилавка, либо дождитесь сытых нулевых), рыба на 80 % состоит из костей, а котлеты — из хлеба. На гарнир — сухие до песка на зубах гречка или рис, пресные, разваренные и слипшиеся макароны или картофельное пюре, зачастую не из цельной толчёной картошки, а разведённое кипятком из хлопьев. Утром есть также шанс получить комковатую манку, сопливую овсянку (хорошо ещё если из геркулесовой крупы, а не цельного нелущёного овса) или рисовую кашу, обе три — либо пересоленные, либо переслащённые, и с сиротливо тающим у края кусочком сливочного масла. Заедать это предлагается тяжёлым плотным «кирпичом» серого хлеба второго сорта. Из десертов характерны песочные печеньки: посыпанные маком и сахаром рогалики, колечки с арахисом и начинённые творогом сочни.
• Напитки подаются в незабвенных гранёных стаканах проекта Веры Мухиной. На выбор: кофе формата «плох до последней капли», чай, в чайник к которому неаккуратная женщина доливает из ведра сырую воду и компот, который на удивление не в чем упрекнуть (а вот сухофрукты в нём — раз на раз не приходится). По сезону могут налить квас, если повезёт — пиво, если СОВСЕМ повезёт — то даже не очень разбавленное.
• Также в меню возможен «региональный компонент», причём не только в соответствующих регионах, но и если директор столовой из них родом, ибо тогда в ней нередко кучкуется диаспора таких же выходцев. Ленинградцы могут подать жареные во фритюре пышки с сахарной пудрой, татары — самсу и эчпочмак, армяне — долму, грузины — чахохбили, приморцы — морскую капусту… У этих блюд качество повыше, чем у стандартных — очевидно, в них вкладывают больше души.
• Чем ближе к годам революционной разрухи (или, наоборот, бесславным девяностым), тем более пышным цветом цветёт антисанитария. Плохо вымытые тарелки, липкие столешницы, марширующие по ним тараканы, а в подвальных помещениях — даже мыши и крысы. На ремонте начальство тоже откровенно экономит.

Не следует путать «Бывшего друга желудка» с советским же рестораном. Вот там можно было и обслуживание получить на все четыре звезды (живая музыка! Танцы по вечерам! Симпатичные и не хамящие официантки!), и яства отведать, которые даже при капитализме не всем и не везде доступны. Тогда, правда, тоже были не всем и не везде: в некоторых заведениях требовалось дать на лапу швейцару, а в некоторых и это не помогало — или предъявляй документ, или зови знакомого из администрации, или иди ищи где попроще. А паб советскому человеку заменяла рюмочная.

Примеры

Да миллион раз же было! Автор этой статьи уверен, что неоднократно видел примеры этого тропа, но не может вспомнить достаточное их количество. Может быть, вам придёт на ум ещё хотя бы парочка?

Литература

• Творчество Ильфа и Петрова:
  • «Двенадцать стульев» — столовая Второго дома Старгородского собеса, планомерно (как и весь дом) разворовываемая Альхеном. Но сотруднику пожарной инспекции, за которого он принимал Остапа, Альхен, разумеется, подал не тамошнюю кашу, сваренную, как опытным нюхом определил великий комбинатор, «на машинном масле», а нормальную человеческую, и даже с претензией, еду, прибережённую для себя и семейства.
  • «Золотой телёнок» — собственно, столовая «Бывший друг желудка», тропнеймер. Правда, насколько она соответствует тропу, проверить Остапу не довелось — заведение оказалось закрыто. Но название и замок, заляпанный «не то ржавчиной, не то гречневой кашей», как бы намекают.
    • Меметичное имя, кстати, взято классиками не с ветра, а являет собой «на тебе!» ещё дореволюционной фирме, производившей вино «Сен-Рафаэль», рекламным слоганом которой было «Сен-Рафаэль — лучший друг желудка». Что характерно в свете именно ильфо-петровского творчества, центральный офис фирмы располагался не где-нибудь, а в Одессе на Малой таки нет, всё же Большой Арнаутской улице.
  • Фельетон «У самовара» — рыгаловки рестораны московских вокзалов: пыльные пальмы в потрескавшихся кадушках, грязноватые пельмени, несьедобные борщи и деволяйчики, ужасные запахи из кухни и плывущий над перроном котлетный чад.
• «Мастер и Маргарита» — буфет при московском варьете, возглавляемый «грустным скупердяем» Соковым и подающий ставшую мемом «осетрину второй свежести».

Аниме и манга

• Pumpkin Scissors — ресторанчик «Георг и Регина» из девятнадцатой главы манги: собственно глава начинается с того, что Рэнделу подают «картофельный салат»… Который забыли приготовить — то есть просто картофелину на тарелке, да ещё и слегка проросшую! Рэндел, правда, немного поразглядывав блюдо с разных сторон и поразмыслив над ним, решает, что ничего такого уж прямо несъедобного на тарелке не лежит, а потому принимается задумчиво жевать картофелину, присматриваясь к творящемуся вокруг бардаку, а там… А там собственно предмет статьи во всей красе: в прошлом семейный ресторанчик — ныне же заведение-недоразумение, где нормально поесть можно только при большом везении. Георг, муж Регины, ушёл на фронт за несколько лет до основных событий манги и там пропал без вести. Регина тянет заведение в одиночку, делая в нём вообще всё (она же и хозяйка, и повар, и кассирша, и официантка), потому как нанять помощников попросту не на что. Да и доход заведения большей частью держится на том, что сама Регина ещё не совсем докатилась до состояния «серой мыши» и её былая красота ещё не до конца увяла — посетители приходят не столько поесть, сколько поприставать к самой Регине, потому на то, что она путается практически с каждым заказом и постоянно что-нибудь забывает, оной публике в основном плевать. При этом позже выясняется, что вообще-то готовить Регина умеет вполне неплохо — просто обычно слишком сильно выматывается и страдает от рассеянности (не в последнюю очередь из-за тоски по мужу — нет, не номинально по мужику, а именно по своему Георгу).
  • Параллельно герои расследуют хищения писем нерадивыми почтальонами, приворовывающими пересылаемые почтой деньги. До Алисы поначалу не доходит, почему Рэндел переживает по поводу того, что из-за этого письма не доходят до адресатов, больше, чем собственно по поводу кражи денег. Когда изъятые у нарушителей письма оказываются пересортированы, среди них обнаруживается и письмо для Регины — Георг жив-здоров, сидит с лагере для военнопленных где-то в Республике и не имеет ни малейшего понятия, есть ли у него шансы вернуться домой, но ему, как и другим пленным, разрешили написать домой, а потому он написал, просто чтобы она не беспокоилась и знала, что он надеется рано или поздно всё же вернуться домой. Наблюдая слёзы счастья Регины, Алиса понимает, почему Рэндел так переживал по поводу самих писем.