Натурализм

Натурализм как течение в искусстве

Натурализм часто путают с реализмом, и на то есть причины: натурализм, по сути дела — крайний, предельный случай реализма. Только там, где реалисты показывают типического человека в типических обстоятельствах, натуралисты показывают человека как животное в скотских обстоятельствах сумму его физиологических и социальных проявлений.

Натурализм - порождение конца 19 века с его верой в окончательное торжество науки и философией позитивизма, утверждающей, что всё на свете можно в принципе познать и объяснить (а те, кто думал иначе, подались в неоромантики). С одной стороны это было хорошо - натурализм отрицал веру в рок, фатум и даже Бога - словом, высшие силы, играющие человеком. А с другой стороны, человек у натуралистов тут же представал таким же безвольным объектом воздействия, только теперь уже низших сил: инстинктов, рефлексов, социума. Словом, шило на мыло поменяли.

Человеческие конфликты натуралисты рассматривают как борьбу примитивных инстинктов и рефлексов внутри человека и борьбу за выживание в обществе. Теодор Драйзер, известный американский натуралист, в своем романе «Финансист» выразил это так:

«	В один прекрасный день в аквариум пустили омара и каракатицу, и Фрэнк стал очевидцем трагедии, которая запомнилась ему на всю жизнь и многое помогла уразуметь. Из разговоров любопытствующих зевак он узнал, что омару не давали никакой пищи, так как его законной добычей считалась каракатица. Омар лежал на золотистом песчаном дне стеклянного садка и, казалось, ничего не видел; невозможно было определить, куда смотрят чёрные бусинки его глаз, надо думать, они не отрывались от каракатицы. Бескровная и восковидная, похожая на кусок сала, она передвигалась толчками, как торпеда, но беспощадные клешни врага каждый раз отрывали новые частицы от ее тела. Омар, словно выброшенный катапультой, кидался к тому месту, где, казалось, дремала каракатица, а та, стремительно отпрянув, укрывалась за чернильным облачком, которое оставляла за собой. Но и этот маневр не всегда был успешен. Кусочки её тела и хвоста всё чаще оставались в клешнях морского чудовища. Юный Каупервуд ежедневно прибегал сюда и, как зачарованный, следил за ходом трагедии. <…> Этот случай произвел на Фрэнка неизгладимое впечатление. В общих чертах он давал ответ на загадку, долго мучившую его: как устроена жизнь? Вот так всё живое и существует — одно за счёт другого. Омары пожирают каракатиц и других тварей. Кто пожирает омаров? Разумеется, человек. Да, конечно, вот она разгадка. Ну, а кто пожирает человека? — тотчас же спросил он себя. Неужели другие люди? Нет, дикие звери. Да ещё индейцы и людоеды. Множество людей гибнет в море и от несчастных случаев. Он не был уверен в том, что и люди живут один за счёт других, но они убивают друг друга, это он знал. Взять хотя бы войны, уличные побоища, погромы. Погром Фрэнк видел однажды собственными глазами. Он возвращался из школы, когда толпа напала на редакцию газеты «Паблик леджер». Отец объяснил ему, что послужило тому причиной. Страсти разгорелись из-за рабов. Да, да, конечно! Одни люди живут за счёт других.	»
— Теодор Драйзер

Если бы Фрэнк не был таким впечатлительным мальчиком, он бы сообразил, что в реальной дикой природе, не будь аквариума, каракатица никогда не стала бы добычей омара — она бы уплыла быстрей, чем он поднял клешню. В этом, собственно говоря, и весь парадокс натурализма: писатели воображали себе жизнь «по законам природы», весьма поверхностно представляя себе эти законы. А самое главное: если все люди не более чем скопище животных рефлексов, и всеми ими правят инстинкты, а судьба от рождения задана биологией — то какой смысл книги-то писать? Для кого? Для рефлексов, что ли? Хотя последовательный натуралист ответит на это — да, именно так, я пишу книги с той же целью, с какой павлин распускает хвост — не принести в мир красоту, а привлечь самок для совокупления. Но, опять-таки, не все с этим согласны, да и биология демонстрирует, что чем выше уровень развития вида, тем меньше его поведение определяется инстинктами.

Поэтому как литературное направление натурализм живёт недолго, каких-то лет тридцать, а потом забывается (натуральная школа в XIX веке, натурализм Золя и Драйзера на стыке веков, новый реализм послевоенного итальянского кино). Но как творческий метод в арсенале художников, натурализм жив и по сей день.

Натурализм как метод

В этом смысле «натурализмом» зовут преувеличенно-точный показ подробностей, объективно не играющих настолько важной роли, но уж точно составляющих заметную и общеизвестную часть натуры, реальности. Например, если автор в деталях показал или рассказал, как персонаж хворает, какает или совокупляется — это могут назвать натурализмом. Если художник (или скульптор) вкладывает бездну трудов в то, чтобы с фотографической точностью выписать (или изваять) каждую морщинку на лице и каждый орденок на груди — это тоже могут назвать натурализмом.

Сам по себе этот метод был широко введен как раз писателями и художниками-натуралистами (Драйзер, Мопассан, Золя, Стриндберг, Куприн, Фремье, Лермитт, Мут), но в отрыве от натурализма как течения вполне работает — например, Тёмное фэнтези его активно использует, при том, что сам жанр как таковой от описания действительности весьма далек.

Излишнее увлечение натурализмом как приёмом приводит к такому явлению, как Избыточный натурализм.

И, разумеется, восприятие каких-то подробностей как натуралистичных весьма культурно-специфично и зависит от системы общественных табу. Тексты других литератур и эпох вполне могут содержать такие подробности, от которых у чопорного натуралиста начала XX века волосы дыбом встанут (см. сравнительно невинное Житие протопопа Аввакума, им самим написанное)

Ну и совсем уж третье значение термина: натуралистом могут называть ещё творца, создающего произведения о природе. Виталий Бианки, например, писатель-натуралист.